Холм демонов - Абаринова-Кожухова Елизавета - Страница 70
- Предыдущая
- 70/91
- Следующая
А сверху с жутковатой улыбкой, достойной разве что крокодила, смотрел на него заморский путник.
— Ты кто? — насторожился Петрович.
— Барон фон Херклафф к фашим услугам, херр разбойник, — все так же улыбаясь отвечал тот.
— Петрович, — подал голос длинный, — он тебя обозвал!
— Сам слышу, — огрызнулся Петрович. — Не нравлюсь я ему, поди.
— О найн! — еще пуще расплылся господин. — Найн, я люблю таких маленьких и румяненьких. Их бин хуманист.
— Пора рвать когти, — пробормотала девица, но было поздно: длинная сухая рука вцепилась Петровичу в рубаху.
— Сейчас я буду тебя… как это гофорят? — прошипел заморский гость. — Ах да — ку-у-ушать.
— Что? — вскрикнул Петрович.
— Ням-ням! — уточнил улыбчивый господин.
— Спасите! — заверещал Петрович. — Помогите! Убивают!
Но все его злодеи уже неслись беспорядочной толпой в сторону леса.
— Ой, маманя! — продолжал голосить Петрович. — Не надо!
— Надо, майн херц, — ощерился длинными и острыми зубами кровожадный иноземец. — Надо!
И спасла Петровича от страшной погибели его гнилая рубаха. В самый смертельный момент она порвалась. А иначе быть бы Соловью главным блюдом на обеде заморского людоеда. Сначала он плюхнулся на дорогу, но тут же подскочил и с небывалой прытью понесся вослед за своей бандой, все так же продолжая голосить:
— Убивают!!! Помогите!!!
А господин из кареты с досадой осмотрел кусок холстины, оставшийся в его когтистой руке.
— Качестфо — гофно, — грустно пробормотал он и кинул тряпицу на дорогу. — Такой фкусный есть убежать. Шайсэ!
И карета, волоча за собой пыльный шлейф, покатила дальше.
А бледный и трясущийся Соловей сидел на верхушке дуба, вцепившись в дерево мертвой хваткой.
— Я же невкусный, — бормотал он, — совсем невкусный…
— Эй, Петрович слезай! — кричали ему снизу злодеи. — Он уже укатил. Не боись!
Но Соловей будто не слышал их:
— Я совсем невкусный лиходей и душегуб… Зачем меня ням-ням?..
Барон фон Херклафф, столь непочтительно обошедшийся с Грозным Атаманом, следовал в Белую Пущу аж из самой Ливонии, где почитался персоной уважаемой и влиятельной. И о его влиятельности весьма красноречиво говорит история, случившаяся в Риге несколько лет назад.
Заполучив мешок с золотом, господин Херклафф сдал его на хранение под проценты двум солидным рижским купцам — герру Лунду и герру Трайхману, а сам отправился в одно из своих длительных путешествий.
Откуда он взял этот мешок и какого рода были его длительные путешествия — это вопрос отдельный, к которому мы возвратимся чуть позже. Что же до почтенных купцов, то они сразу по отъезду господина Херклаффа угодили в весьма неприятную переделку.
Во все времена и во всех странах находятся такие люди, для которых деньги являются не просто ценными бумагами или металлическими кружочками, но Идолом. Страшным языческим идолом, требующим кровавых жертв в свою честь. И имя этому идолу — золотой телец. Так вот, в Риге в ту пору был такой человек, который фанатично поклонялся этому божеству. Звали его Хейнер фон Трепш, но что самое скверное — он служил хранителем Рижской городской казны. Был он худосочен телом и изворотлив умом. А уж в душе его просто мухи дохли. Так вот, этот хитрый казначей возжелал ограбить и обесчестить преуспевающих купцов. Для этого он стал распускать по Риге слухи, что их предприятие является дутым и что его хозяева, прибрав к рукам денежки простодушных горожан, собираются сбежать к псковскому князю. Это было, конечно же, грязной ложью, так как купцы вели свои дела честно и толково. И именно поэтому господин Херклафф вложил свои деньги в их дело: не только сохранятся, но и приумножатся. А с псковским князем купцы действительно вели дела, но сбегать к нему, естественно, не собирались: Рига была куда как более выгодным местом для торговых дел. Через нее двигались товары из восточно-славянских земель в Европу: меха, мед, икра, водка. И во встречном направлении: дешевые яркие одежды, уже вышедшие из моды у куртуазных галлов; «чудодейственные» лекарства, сваренные немецкими алхимиками. Да в огромных количествах неочищенный спирт «Рояль», что значило по-ихнему — королевский. Хотя ни один монарший двор Европы к этой отраве руку не прикладывал. Разве что какой-нибудь доморощенный король бродяг и проходимцев Робин Гуд.
