Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир - Страница 51

— После всех этих лет ты не можешь просто уйти, даже не поговорив, — молвил я.

— Я не вижу смысла в сценах, Димитрис, — не оборачиваясь, ледяным голосом произнесла Джен. — Вчера мы с тобой выяснили наши отношения, и мне этого достаточно. Сейчас я спокойна и не намерена больше нервничать.

— Вчера я был пьян и не соображал, что я говорил. Пожалуйста, пр…

— Нет! — Джен вдруг решительно обернулась ко мне. — Не унижайся, не рассыпайся в извинениях. Тебе это не пойдет, и это в любом случае будет неискренне.

— Неискренне?! Да мне правда невероятно стыдно!..

— Верю. Тебе стыдно из-за того, что ты не контролировал себя, но не из-за своих слов. Все, что ты вчера сказал, шло прямо у тебя из души. Такие слова не появляются на пустом месте, мы оба это понимаем. Будь ты таким крутым, каким пытаешься казаться, ты давно нашел бы в себе мужество сказать это. А так тебе понадобился для этого допинг, как и многим мужчинам. Но ты это сказал. Так было нужно. И не надо сейчас пытаться повернуть все вспять. Это никому не нужно — ни мне, ни тебе.

Под обличающим взглядом Джен, которая, вопреки моему убеждению, что она совершенно меня не понимает, сейчас видела меня насквозь, я почувствовал себя голым. Все извинения, придуманные по дороге, были начисто забыты, и мне оставалось лишь печально вздохнуть.

— Знаешь, Дженни, — я присел на кровать. — Я не утверждаю, что у нас все идеально. Но нам стоило поговорить об этом по-человечески. Мы наверняка нашли бы другое решение…

— Зачем искать «другое решение»? — Джен была удивительно спокойна. — Я не вижу смысла пытаться склеить вместе две части, которые друг другу не подходят.

— Если бы мы друг другу не подходили, мы поняли бы это намного раньше…

— А мы бы и поняли, если бы захотели. Может, и понимали в душе. Но нам комфортнее было обманывать себя, что мы якобы любим друг друга, хотя на самом деле нам просто было удобно проводить вместе время, и, может быть, отчасти, нам было жалко и страшно расставаться. Не будучи честными перед собой, мы тем более не могли быть честными друг перед другом. А теперь кто-то из нас наконец положил этому конец. Вот и все.

— Дженни, ты кажешься спокойной, но в тебе сейчас наверняка говорят эмоции.

— Вовсе нет.

— У нас ведь далеко не всегда и не все было плохо! — я в отчаянии схватился за голову, не желая признавать очевидной правоты ее жестоких слов. — Вспомни хоть «Антарктиду», те две недели! Разве нам было вместе плохо?!

Я вспомнил ее там, на пляже — веселую и счастливую. Кожа Дженни, в отличие от других отдыхающих, так и оставалось белой, ведь она, как будущий врач, практически не бывала на открытом солнце и обильно мазала кожу кремом с супервысокой степенью защиты от солнца. Она выходила из-под зонтика лишь для того, чтобы вместе со мной присоединиться к игре в пляжный волейбол. Играла она хорошо, и ей это нравилось. Хорошо помню ее улыбку, раскрасневшиеся щеки. Помню, она ходила в черной кепке и белой футболочке, постоянно мокрой от морской воды. Когда я обнимал ее, то сдергивал с нее кепку, чтобы вдохнуть аромат ее волос. Мне очень нравилась ее тогдашняя прическа — прямые, ровные волосы средней длинны, аккуратная челка прикрывает лоб…

— М-да, — по лицу девушки вдруг прокатилось мечтательное выражение.

Ее пальцы мягко коснулись ожерелья из ракушек, которое лежало на тумбочке у кровати. Шелест ракушек, касающихся друг друга, казалось, на миг оживил в памяти девушки те прекрасные мгновения, словно ее лицо внезапно обдал легкий порыв освежающего океанского бриза. Но уже мгновение спустя на лицо Дженни вернулось прежнее спокойно-печальное выражение. Пальцы разжались, и бусы упали на кровать.

— Пусть останется тебе. Или следующим жителям этой квартиры.

— А это что, по-твоему, тоже не эмоциональный поступок?! — уцепился я за этот жест, как за последнюю надежду. — Я же вижу, Дженни, что эта вещь, связанные с ней воспоминания, еще кое-что значат для тебя!

