Холм демонов - Абаринова-Кожухова Елизавета - Страница 79

• Предыдущая
• 79/91
• Следующая

— Так может, вы у нас и останетесь? — с надеждой спросил Васятка. — А, дядь Сань?

— Не знаю, — усмехнулся Селезень, — Да и загадывать наперед не хочу.

Майор легко, по-кошачьи выпрыгнул из окопчика.

— Пойдем-ка лучше, друг Васятка, соснем часок, — обнял он парнишку за плечи. — Завтра будет горячий денек. Вот коли, Бог даст, жив останусь, тогда и на будущее загадывать буду.

— Тьфу, тьфу, — испуганно сплюнул через левое плечо Васятка.

Когда у скоморохов уже тихо «поехала крыша», да и сам Дубов начал испытывать подступающее отчаяние, детектив услышал какое-то неясное бормотание. «Что это, звуковые галлюцинации? — тревожно подумал Василий. — Тогда дело дрянь…»

— Мисаил, это ты? — строго спросил он.

— Что?! — нервно вскрикнул Мисаил.

— Тогда ты, Антип?

— А я думал, что это ты, Пахомыч…

Тем временем бормотание становилось как будто отчетливее, и Василий, напрягши слух, разобрал некоторые слова:

— Свовочи все, свовочи… И куда эти придурки, Анисим с Вячесвавом подевавись?.. Самому, что ли, этого гвупца Савватея кончать?.. Чевт бы их всех побвал…

Злобное бормотание становилось все отчетливее, и вдруг в конце тоннеля на миг блеснул свет. Мисаил истерически вскрикнул.

— Тише! — зашипел Василий.

— Так это же покойник встал из гроба! — с отчаянием прошептал Мисаил. — Все, нам конец…

— А по-моему, это только начало, — обреченно вздохнул Антип.

— Кричите, кричите, — продолжал между тем свое ворчание «покойник». — Я вас не боюсь, потому как вы мевтвецы, а я ешшо живой… И так скоро помивать не собиваюсь…

— Вперед! — вполголоса скомандовал Дубов. — Он-то нас и выведет, куда надо. И умоляю вас, старайтесь не шуметь.

Держась за руки, гуськом все трое дошли до конца коридора, откуда продолжал доноситься голос. Там коридор упирался в другой проход, и шагах в тридцати слева от себя путники увидели какую-то темную фигуру, держащую в руке фонарь. Светильник раскачивался, и по неровным стенам металась тень незнакомца.

— Вперед, за ним, — шепотом велел детектив, и вся троица, стараясь не создавать лишнего шума, двинулась вслед за темной фигурой.

— Он заведет нас в самую преисподнюю, — не удержался от замечания Мисаил. И вполголоса добавил: — Как одинок среди немых гробов Сей еле слышный голос человека…

— Мисаил, помолчи, пожалуйста, — с еле сдерживаемой яростью попросил Дубов. Он внимательно прислушивался к ворчанию человека со светильником:

— И эта Мивиктьиса — дура стоевосовая… Все кругом — или дураки, или воры, как с такими дело иметь…

Василий слушал и диву давался — неужели это злобное бормотание принадлежало тому самому Седому, или дяде Митяю, которого он поначалу принял за ново-мангазейского бургомистра и который так очаровал его в доме Миликтрисы Никодимовны? Но сомнений не оставалось — то был именно он.

Вдруг стены узкого тоннеля раздвинулись, и фонарь Седого осветил своды знакомой залы с мраморным гробом посередине — оказывается, Василий сбился с пути в непосредственной близости от конечной цели подземного путешествия.

И не успел дядя Митяй сдвинуть факел, чтобы проникнуть в тайник, как в зале раздался грозный голос: «Руки вверх!», а следом ярко вспыхнул второй фонарь, резко высветив на фоне замшелой стены три темных силуэта. Дядя Митяй попятился было к одному из четырех выходов из залы, однако Дубов, подскочив, схватил его за шиворот и вернул на середину.

— Сопротивление бесполезно, дядя Митяй, — крикнул детектив, и его слова громовым эхом отозвались под высокими сводами. И, понизив голос, добавил: — Или прикажете называть вас полным именем — Димитрий Мелхиседекович Загрязев?

— Зовите, как хотите, — ответил дядя Митяй, расплывшись в доброй улыбке, совсем не соответствующей его незавидному положению. — Я вижу, что вы меня высведили. Очень ховошо. Ну вадно, я понимаю, что вам нужны деньги, — продолжал он, безмятежно переводя взор с Василия на скоморохов. — Сотня зовотых вас устроит? Или надо больше?.. Чевт побери! — спохватился дядя Митяй. — Вы же сведили за мной, а не за Дубовым!