А коварный фон Трепш, затевая черное дело против купцов, решил к тому же совратить и их супружниц, почтенных купчих. Это было не слишком трудно, потому что сами купцы мало уделяли внимания женам — они большую часть времени проводили в своей конторе, иногда там же и ночуя. Они трудились не покладая рук над приумножением своего дела и денег, вложенных как крупными вкладчиками вроде барона Херклаффа, так и мелкими городскими обывателями, которые вносили по несколько талеров и получали по ним скромные дивиденды: кому жене на сапожки, кому на новую бричку. И трудолюбивые купцы даже не подозревали, что их степенные жены бегают к их будущему палачу в городскую ратушу, что на площади Лучников. Там у этого хитрого негодяя был за кабинетом устроен тайный будуар, где он и занимался дикими непотребствами с купчихами. Мы не будем здесь описывать их развратные оргии, но по городу ходили вполне близкие к истине слухи, в которые никто не верил — правда всегда звучит неправдоподобно. К тому же совершенно непонятно, для чего казначей это делал — ведь совращение и растление купчих не имело отношения к его денежным делам. Значит, остается предположить, что он делал это из любви к разврату в сочетании с мелочной подлостью. Мало ему было ограбить людей, так нет: надо было их еще и самих очернить, и жен их превратить в уличных девок.
В то время церковь св. Иакова приобрела за двести рижских талеров новый колокол. Для лучшей слышимости его повесили снаружи под небольшой кровлей, вроде голубятни. Видимо, поэтому колокол и прозвали «голубиным». Так вот, с этим колоколом было связано поверье, что он начинал звонить сам по себе всякий раз, когда мимо проходила неверная жена. Наши купчихи, уже растленные подлым казначеем, уговорили своих мужей посодействовать в съеме «голубиного» колокола. И простодушные купцы герр Лунд и герр Трайхман приложили все свое влияние на это дело, и в их головах даже мысли не возникло, что их жены им не верны.
А коварный фон Трепш уже готовил последнюю сцену этой драмы. И вот когда распускаемые им слухи наконец вылились в первые проблемы торгового дома наших купцов, он и возник на сцене. Казначей предложил Лунду и Трайхману принести ему на сохранение всю имевшуюся наличность, обещая выдать им грамоту, гарантирующую поддержку со стороны городской казны. Но большая часть денег находилась в обороте, и купцы передали фон Трепшу как раз тот самый мешок с драгоценностями, который оставил им барон Херклафф. Заполучив в свои алчные руки вожделенный мешок, двуличный казначей пригласил купцов в подвал Рижского замка, дабы отведать славного мозельского.
И вот все трое спустились в мрачное подземелье замка. Впереди шествовала худосочная и согбенная фигура жадного казначея. В его скрюченных от скаредности пальцах дрожал жестяной фонарь, озарявший неверным светом сырые своды подвала. И откуда вдруг в этом истощенном стяжательством и развратом тщедушном теле взялась такая ловкость и сила? Одного из компаньонов он толкнул в бочку с мозельским, где тот и захлебнулся, а второго ударил по голове черпаком. Затащив еще теплые тела в отдаленный угол винного погреба, злодей засыпал их всяким хламом: рыцарскими штандартами и ржавыми доспехами. Сделав свое черное дело, Трепш вернулся к вожделенному мешку золота. Он блестящими от возбуждения глазами разглядывал небольшие слитки со странными буквами «ц.ц.ц.п.».
На следующее утро горожане, придя к торговому дому герра Лунда и герра Трайхмана, обнаружили на дверях огромный замок и сообщение городского рата, что оба купца с деньгами исчезли в неизвестном направлении. Бюргеры, вложившие свои кровные трудовые талеры, пришли в крайнее возмущение и тут же устроили стихийный митинг. Этот митинг перерос в беспорядки, распространившиеся по всему городу. Во время беспорядков была, в частности, разрушена резиденция Магистра Ливонского ордена — Рижский замок, который был потом восстановлен лишь через несколько лет, как раз за год до описываемых в нашей книге событий. Во время ремонтных работ старые подвалы были засыпаны, и останки трудолюбивых, но доверчивых купцов были погребены окончательно.
- Предыдущая
- 70/91
- Следующая
