Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир - Страница 37

Это было не только мое мнение, продиктованное личными чувствами и эмоциями. Евразийскому Союзу была посвящено значительное внимание в средствах массовой информации. И все больше телевизионных болтунов, называющих себя профессорами различных институтов, начинали открыто называть коммунистическое государство «геополитическим противником».

Я хорошо помню, как всего два года назад, в марте 80-го, отношения между Союзом и Содружеством накалились настолько, что некоторые всерьез опасались начала широкомасштабной войны. Тогда разразился скандал из-за выявления эпического по масштабам строительства, которое коммунисты уже три года тайно вели на территории полуострова Индостан. По оценкам экспертов строительной корпорации «Нагано констракшн», которым были предоставлены на изучение разведывательные аэрофотоснимки, речь могла идти о сооружении исполинского подземного комплекса, рассчитанного на пребывание не менее чем миллиона человек. Даже по самым оптимистичным оценкам, строительство могло занять еще двадцать лет. Но, если бы подобное сооружение действительно появилось в центре индийских пустошей, то это было бы серьезной претензией на то, что полуостров обрел нового хозяина.

Сидящие в Канберре люди, называющие себя «индийским эмиграционным правительством», выразили решительный протест против действий коммунистов. В ответ на это сам генеральный секретарь ЦК КПК назвал их «безвольными марионетками в руках Патриджа, не имеющими никакого отношения к трудолюбивому индийскому народу» и посоветовал им «не квакать».

Поняв, что строительство больше не составляет тайны, генсек открыто объявил, что «более трехсот тысяч рабочих, добровольно собравшихся под флагами Пятого Коммунистического Интернационала, председателем которого я имею честь являться, титанически трудятся над строительством ультрасовременного города будущего, который станет новым домом для них и их детей. Этот амбициозный план обязательно исполнится, и плод их труда станет жемчужиной нового Индостана, откуда начнется новое заселение этих прекрасных, плодородных земель».

Признание всего Индостана зоной влияния Союза явно не входило в планы Протектора Содружества наций. Об этом красноречиво сказал появившийся в Индийском океане авианосец и обнародованный в прессе проект по запуску крупной военно-морской базы на побережье Индокитая. Противоречия попытались сгладить в преддверии Олимпиады, однако евразийцы не шли на переговоры по Индостану и наращивали темпы своего строительства, демонстрируя свое презрение к геополитическим претензиям Содружества наций.

— До ангелов им далеко, Дима. К сожалению, это сверхдержава, под контролем которой находится половина суши всего Земного шара, треть оставшегося населения планеты и крупнейший в мире арсенал оружия массового поражения. Человечество не настолько безнадежно, чтобы начать Четвертую мировую войну. Ее уже точно никто не переживет.

— Может быть, это единственный шанс для этой планеты наконец излечиться.

— Я представляю себе, что ты сейчас чувствуешь, Димитрис, — мягко молвил Роберт. — Ты сейчас немного не в себе, и это нормально. Тебе требуется отдых. Прошу тебя, отдохни у нас в гостиной. Прими снотворное, если надо, и ляг спать. Утро вечера мудренее.

— Лечь спать? — я удивленно посмотрел на Роберта, гадая, правда ли он верит, что я смогу уснуть.

Взяв наконец себя в руки, я поднялся с кресла.

— Спасибо тебе большое за все, Роберт. Твоя поддержка очень важна для меня. А сейчас мне пора.

— Постой, Дима, не глупи только, — генерал тоже поднялся, посмотрев на меня с искренним участием и беспокойством. — В твоих мозгах сейчас каша. Я ни за что тебя не отпущу. Останешься у нас, Руби тебя накормит и положит спать на гостевом диване.

— Это исключено. Я не могу вас так стеснять…

— Да оставь ты свои реверансы! — рассердился генерал, едва ли не силой усаживая меня обратно на стул. — Мы с тобой не чужие люди, ясно?! Ну-ка звони Джен и докладывай, что останешься тут!

— Роберт, я правда должен вернуться. Я не могу просто оставить Джен ночевать одну.

