Невинная для Лютого - Коротаева Ольга - Страница 7

Кирсанова, неправильно истолковав мой взгляд, прижала руки к подолу рубашки и потянула его вниз, пытаясь скрыть от меня, что стоит без трусиков. Будто я не знал. Я же скользнул взглядом выше, отмечая высокую пышную грудь, выступающие эротично косточки ключицы и острый подбородок.

Когда я трахал девчонку в машине, грудь её была куда как скромнее. Я до сих пор их помню, твою ж мать! И соски не торчали так призывно и дерзко. Я оторвал от выступающих сквозь ткань горошин взгляд и задохнулся, глядя на залитую кровью шею Кирсановой, испачканным светлым волосам. Она будто ожившее привидение моей жены… Су-у-ка.

И тут девушка заговорила. Голос прозвучал хрипло и надрывно:

– Что вам нужно? Деньги? Сколько вы хотите? Не обязательно требовать их у отца, я сама заплачу.

И, глядя прямо на меня, сузила свои нестерпимо-синие глаза, пронзая обжигающей ненавистью.

Нельзя к ней подходить. Нельзя. Но я все равно ступил ближе. Затем еще. Навис, заставляя ее согнуться под моим ростом и величиной.

– Думаешь, мне нужны деньги?

Она скривилась на миг, лицо её исказилось, словно от боли, но взгляд не опустила. Выплюнула:

– Остальное вы у меня уже отняли.

– Нет, не все, – я улыбнулся уголком рта. Иначе я не умею и, скорее всего, напоминало это оскал. Особенно если вспомнить, как изувечено мое лицо. – Ты отдашь моего ребенка.

{Ангел}

До этих слов я держалась. На лютой ненависти, которую я испытывала к этому огромному и страшному мужчине, на ярости, которая вытягивала меня в полный рост, словно каркас, я стояла и смотрела в его изуродованное лицо без малейшего страха.

Он сломал меня, раздавил, уничтожил, содрал не только корсет свадебного платья – разодрал мою жизнь! Что ему ещё от меня нужно? Деньги? Да я отдам всё, что есть, лишь бы никогда больше не видеть эту уродливую рожу! Дам больше, чем попросит, чтобы исчез навеки-вечные, но…

– Ты отдашь моего ребёнка.

Сердце ёкнуло, и я покачнулась. Перед глазами мелькнуло жуткое окровавленное лицо подонка, которого пристрелили прямо на мне.

А что, если Гриша не виноват? Носов-младший лишь попросил сделать аборт и выйти за него, а, когда я отказала, то просто ускакал. Я же, увидев отморозков, решила, что это экс-жених всё организовал.

Скорее всего тех бандитов нанял не мой Григорий, а вот это чудовище со шрамом в пол-лица?

Наклонив голову, он ухмылялся так, что спина похолодела, и ужасно вспотели ладони.

Это был звериный взгляд. Лютый.

В тот день, изнасиловав, Шрам на миг сжал руки на моей шее, и я только потом вспомнила об этом, разглядывая синяки на шее. Задушить хотел? Или напугать смертью? Но в тот момент мне было уже плевать, я и так, казалось, умирала.

И вот сейчас, когда я, наконец, вышла из дома отца, оказалась без охраны, мучитель снова набросился на жертву. Сначала натравил отморозков, затем притащил в своё логово.

Точно зверь. Иначе и быть не может.

Его рык “Ты отдашь моего ребёнка”, сверкающие черной тьмой глаза, сжатые кулаки, что бугрились от вен, и огромный сверкающий зазубренным лезвием кинжал, оставленный на столе – все это говорило об истинных намерениях чудовища.

Ноги подкосились, и я, громко всхлипнув, рухнула на колени. Обхватив мужчину руками, заскулила:

– Пожалуйста, не надо… Умоляю. – Слёзы хлынули из глаз. Я выла, содрогаясь от ужаса: – Не вырезайте его! Не убивайте… Вы же человек. Были же когда-то. Нельзя… так…

Он будто превратился в камень. Застыл. Перестал дышать. Руки поднял, словно собирался ударить, а потом неожиданно оторвал меня от себя, поднял вверх за талию, отчего рубашка неприлично задралась, переложил ладони на плечи и, сжав их, прорычал:

– Никогда ко мне не лезь, сука, иначе прибью! Ясно выражаюсь? Не слышу?

Я замерла, не дыша, сердце пропустило сразу несколько ударов. Интуитивно кивнула, но не смогла выдавить и слова.

