Кровь над короной (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 49

— Но кто, Василий Иванович столько луидоров вывалил?! Французы? Слишком заметен след — глупость несусветная — заплатить таким количеством золотых монет! Они, кстати, не фальшивые часом? Может быть, типа наших новых копеек из латуни начеканили?

— Нет, ваше императорское величество. Мои люди проверяли — монеты, что подозрительно, были новенькие, блестели почти все, самое настоящее золото, и пробе соответствуют..

— Час от часу не легче! Кто «заказчик», непонятно?

— Пока не знаю, государь. Но найдем того, кто сие преступление в сердце своем лелеял. Одно ясно — одни конфедераты изначально хотели со всей семьей расправиться, другие пытались протестовать, отчего двух из них сообщники там же и убили.

— Это меня несколько примиряет с поляками, благородные люди оказались даже среди отморозков. Потому не будем короля Стаха с его государством скармливать немцам, я хоть сообразил о том канцлеру Михайле Воронцову заранее указание дать — чуял сердцем, нечисто дело. Уж больно немцы настойчивы были!

Иван Антонович задумался — постучал пальцами по столу. И принялся размышлять вслух, выдав версию:

— Возможно, цезарцы подсуетились — взбесить меня, чтоб поляков разнес вдребезги, а потом Краков с Варшавой прибрать к своим потным ручонкам. Хитры, ничего не скажешь…

— Не знаю, государь. Отрицать, конечно, нельзя, но не пойдут они на такое. Я заметил одно — пруссаки и австрийцы сами ищут след этих денег — почти четыре пуда золота не шутка.

— Да, тут ты прав, Василий Иванович. Кто-то против нас очень грубо сыграл. Османы, французы, англичане?! На кого нам думать — выгода у всех в том видна! Может кто-то из магнатов деньги выложил?!

— Тогда бы одну тысячу уплатили — никто такими суммами швыряться не станет, государь. Они запросы своих голодранцев знают! Нет, не будут они такие бешеные деньги платить. Да и как собрать десять тысяч луидоров новенькой монетой можно?!

— Да ты прав! А что там по прусскому послу?

— Убили барона намеренно, получилось как-то случайно. Убийца поднял пистолет и выстрелил, но тут молодой Кайзерлинг поднялся — пуля в живот и попала. А так бы жив остался. Он чуть боком сидел, в плечо бы пуля попала. А куда убежал тать, неведомо.

«Дернулся некстати посол на свою голову, стрелок у нас умелый был. Миних за ним концы хорошо «зачистил», у него опыт изрядный в таких акциях еще тридцать лет тому назад отработан, пока ты, Василий Иванович в своей Тайной канцелярии крутился.

Я сам о том не знал, пока фельдмаршал не рассказал, как в Военной коллегии дела тайные ставил, как французских и шведских шпионов в Польше ловили, наскоро допрашивали и в лесу трупы прятали, да в болоте тела подсылов вражеских порой топили.

А вот на нашего посла поляк должен был напасть, юноша экзальтированный, с глазами горящими, из славного города Парижа прибывший. С трудом нашли олуха! Риска для Николая Васильевича никакого — пули в стволе не было. Выстрел в воздух, по сути демонстративный. А так громкое дело — покушение на русского посла!

Надо было лже-покушение на день перенести, тогда бы князь поберегся. А так не повезло просто! Не срослось! А оный придурок никому и ничего не разболтает — давно жирных карасей в пруду кормит, и не всплывет на поверхность никогда».

— Ты не ищи этого убийцу — пусть у Фридриха голова болит. Ты все силы брось на отморозков, что князя убили! Их ведь там чуть ли не три десятка было, утырков кровожадных!

— Ровно двадцать семь, государь. Трех офицеры князя убили, а одного ранили — он кровью истек, пока стража прибежала. Еще двоих сами убийцы застрелили, и в это время другие супругу и дочерей князя рубили саблями — лужи крови на мостовой стояли.

— Твари! Найти их надо! Где оставшиеся двадцать козлов, и придурок Кохальский, нанятый моим «дорогим кузеном» Фридрихом на свою хитрожопую немецкую голову?

