Изгой (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 48

– Обедать подавать, княже?

– Попозже, немного отдохну, – Юрий пошел в светлицу, что служила ему кабинетом. Мельком посмотрел на стол – ведение столь разнообразного хозяйства в двух городках и нескольких селах, где проживало до полутора тысяч человек, требовало постоянных записей. Общие цифры он держал в голове, но вот детали приходилось постоянно уточнять у Смальца, который оказался умелым управляющим. И одновременно дворецким и «тысяцким» – командующим ополчением.

Ничего тут не поделаешь, каждый выполнял множество функций на нескольких должностях – дичайший кадровый голод!

– Дозволь снять сапоги, княже.

Зульфия днем всегда обращалась к нему именно так, будто не было безумных ночей. Девушка обезумела от счастья, когда в конце мая он вошел в построенный «терем». Никогда о нем так не заботились, предугадывая любые желания. Вот и сейчас татарка встала перед ним на колени, и сняла запыленные сапоги. Затем размотала портянки и мокрой тряпочкой протерла ступни. Юрий прикрыл глаза – он действительно очень устал.

Однако через минуту сон моментально пропал – на звоннице яростно ударили в набат…

– Татары, княже, изгоном идут! Тысячи две!

Грицай спрыгнул с коня, что тяжело с хрипами дышал – джура тут же принялся выхаживать чуть ли не запаленного казаком мерина. Лошади конных стрельцов выглядели не лучше – гнали, что было конских сил, схватка с кочевниками не сулила ничего доброго. Все же ногаи, как не крути, природные всадники, с детства на коне выросшие, и не переселенцам и беглым с ними в джигитовке состязаться. А казаков, способных на равных рубиться с татарами, было всего с десяток.

– Время выиграли, сотник, сигнальный дым в Торском городище видят, селяне в леса успеют уйти и скотину угонят. Посевы, правда, потопчут окаянные, надеюсь, что не все погубят!

Юрий в сердцах махнул рукою, накатила горечь – тут упираешься, с рассвета да заката люди работают, а «людоловы» придут и все порушат в одночасье. Осталось только надеяться, что ногайцы получат сегодня хорошую взбучку, после чего зарекутся ходить на Торец – эти три реки для них тем самым «краем» станут, который отделяет живых от мертвых.

Татарский набег люди ожидали, понимая неизбежность нашествия, потому население Славянска встретило его почти спокойно. Благо уже два раза проходили своего рода учения, когда дозорные разъезды поднимали тревогу – однако татарские отряды оказывались малочисленными, до сотни всадников. Так, разбойничий набег одного, максимум парочки родов – застать врасплох и разорить несколько селений и выселков, и уйти со спешно награбленным добром обратно в степь.

Однако дозорные успели заранее предупредить крестьян по Торцу и те укрылись в лесу, нанеся разбойникам чувствительный урон. Все дело в том, что до отъезда в Москву, Галицкий приказал выдавать к новым ружьям и пистолям «славянской выделки» отлитые пули Нейслера, решив, что татары «спишут» потери на слишком метких и хорошо обученных стрельцов. Вряд ли степняки будут вскрывать тела мертвых, чтобы определить какой пулей их поразили, и с какого расстояния.

Именно на новые фузеи, которых изготовили почти две сотни, плюс полсотни длинноствольных пистолей к ним, и рассчитывал Галицкий. Свой план боя он ставил на точную и быструю стрельбу, всех стрельцов с осени готовили постоянно и тщательно, израсходовав на учебные стрельбы почти треть скудных пороховых запасов.

Даже таблицы для проверки зрения пришлось изготовить – слабовидящих оказалось немного. Их распределили среди нестроевых, которых в любой армии во все времена всегда находилось достаточное число – не всем же сражаться в строю. Нужны те же обозники, мастеровые, оружейники, да санитары, в конце концов.

Переделанные турецкие ружья пришлось продать, благо цену предложили за них на удивление не просто хорошую – очень выгодную. Все проживающие на границе с «Диким Полем» на оружии уже не экономили, в воздухе ощутимо пахло войной. И тем более, что фузеи, пусть с османскими стволами, но с новейшим оснащением, представляли технологический прорыв в сравнении с московскими тяжелыми пищалями, большая часть которых была фитильными.