— Это не совсем так, дядя Митяй, — усмехнулся Дубов. — Дубова я могу предъявить вам хоть сейчас.

— О, пьеквасно! — обрадовался Седой. — Вы что, пьиташшили его прямо сюда? Ну, тогда отпадают и хвопоты по сокрытию тела.

— Д-да, пожалуй, — согласился Василий и извлек из внутреннего кармана какую-то маленькую баночку. Когда он открыл ее, то по смрадному подземелью разнесся весьма приятный запах, исходящий от зеленоватой мази, что была в баночке. Детектив помазал себе лицо и что-то прошептал. И тут произошло нечто совсем неожиданное: черты лица резко изменились, став более мягкими, куда-то исчезли залысины, и перед скоморохами и дядей Митяем предстал совсем другой человек.

— Дубов! — в ужасе вскрикнул дядя Митяй и в изнеможении опустился на сырой пол.

— Совершенно верно, я — Василий Дубов, — будничным голосом произнес детектив. — Вижу, вы меня сразу признали.

— Возьмите все, — вдруг залепетал дядя Митяй, ползая по полу, — все бевите, только не губите!..

— Встаньте! — брезгливо бросил Дубов. — Проигрывать тоже нужно достойно.

— Все возьмите, все, — истерично бормотал Седой, — я вам дам еще больше, гораздо больше…

— Сколь мелок он, сколь жалок, сколь ничтожен, — не удержался Мисаил от цитаты из какой-то душещипательной трагедии.

— Вот именно, — одобрительно кивнул Дубов. — С одним только добавлением — на совести этого человека не менее трех загубленных человеческих душ. А если хорошенько посчитать, то и гораздо больше.

— Непвавда! — подал голос дядя Митяй. — Ну посмотрите на меня, какой же я убивец? Я и мухи не способен обидеть.

— О ваших отношениях с мухами я ничего не знаю, — ледяным тоном ответил детектив. — А что касается людей, то сами вы их, конечно же, не убивали. За вас это делали другие. Раньше — некто Манфред Петрович, которого вы убрали за то, что он слишком много знал, а в последнее время — некие Анисим и Вячеслав. Именно они убили сначала Манфреда, а затем еще ряд людей, в том числе отставного военного Данилу Ильича и даже духовное лицо — отца Нифонта, который в поисках своего племянника Евлампия узнал больше, чем ему было положено. Если желаете, я могу сказать, во сколько монет вы оценивали человеческие жизни, но это, конечно, уже частности.

— Я это девав ради Очечества! — пискнул дядя Митяй. — Будущие поколения меня опвавдают!..

— Едва ли они вас оправдают за то, что вы подготавливали почву для завоевания Новой Мангазеи князем Григорием, — возразил Дубов, — и с этой целью устраняли всех, кто мог вам в этом помешать. Правда, поначалу я не мог понять, какую роль во всей вашей деятельности играет Миликтриса Никодимовна, но теперь, кажется, понял: она поставляла для вас «одноразовых» исполнителей для совершения таких убийств, которые нельзя было поручить деятелям вроде Анисима и Вячеслава. Не так ли, дядя Митяй? — Тот молчал, угрюмо уставившись в пол. — Ясно, что воевода Афанасий — это значительная личность, и его убийство непременно должно вызвать самое тщательное разыскание. И если бы нашли наемников, то могли бы открыться и другие их деяния, и в конце концов вышли бы на вас. А так — Евлампий делает свое дело, то есть убивает Афанасия, потом бесследно исчезает, тут уж постарались все те же Анисим с Вячеславом, и если даже следствию что-то удастся раскопать, то до истинного убийцы им так просто не добраться.

— Но ты же добрался, Савватей, то есть… — замялся Антип.

— Зовите меня по-прежнему, Савватеем, — улыбнулся Дубов. — А если хотите, то Василием Николаичем. — Да, я добрался. Но это моя работа и мой долг, — не без некоторого пафоса произнес детектив. — Теперь встает новый вопрос — что делать с ним?

— То есть? — тряхнул волосами Мисаил.

— Какого наказания достоин этот человек, дядя Митяй, он же Седой, он же Димитрий Мелхиседекович Загрязев, за свои черные деяния?

— Пьекватите этот самосуд! — захорохорился дядя Митяй. — Я требую, чтобы меня судил Мангазейский суд, самый ствогий и спваведливый!

• Предыдущая
• 79/91
• Следующая