— Ну ладно, — согласился с этим соображением Роберт. — Тогда я вызову тебе такси прямо сейчас. Какой там у вас адрес?

— В этом правда нет необходимости…

— Не спорь со мной! — решительно покончил с препирательствами офицер.

Тогда я не нашел в себе силы, чтобы настаивать. Не знаю, чем бы я занялся, если бы все-таки вышел из квартиры Ленцов пешком. Вряд ли вернулся бы домой. Наверное, просто бродил бы по городу, как сомнамбула, натыкаясь на прохожих. Мой упорядоченный и отлаженный до мелочей мирок провалился в пропасть, а на его месте образовался вакуум. Казалось ничто не способно заполнить эту пустоту.

Может быть, это изменит время.

Сам не знаю, как я умудрился сдать экзамены и защитить бакалаврский диплом в этот период. Уж точно не благодаря сочувственным поблажкам — ведь о моем горе не знал никто из однокашников и преподавателей. Я не мог рассказать правду о судьбе Владимира и Катерины Войцеховских, спрятанную под грифом «Совершенно секретно», не мог даже открыто носить траур по своим родителям, не говоря уже о том, чтобы назвать настоящих виновников их гибели.

В полицейской академии не принято было углубляться в личную жизнь сокурсников. Мало кто из курсантов ФСОРД-407, моей новой группы, знал хоть что-нибудь о моей биографии до прибытия на Пятый континент, за исключением того немногого, что стало известно общественности из-за скандала в 82-ом, да и том не все слышали, а многие забыли. По вполне понятным причинам я не распространялся лишний раз о своем прошлом, которое было не лучшей рекомендацией для работы в правоохранительном органе Содружества. Ни с кем из новых одногруппников я не сблизился так, как с некоторыми старыми корешами с ФЗОПАТ, поэтому лишь немногие из них замечали мое мрачное настроение в период экзаменов, и этих немногих вполне удовлетворял краткий ответ «Ничего серьезного».

Лето 83-го стало самым безрадостным периодом в моей жизни, опередив даже годы заточения в интернате. Даже тень улыбки не пробежала на моем лице, когда было объявлено, что я блестяще сдал экзамены и окончил предпоследний курс академии. Ведь на этом свете не осталось больше людей, любящий взгляд которых мог бы стать мне лучшей наградой за эти успехи.

Весь мир виделся мне в мрачных тонах. Так, я осознал, что у меня не было настоящего дома. Ведь дом — это нечто большее, чем четыре стены, в которых ты спишь. Это место, где живут люди, которых ты любишь, и куда ты стремишься вернуться. Наша комнатушка в Студенческом городке так и не стала для меня этим местом. Четыре года я старательно не замечал этого, окунувшись в монотонную рутину нашего с Джен существования. Но страшные слова, услышанные 28-го мая, разбудили меня, словно раскат грома прямо над головой посреди ночи, и открыли глаза на всю ущербность и пустоту того мирка, в котором я пытался жить, убеждая себя, что так и должно быть. После перенесенной встряски я не способен был заставить себя вновь погрузиться в приторно-сладкий синтетический сон.

Грядущая стажировка в полиции была едва ли не последней шлюпкой, на которой я мог спастись от разрушительных размышлений и глубокой депрессии. Воспользовавшись этим шансом, я с головой окунулся в адские будни 122-го полицейского участка Восточного округа Сиднея, погрязнув в самых низах разнообразнейших человеческих грехов и пороков, сокрытых под благовидной внешней мишурой цивилизованного общества в «зеленой зоне» крупнейшего города на Земле.

Меня «прикрепили» к сержантам-детективам Паттерсону и Филипсу, которые расследовали в основном, насильственные преступления. Подавляющее большинство этих преступлений совершалось на бытовой почве, в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, или под воздействием различных психических расстройств, которые весьма часто встречались в условиях жизни в Гигаполисе. Расследование этих преступлений, чаще всего, не требовало навыков Шерлока Холмса — мотивы лежали на поверхности, а подозреваемые редко отрицали свою вину.