— А я и не спорю с этим, Дима. Я же не снежная королева. Я не утверждаю, что нам с тобой нечего вспомнить хорошего. Конечно же, есть. Я не могу в один миг забыть о тех прекрасных мгновениях. Мне будет тяжело с ними расстаться. Но я считаю это правильным, честным. Я не могу прожить всю жизнь с пеленой на глазах, вспоминая о цветке, который ты подарил мне в «Юнайтед», когда нам было по четырнадцать, или держась за эти бусы из ракушек. Эти вещи — всего лишь напоминание о прошлом, о днях, которые прошли и никогда не вернутся. А кроме прошлого есть еще настоящее и будущее.

«Неужели у нас все действительно прошло?» — подумал я, вздохнув и взявшись за голову. Воспоминания о том, как мы переписывались с ней ночами, строя планы о счастливом будущем вместе, все еще не угасли, все еще были свежи. Воздушные замки, которые мы строили, не имели ничего общего с реальной жизнью, теперь я понимал это. Но ведь мы верили в свои мечты. И в этом было что-то наивное и прекрасное, что-то такое, что не хотелось отпускать.

— Дженни, я не хотел бы, чтобы мы так расстались. Не хотел бы, чтобы мы стали врагами, — расстроенно прошептал я. — Ты должна знать, что мне очень жаль. Мои слова, и то, что у нас было с Риной — все это лишь ужасная ошибка. Ты мне очень дорога, и я ни за что не хотел причинить тебе боль.

— Я это знаю, Дима, — тяжело вздохнув, прошептала Дженни после паузы, вдруг совершенно сдувшись и потеряв свою холодную решительность. — Ты никогда не станешь для меня врагом. Просто нам не суждено быть вместе, и мне казалось, что будет проще, если мы расстанемся быстро, безо всех этих объяснений. Мне не хотелось, чтобы мы травмировали друг друга.

— Если дело в Рине, то ты должна знать, что у меня нет к ней никаких чувств, это было просто…

— Дело не в ней, Дима, — она глубоко вдохнула, собираясь с силами для какого-то признания, но так и не решившись его произнести.

— У тебя ведь тоже кто-то есть, да? — поинтересовался я, внезапно вспомнив один эпизод нашего вчерашнего разговора, которому я тогда не уделил должного внимания.

— Я никогда не изменяла тебе, Дима, — решительно произнесла она, а затем замялась, кажется, вспомнив свой университетский роман в годы моего заточения в «Вознесении», и нехотя добавила. — … с тех пор, как мы живем вместе. Это правда.

Я чувствовал, что она сказала не все — проследует продолжение.

— Но есть человек, у которого есть ко мне чувства. И, возможно, эти чувства взаимны.

— Ты ведь была вчера с ним, да? Ездила с ним в Перт? — мои губы инстинктивно сжались то ли от боли, то ли от гнева, но в душе была лишь пустота.

— Я не ездила в Перт, — как и стоило ожидать, ответила она с ноткой вины в голосе.

— Кто он?

— А разве это важно, Дима? Ты же не собираешься устраивать мне сцены ревности после того, что произошло вчера?! — на лицо Джен вернулось решительное выражение. — Мне нужен человек, который любит и понимает меня, который находится рядом со мной, и мысленно тоже. Ты не хочешь, не готов быть таким человеком. Ты ведь это знаешь. Твоя жизнь — это твои воспоминания о доме, это твоя полиция, твои тренировки. Все что угодно, но только не я. Я была в твоей жизни лишь декорацией — может быть, приятной для глаз, но вовсе необязательно й. Но я хочу другого.

— Я понимаю, — мрачно кивнул я. — Прости, что разочаровал тебя.

— Вовсе нет, — печально вздохнула она. — Просто наше время прошло.

Мы обнялись на прощание, но это были не объятия возлюбленных — скорее старых друзей, которые расстаются надолго, а может быть, навсегда.

— Мне пора, Дима. За моими вещами приедет служба доставки, — закусив губу, чтобы не заплакать, Джен несколько поспешно схватила свою сумочку и прошептала. — Прощай.

— Прощай, Дженни.

Я понимал, что больше десяти лет жизни невозможно просто так вычеркнуть из жизни вместе с хлопком двери. Нас все еще связывало много воспоминаний, которые долго еще будут напоминать о себе вспышками ностальгии. Нас еще ждут бессонные ночи, которыми мы будем смотреть на лица друг друга на коммуникаторах и бороться с соблазном набрать номер человека, с которым привык просыпаться в одной постели. Но Дженни найдет в себе силы, чтобы перебороть это, в этом я не сомневаюсь. Найду и я.