Холм демонов - Абаринова-Кожухова Елизавета - Страница 47

• Предыдущая
• 47/91
• Следующая

— Да-да, конечно, — засуетился доктор. — Извините нас, ради бога. — И, покосившись на майора, продолжал: — Просто сегодня Александр Иваныч подошел ко мне и сказал, что видел в нашем поселке бывшего омоновца Мыльника.

— Я сказал, что мне показалось, что я его видел, — поправил доктора Селезень.

— Но ведь так оно и оказалось! — парировал Серапионыч.

Дубов снова застонал, и, как бы упреждая вопросы о самочувствии, добавил:

— Нет, нет, уже легче.

— Да, ну так вот, — продолжал доктор, — я сопоставил это с сегодняшним рассказом Ерофеева, и мы с Александром Иванычем решили в этом деле разобраться. Нашли ту дачу, где он видел этого бандита, но на ней уже никого не было.

— Упустили! — горестно махнул рукой Селезень.

— Хозяин исчез вместе с какой-то подозрительной компанией, — продолжал доктор, — в которой был и Мыльник. Правда, Яшка Кульков, обитающий на той же улице, сказал нам, что позже хозяин вернулся и ушел с какой-то женщиной в черном платье. Но Яше, как известно, всюду, гм, прекрасный пол мерещится.

— Ох, не засоряли бы вы голову всякими глупостями недужному человеку, — попыталась вмешаться хозяйка. Но Дубов остановил ее жестом руки.

— Когда это произошло? — уже более осознанно спросил он.

— Вчера днем я видел Мыльника, — отвечал за доктора Селезень, — но сначала решил, что мне показалось, и подумал: бред. А сегодня вот поделился с Серапионычем. И мы пошли на ту улицу, но нам тамошние обитатели сказали, что хозяин со вчерашнего вечера на дачу не возвращался. Может, в город уехал с какой-то темной компанией. У него, кстати, вообще там всякие странные личности последнее время крутились. А на той улице как раз Феликс Алин живет. Ну, этот рифмоплет, который под Маяковского прикидывается. Вот мы к нему и завернули оглобли.

— Да, — скорбно покачал головой Серапионыч, — и нам даже пришлось выслушать поэму о советском паспорте. А что поделаешь? Нам же надо было выведать у этого пролетарского поэта, что он видел. И, как оказалось, таки видел он немало.

— Графоман — находка для шпиона! — выдал очередной афоризм майор. — У меня аж брюхо свело от его стишков, но я стойко улыбался и только головой кивал. А доктор, ну молодец, так он даже что-то такое загнул о нобелевской премии по литературе. Ну, тут Феликс и размяк.

— Увы, — хитро сверкнул пенсне доктор, — пришлось немного приврать.

— Немного! — хохотнул Селезень.

— Ну, самую малость, — улыбнулся доктор, — зато Феликс рассказал нам, по секрету, разумеется, что действительно видел у своего соседа и Мыльника, и других, как он выразился, «героев сопротивления». Только ему непонятно было, что у них общего с этим жмотом и куркулем Виссарионом. А тот, судя по слухам, за деньги готов хоть к черту в пасть полезть.

— Но поэма-то была дерьмовая! — неожиданно брякнул майор.

— Погодите, но куда же все исчезли? — спросил еще слабым голосом Дубов.

— Сие нам не ведомо, — развел руками доктор.

— Ну, я же и говорил — мы все провалили, — рубанул майор, — пинкертоны неумытые.

— Как же так, батенька, — снова взвился доктор, — мы все анализы собрали. Тьфу ты, я хотел сказать — информацию. И вообще…

Дубов снова застонал:

— Господа, успокойтесь! Все было правильно, и мне лично теперь все понятно.

— Что вам понятно? — удивился доктор. — Объясните и нам, Василий Николаич.

— О нет, только не сегодня, — взмолился детектив. — Давайте как-нибудь потом. Слишком уж день сегодня был сумасшедший. Хотя это, пожалуй, еще мягко сказано. Наемники, мумии, танцы в простынях, Клякса с папироской, пьяные гаишники. Я немного устал от всего этого.

Серапионыч с Селезнем понимающе переглянулись.

— Конечно, Васенька, отдыхайте, — заботливо пробормотал доктор.