– Ты останешься в моем доме под охраной. Будешь всем обеспечена: едой, врачом, одеждой. Выносишь ребенка, а потом вернешься к любимому папочке и женишку. На этом все. Сгинь с моих глаз, пока жива. Слава покажет тебе комнату. Попытаешься сбежать, выебу так, что и насилием не назовешь. Доходчиво поясняю?

Осознавая, что урод не собирается меня трогать, едва снова не разрыдалась. Ничего из услышанного не угрожало моему ребёнку. Жуткие картины, которые я нарисовала себе, растаяли в кровавой дымке полубессознательного состояния.

От облегчения едва не упала, но лапищи огромного нависшего надо мной мужчины сжимали плечи так, что, казалось, я слышу хруст костей, и не давали мне шевелиться. Становилось всё больнее, но это привело меня в чувство.

Я судорожно сжала челюсти и медленно кивнула.

Когда ощутила свободу, судорожно вцепилась в стол, чтобы не упасть, а урод отвернулся и направился к двери. А я смотрела на кинжал и боролась с накатившей на меня волной ярости. Потянувшись, обхватила рукоять и ударила ненавидящим взглядом с огромную рельефную спину чудовища.

У меня был миг и одна единственная возможность. Один удар, и я отомщу насильнику и вырвусь на свободу. Но что потом? Огромный дом, за дверью люди этого урода. Что со мной сделают? С ребёнком…

Я неохотно разжала пальцы и, отступив от стола, уронила руки.

Шрам открыл дверь и бросил на меня насмешливый взгляд.

– Дарю, – покосился на нож. – Можешь взять себе, – сказал он и, исказив лицо в гримасе похожей на презрение, скрылся в коридоре. Тяжелые шаги долго отдавались в груди дрожащими толчками. Издали послышался низкий голос урода: – Волчара, на второй этаж ее. В комнату рядом с моей. Охрану круглосуточно. Накормить и купить шмотки. И вызови Эльку, пусть приедет проверит суку, возьмет анализы, что там еще нужно?

Я медленно опустилась на колени, но нож со стола стянула. Не знаю, издевается Шрам или действительно разрешает мне взять оружие, но я не упущу ни малейшего шанса попытаться защититься.

В комнату вошёл тот самый мужчина, который привёз меня сюда. Улыбнулся мне:

– Добро пожаловать, невеста.

И я похолодела, вспомнив эту ухмылку и короткий ершик волос. Именно этот подонок снимал на камеру, как меня… в машине… Я сильнее сжала рукоять кинжала и глухо предупредила:

– Не подходи.

– Отдай мне ножичек, – протянул он руку. – Порежешься ты, а Лютый перережет глотки всем в этом доме.

– Лютый? – мой голос дрогнул.

В памяти снова, словно плевок в душу, всплыли жуткие слова: «Передай папочке привет от Лютого». Отец просил никому об этом не рассказывать и не объяснил почему, просто закрыл мне рот и запретил вспоминать. Я сжала кинжал так, что побелели костяшки пальцев. Процедила:

– Лю-тый… сказал, я могу взять это.

Мужчина не смотрел мне в лицо, а скользил взглядом по моей полуобнажённой груди, и я поспешно прикрылась.

– Тебе идёт моя рубашка, – с лёгкой хрипотцой прокомментировал он и подмигнул: – Можешь оставить себе. А теперь идём.

Он повернулся к двери и, приблизившись, подозвал кого-то. Я заметила за дверью человек пять мужчин. «Волчара», как его назвал хозяин дома, передал распоряжение одному их них:

– Слава, пулей за Эльвирой. Я отведу невесту наверх… Что? Сама пойдёт! – Мужчина обернулся и посмотрел с издёвкой: – Или хочешь задержаться на часок-другой в тёплой компании?

Я вздрогнула, ощутив на себе жадные взгляды, и помотала головой. Конечно, пойду. Главное – сохранить жизнь. И свою, и в себе.

{Лютый}

Я старался не мелькать по дому. Днем спал, вечером мотался по делам, ночью работал в кабинете и прислушивался. Ко всему прислушивался. К стукам, шагам, дыханию. Дыханию стервы, что носит моего ребенка. К ее тихому голосу, от которого меня корчило и выворачивало. Я даже считал минуты, когда она плескалась в душе за стеной моей комнаты, а еще по ночам слышал, как стонет.

Готов был сорваться по первому зову, потому что Элька выдала удручающие результаты. Угроза выкидыша очень велика. Девушка юная, слабая из-за потрясений, с отрицательным резусом. Врач давала не больше половины шансов, что Кирсанова выносит ребенка. Я приготовил больницу, кровь, все, что нужно, если понадобиться, и просто ждал.