Искусство наступать на швабру - Абаринова-Кожухова Елизавета - Страница 33

• Предыдущая
• 33/96
• Следующая

— Как бы там ни было, Наденька, но вы обладаете большой ценностью, — уважительно покачал головой Петр Петрович. — Я хотел сказать, культурной ценностью.

— А я как раз хотела поговорить с вами о его, так сказать, материальной ценности, — подхватила Надя. — Собственно, письмо принадлежит не мне, а одной моей подруге, которая вынуждена его продавать по причине стесненных материальных обстоятельств.

— И, должно быть, ваша подруга — правнучка Ушаковой? — спросил Петр Петрович, как-то странно глянув на свою собеседницу.

— Почти, — обаятельно улыбнулась Надя. — Она правнучка ее горничной.

— Вообще-то у меня есть возможность устроить выгодную продажу, — чуть подумав, произнес искусствовед. — И сколько ваша подруга хотела бы выручить за письмо?

— Желательно сто тысяч, — не задумываясь ответила Надя. — Минимум девяносто.

— Ну что ж, письмо Александра Сергеича того стоит, — со знанием дела заметил Петр Петрович. — Однако хотелось бы прежде на него взглянуть.

Надя раскрыла сумочку и протянула Петру Петровичу сложенный вчетверо лист:

— Это ксерокопия. Вы можете ее изучить и убедиться, что там действительно автограф Пушкина.

— Да, пожалуй. — Петр Петрович бережно сунул листок во внутренний карман поношенного плаща. — Знаете, вашей подруге крупно повезло — как раз сейчас в Кислоярске гостит один мой знакомый бизнесмен, большой любитель искусств. Настоящий Третьяков, но удивительно скромный: скупает картины и вообще всякие художественные ценности, а потом совершенно бескорыстно дарит их музеям и научным институтам.

— Я тут на днях читала в одной газете, будто некто, пожелавший остаться неизвестным, передал в Пушкинский дом неизвестные письма Тургенева, — подпустила Надя. — Это случайно не он?

— Он самый, — радостно закивал Петр Петрович. — И ни за что не захотел, чтобы его имя предали гласности! По правде сказать, до знакомства с ним я и не знал, что такие люди еще встречаются.

— Взглянуть бы на него, — вздохнула Надя.

— Если хотите, я вас познакомлю, — с готовностью предложил Петр Петрович, — только, боюсь, вас ждет разочарование: по внешности и манерам он типичный «новый русский». Это, конечно, своего рода маскировка, чтобы не выглядеть «белой вороной»…

— Нет-нет, раз он такой скромный человек, то не стоит, — завозражала Надя. — Может быть, если он согласится приобрести письмо, то нельзя ли все провести через вас? Заодно и сами сколько-нибудь заработаете…

Надя заметила, как загорелись глазки у искусствоведа, но ответил он примерно так, как Надя и ожидала:

— Когда речь идет об искусстве, а тем более о Пушкине, я отвергаю любые корыстные мотивы! — Однако, немного помолчав, он добавил: — Если я уговорю бизнесмена дать сто тысяч, то согласится ли ваша подруга десять тысяч заплатить мне?

— Не сомневаюсь, что согласится, — уверенно ответила Надя. — Ей так нужны деньги, и как можно быстрее, что торговаться она не станет.

— Ну так как же мы договоримся? — уже совсем по-деловому заговорил Петр Петрович. — Давайте так: я ознакомлюсь с письмом, поговорю со своим другом-меценатом, а потом сообщу результат. Можно ли узнать телефончик либо ваш, либо вашей подруги?

Надя на минутку задумалась: «Да, этого мы не учли. Если я дам свой здешний телефон, то Петр Петрович, или как его там на самом деле, может выяснить, что это — телефон особняка вдовы Лавантус, где квартирует Василий Дубов, и тогда рыбка сорвется с крючка. Ну что ж, придется изворачиваться».

— Видите ли, Петр Петрович, у меня нет телефона, а подруга живет в коммуналке и не очень афиширует свое пушкинское письмо, так что ей лучше не звонить — вдруг соседи по параллельному подслушают…

— А, понимаю, понимаю, — закивал Петр Петрович. — В таких делах всегда нужно соблюдать конфиденциальность. Тогда знаете что, Надюша, я вам оставлю свой телефончик — позвоните… Ну, скажем, завтра вечерком — за это время я успею оценить товар, то есть, простите, проверить подлинность письма, и столковаться с покупателем. — Искусствовед извлек из внутреннего кармана мятый листок и авторучку, что-то нацарапал и протянул Наде.