— А то крыша отъедет — не поймаешь, — сочувственно пробасил майор. — Сейчас вам Владлен Серапионыч еще чайку даст. Только вот сахар очками разболтает…

Дама В Черном шла по еле приметной в лунном свете тропинке. Время от времени она презрительно фыркала и подбирала длинные юбки. Ей явно не нравились ни болота, ни ночные прогулки по ним. Ее проводник низко кланялся и говорил с почтительностью:

— Ступайте сюда, Ваша Светлость, — и заискивающе поглядывал на Даму, но ее лицо было скрыто вуалью. Хотя нетрудно было догадаться о том, что оно дышало презрением и брезгливостью. В ряске оглушительно вопили лягушки.

— Как они противно квакают! — с омерзением произнесла Дама.

— Время их подошло, вот они и квакают, — почтительно отвечал проводник. — Да и кто им запретит?

— Молчать! — топнула ножкой Дама. И лягушачий хор стих в тот же миг. Навалившаяся тишина была такой густой, что зазвенело в ушах. Проводник удивленно потряс головой.

— Нечего башкой трясти, остолоп! — грубо прикрикнула на него Дама. — Ступай побыстрей, я не собираюсь ночевать здесь, возле этого поганого городища в компании жаб.

За этими разговорами Дама и ее проводник вышли на узкую колдобистую дорогу, где стояла карета, запряженная тройкой черных коней. Кони нетерпеливо били копытами, грызли удила и косили злым глазом на безмолвного кучера.

Проводник угодливо склонился перед Дамой В Черном:

— Ваша Светлость, я свое дело сделал, не угодно ли будет со мной расплатиться?

— Ну что ж, сейчас ты получишь свою плату, Виссарион, — с ехидным смешком отвечала Дама. В неверном свете ущербной луны блеснул кинжал, непонятно откуда появившийся в руке Дамы, и ее проводник с глухим стоном упал на дорогу прямо под копыта коней. Придержав юбки, Дама презрительно столкнула бездыханное тело изящным башмачком, и болото с горестным вздохом поглотило труп.

— Ступай на прокорм пиявкам, — процедила Дама, отряхивая подол и, уже садясь в карету, бросила кучеру: — Трогай!

Со времени путешествия в Царь-Город и в Белую Пущу прошло около двух недель, и эти события, в силу их невероятности, с каждым днем все более казались их участникам чем-то вроде удивительного сновидения.

Новые расследования занимали пытливый ум частного детектива Василия Дубова, и в очередное воскресенье, чтобы немного отдохнуть от дел, он прибыл в дачный поселок «Жаворонки», где, как обычно, остановился у писательницы Ольги Ильиничны Заплатиной. А уже оттуда предпринял пешеходную прогулку до близлежащей деревни Заболотье.

Известнейший кислоярский врач Владлен Серапионыч частенько любил повторять, что за едой следует говорить о чем-то приятном — об искусстве, о дружбе и любви, но никак не о делах. И сам же частенько нарушал это правило.

Ирландский паб «Pokrow's Gate», интерьер коего был обильно украшен допотопного вида «зингерами», «ундервудами», «феликсами» и прочим милым сердцу старьем, представлял собою главный и чуть ли не единственный очаг цивилизации в Заболотье — это если не считать старинной родовой усадьбы Покровские Ворота, собственно и давшей название пабу. Когда-то в этой усадьбе, находящейся неподалеку от Заболотья, проживали бароны Покровские, в годы советской власти там располагалось правление местного колхоза, а после ликвидации колхозной системы Покровские Ворота вернули наследнику баронов Покровских, известному кислоярскому поэту и переводчику Ивану Покровскому, которого местные жители за весьма своеобразные нравы почему-то прозвали Иваном-царевичем.

Несмотря на ленчево-обеденное время, в зале было весьма малолюдно: в дальнем углу, лицом к стене, сидел какой-то гражданин в широкополой шляпе, а недалеко от буфетной стойки, за уютным деревянным столиком, предавались скромной трапезе частный детектив Василий Дубов и доктор Владлен Серапионыч. При этом они безбожно нарушали докторское правило, то есть беседовали именно о делах.

— Нет, ну народ здесь, в Заболотье, хороший, — говорил Василий Николаевич, неспеша прихлебывая фирменный овощной суп «Ельцин в Дублине», — только вот пьют, собаки, как… как собаки! И от этого вечно всякие происшествия. Вот я, когда сюда шел, встретил местного тракториста Савельича — уже на бровях! Ну ладно, выпил, так сидел бы дома, а он на трактор полез. Не удивлюсь, ежели грабабахнется вместе с трактором — и сам побьется, и машину угробит. А ведь прекрасный человек!

• Предыдущая
• 47/91
• Следующая