В отличие от будущих времен, здесь не было «уклонистов» от военной службы. Наоборот, считалось за позор, если по какой-либо причине, не «записывали в княжье войско». Да и дорогое то было удовольствие – каждый стрелец получал оружие и снаряжение, стоимость которого равнялась десяти рублям, которые записывались в долг.

Огромная сумма, что могла упасть на нерадивых или недисциплинированных ратников – и раздавить их хозяйства, полностью разорив. Так что, все просто горели желанием служить, осознав свое новое положение не крепостного или холопа, а вольного человека, что обязан сражаться за свою свободу, не жалея собственной жизни.

Все стрельцы уже сейчас представляли внушительную силу, с ними проводились регулярные занятия, и опять же, по методикам куда более поздних времен, когда пехота являлась «царицей полей»…

– Рогатки поставить! Ворота закрыть!

Смалец громко отдавал команды – и вовремя. Последние опаздывавшие селяне загоняли скот за стены – коровы мычали, лошади ржали. Над кряжем поднимался в небо столб черного дыма – дозорные не сплоховали и вовремя подожгли сигнальный костер.

Галицкий прикусил губу – в трех верстах поднимались густые клубы пыли – стояла жара. То подходила ногайская орда, и можно было представить, что такая картина сейчас наблюдается по всему южному порубежью Московского царства.

Крымчаки всегда накидывались сразу с нескольких направлений, внезапно – такое наступление не позволяло отреагировать на него переброской резервов. А казачьи сотни слободских полков просто сминались огромной численной массой ногаев.

С такими набегами бороться трудно – в глубине, на Белгородчине, устраивались сплошные засечные линии, охраняемые отрядами стрельцов и городовых казаков, которых поддерживало спешно собираемое конное дворянское ополчение. Но пока суть да дело, татары успевали ограбить Слобожанщину, и набив повозки добром и захватив сотни, а то и тысячи невольников, живо отходили обратно. А там добирались спокойно до Перекопа и уже в городах Крыма сбывали «живой товар».

Юрий посмотрел на защитников Славянска – вдоль частокола на валах стояло около сотни стрельцов, отличимых от других жителей «казенными» зелеными кафтанами. На обмундировании нельзя экономить – с него начинается любая армия, которую формируют на регулярной основе. И не важно какая система принята – кадровая или милиционная.

В резерве находилось еще примерно три десятка – конный отряд в почти полном составе. Торское городище защищало еще полсотни стрельцов, плюс три десятка «партизан» из селян. Угнав скот и укрыв семьи в лесу, что тянулся на десятки верст чуть ли не до Святогорской обители, они должны были нападать на мелкие отряды татар, при любой возможности обстреливать степняков. И осуществлять взаимосвязь между двумя крепостями…

– Не вовремя ты пушки снял с площадок, воевода. Могли бы пальнуть ядрами – по такой массе не промахнешься!

– Израсходовать порох напрасно?!

Юрий выгнул бровь – про местные пушки он высказывался исключительно непечатно. И про три османские «дуры», и о четырех орудийных пищалях, подаренных от имени царя Федора Алексеевича. Одно хорошо – все они были отлиты из меди, и участь их была предрешена – пойти на переплавку. Благо нашлась пара знающих мастеровых, удравших из Тулы – видимо, условия работ им сильно не понравились.

– К осени отольем пять новых орудий, по крайней мере, надеюсь на это. Вот тогда и будем порох тратить, а сейчас побережем. Да и одних стрелков хватит для обороны. Нам сейчас главное татар шагов на триста подпустить и накрыть их залпами.

Юрий внимательно наблюдал за ордой, что разделилась на три отряда – один направился к Торскому городищу, а другой рассыпался на несколько сотен – татары решили пройтись гребенкой по всем брошенным селениям и пограбить оставленные жителями дома. А третий, самый многочисленный, стал охватывать Славянск с трех сторон, лишь от Торца, к которому с правой стороны примыкали кустарники с лесом, крымских разъездов пока не было. И жаль – там степных налетчиков поджидали сюрпризы, причем не из категории самых приятных.