— Непременно позвоню, — закивала та, пряча листок в сумочку. — Только знаете что, Петр Петрович… Вообще-то я редко ошибаюсь в людях, а глядя на вас могу сказать, что почти на девяносто девять процентов уверена в вашей совершенной честности и порядочности…

— Ну зачем вы так, — смутился искусствовед.

— Это я к тому, что «доверяй, но проверяй», как говаривал Рейган.

— Да, безусловно, — согласился Петр Петрович. — Контроль — первая вещь в любом деле.

— Ну вот, — продолжала Надя, — если ваш меценат решится приобрести письмо, то при акте купли-продажи я непременно буду сопровождать свою подругу, и мы обязательно проверим и даже пересчитаем все деньги.

— Это ваше право, — недовольно буркнул Петр Петрович.

— Поймите, это не от недоверия к вам или, упаси боже, к вашему другу, а просто обычная мера предосторожности. Тем более, я слышала, что совсем недавно здесь же, в Кислоярске, одной даме всучили так называемую «куклу» — пустые бумажки в пачках из-под долларов.

— Извините, не в курсе, — чуть вздрогнув, проговорил Петр Петрович.

— Нет, ну это я так, к слову, — деланно смутилась Надя. — Я уверена, что с вами у нас подобных недоразумений возникнуть просто не может… Ну хорошо, я пойду, так что ждите звонка.

Пожав руку Петру Петровичу, Надя неспешно удалилась, а ее собеседник вернулся к недопитому пиву.

Приближалось время обеда, и зал ресторана «Три яйца всмятку» постепенно наполнялся посетителями. Сидевшие за столиком в дальнем углу две женщины — Надежда Чаликова и ее подруга, крупная осанистая дама в красном платье до пят — то и дело поглядывали в сторону входных дверей: с минуту на минуту должен был появиться Петр Петрович. Однако всякий раз входил кто-то другой.

— Ну, теперь-то уж точно он, — загадала Надя, когда дверь в очередной раз приоткрылась. Но ошиблась — в зал вошел собственной персоной доктор Серапионыч. Заметив Надю, он приветливо помахал ей рукой, а сам направился к столику в середине зала, где уже уплетали обед и одновременно оживленно беседовали еще несколько человек.

— У них тут чуть не каждый день собирается милая компания, — низким грудным голосом сообщила Надина подруга. — Доктор Владлен Серапионыч, инспектор Столбовой, турбизнесмен Ерофеев. Вон та дама в темном — историк Хелен фон Ачкасофф. Обычно еще бывает частный сыщик Дубов, но сегодня что-то не видно…

Тут дверь вновь раскрылась, и в зал вошел Петр Петрович. При нем была огромная хозяйственная сумка — столь же старомодная, как его болониевый плащ. Увидев Надю с подругой, он тут же направился в их угол:

— Добрый день, сударыни.

— Вот это и есть искусствовед Петр Петрович, — сказала Надя. — А это моя подруга, э-э-э…

— Василиса Николаевна, — представилась дама. — Ну что же, дорогой Петр Петрович, к делу?

— Да-да, разумеется, — подхватил Петр Петрович. — Надеюсь, письмо при вас?

Вместо ответа Василиса Николаевна извлекла из-под разреза платья большой незаклеенный конверт и протянула его искусствоведу. Петр Петрович с неподдельным трепетом вынул оттуда несколько пожелтевших листков, исписанных характерным пушкинским почерком.

— Да, все в порядке, — констатировал он, внимательно осмотрев письмо. — Мой друг-меценат будет очень доволен. А это вам, — похлопал он по сумке. — Девяносто тысяч, как договаривались. Будете проверять?

— Будем! — решительно заявила Чаликова.

— Здесь девяносто пачек по тысяче, — пояснил Петр Петрович. — Стало быть, в каждой по сто десятидолларовых банкнот.

Василиса Николаевна запустила руку в сумку, извлекла первую попавшуюся пачку и, чуть сдвинув обертку, принялась ловко, будто заправский кассир, пересчитывать купюры.

— Вы что, прямо здесь?.. — изумился Петр Петрович. — Может быть, лучше пройдемте в отдельный кабинет?

— Да зачем же? — лучезарно улыбнулась Надежда и принялась пересчитывать другую пачку. — Мы ж ничего дурного не делаем, напротив — помогаем пушкиноведам приобрести новую бесценную реликвию!

• Предыдущая
• 33/96
• Следующая