— Он их к Торну вывел, почти всех — а там кирасиры внезапно нагрянули и сразу в палаши взяли. Вырубили всех подчистую, в куски искромсали, кровь с молодых листьев капала, кишки с веток свисали. Мой человек бауэра местного расспрашивал, тот его к отхожей канаве привел, где всех убийц похоронил он по приказу полковника.…

— Что запнулся, Василий Иванович?

— Да так, ваше величество, подумалось. Обликом полковник этот схож с курляндским бароном, что в Петербурге долго пробыл, да императрице помог бежать из Эстляндии. И граф Никита Панин его хорошо описал, подробно — запомнил по аресту в Мемеле.

— Остен-Сакен? Так его вроде зовут?

Иван Антонович вскинулся — дело становилось все интересней. Понятно, кто по приказу короля Фридриха концы «защищал». Вот только ярость барон проявил нешуточную — так только мстить могут, причем ясно, что за княгиню и ее дочерей.

Но что его с ней связывает?!

— Да, государь. И потому, что барон собственноручно троих на куски распластал, мыслю, что за супругу и дочек мстил. Голову Кохальского с палаша сам в яму кинул и в морду до того плюнул. Там всего восемнадцать тел спрятали, по головам подсчитали.

— Я тоже так подумал. Однако суровый дядька, и справедливый. А потому надобно кирасира этого найти — он, наверное, ведает, как оставшихся троих упырей разыскать, за яйца бы их подвесить! Не может полковник не знать?! Постой! А голова Вронского в яму тоже была скинута? Описание примет ведь совершили?

— Сделали, государь. И рисунок с лица нарисовали, как ты живописца научил. Не было там Вронского, мы его ищем. Живым надо брать злодея, а через него на двух других выйти.

— Серебром по живому весу за каждого уплачу. Денег не пожалею! Кресты дам, чины внеочередные — найди злодеев, Василий Иванович. Я как о девочках вспомню, душа вскипает от ярости. Требуй помощи от поляков, сам отпишу королю сегодня! Если поможет убийц живыми взять, милость окажу, не найдут, крепко рассерчаю — пруссакам и австрийцам с головой выдам! Так и будет, слово мое крепко!

— Все сделаю, государь!

Генерал-аншеф Суворов поднялся с кресла и внимательно посмотрел на императора. Тот в расстроенных чувствах отпустил Василия Ивановича взмахом руки. И еще долго Иван Антонович сидел за столом, угрюмо сопя и постукивая пальцами по дурной привычке.

«Как не крути, но пруссаки и австрийцы с гулькин хрен получили — зело им обидно сейчас. Но воевать с нами не кинутся, теперь вроде родственники, нехорошо получится. А с поляками дальше посмотрим — если на нас бочку катить дальше будут — подарю их на «дележку», как тортик кусками быстро нарежут, и сожрут за милую душу.

Понимают это ляхи?!

Еще как просекли это дело, судя по отчету старого канцлера, надо будет Остермана на его место поставить через годик. Короля Стаха можно ручным сделать — Фридрих ему всю торговлю по Висле огромными пошлинами обложил. А мы добрые для поляков будем, по Неману им разрешим торговать, канал пусть туда роют. Мемельский порт для них откроем — привязывать экономикой плотно надо, чтоб в будущие времена для пшеков воевать с нами накладно было.

И морковка есть, в виде сохраненного великого княжества литовского. Из тамошней шляхты мне все присягнули на верность, вот только православных из них там почти никого, всех католиками сделали. Ничего, мы их потихоньку из ляхов в литвинов превращать будем, мозги надо переформатировать. Из плюсов — мне два уланских полка прибыло — боевитый народ эти ляхи, хотя брату Петру с ними трудновато будет. Ничего — голова у него есть, а изогнутые ноги и кособокость делу не помеха.

Жена у него датчанка, ушлая и умная, имени своему соответствует. И очень рада, что самостоятельное вроде владение получила. Уже династические планы строит, Мемель попыталась выпросить — а хрен вам, девочка. Теперь с курляндским герцогом дуэтом тявкают, руку лижут, мои комнатные собачки. Так и надо — «независимость» их после нашего порога заканчивается, но о том пруссаки с австрийцами пусть не догадываются подольше. Зато от Дании вкусные плюшки пошли — торговля процветает, заказ на пушки и линейные корабли приняли, как на крейсер «Боярин» из будущих времен.