Вольноопределяющийся (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич - Страница 39

Однако время приближается к двум ночи. Через час мне нужно быть в расположении. Пора будить Веронику и заняться с ней тем, для чего я сюда собственно и пришел.

Последующие пару дней из моей головы не выходил смысл подслушанного ночью разговора двух орловских гридней, коих чадолюбивый родитель прислал для охраны драгоценной тушки своего дорогого сыночка. А я и не знал, что в одной дивизии с ним служим. Интересно, в каком полку Виктор Александрович взводом командует? Для ротного он вряд ли созрел, хотя кто его знает, боярич все-таки.

Вот оно как судьба-злодейка играет людьми. Совсем недавно студент, потом подследственный по делу об избиении двух высокородных придурков с их кучером, далее вольноопределяющийся курсант школы младших командиров, выпихнутый оттуда едва ли не пинками в звании сержанта, теперь командир отдельного взвода снайперов, по должности, пожалуй, повыше простого взводного лейтенанта Орлова буду. Вот как бы донести до него эту информацию, нехай обзавидуется их благородие стремительному карьерному взлету простого парня, которого он едва не отправил на каторгу. Хе-хе-хе!

Впрочем, я человек неглумливый и немстительный, пусть себе живет в розовых иллюзиях, что жизнь удалась только у него. И пожалуй, мне все-таки не стоит дразнить гусей.

А на третий день после той памятной ночи наш полк действительно был поднят по тревоге. Если быть точным, случилось это в четыре утра. Вот любят отцы командиры не дать выспаться своим подчиненным, а мне так и подавно, поскольку едва сомкнул глаза после бурных страстных прощаний со своей ненаглядной Викторией. Обещал непременно вернуться с войны и забрать её. Обманул девку, да простит меня Господь. Откровенно говоря, я за нее не переживаю, найдет себе другого и со своим железным характером сделает из него покорного подкаблучника. Мне же столь незавидная роль как-то претит.

После общего построения полка наш отец родной подполковник Милославский-Дружинин в краткой но пламенной речи благословил бойцов на ратный подвиг. Затем раздал командирам подразделений письменные распоряжения о порядке погрузки на транспортные суда, и мы двинули дружно строем в Астрахань, где нас уже поджидали более сотни самых разных посудин от большегрузных морских пароходов до рыболовецких парусных шхун небольшого водоизмещения. В одну из таких посудин целиком погрузился мой взвод со всем своим скарбом.

Расстегнут кожаный футляр, тренога и приклад,

И на ладонь ложится ствол, да мой прищурен взгляд.

Ложится палец на курок, я перестал дышать.

До цели времени в обрез… мне некому мешать…

Хавер

— …а белку или куницу бьем тупой стрелой из самострела, а те, кто половчее — из лука, бо дробом шкура портится, а пуля денег стоит немалых, даже для мелкашки, да и ни к чему порох переводить на белку. На зайца или кабаргу или еще какую травоядность капканы ставим. Лису, соболя лучше брать из мелкана в голову, ента тварь если в капкан попадет, непременно лапу себе отгрызть норовит и только её и видали. Бобра тоже малым калибром валим. Волка жаканом или пулей нужно класть на дальней дистанции, бо с близняка можно не попасть — верткий больно. Рысь коварна, запросто с ветки на человека запрыгнет и яремную вену перегрызет, но умная, если ружжо висит на плече, понимат — охотник. У нас детишки по зиме палку заместо ружжа пристроят за плечо — ни в жисть никакая паскуда с дерева не сиганет. Росомаху берем редко, мех у ей грубый стоит недорого. Медвежья шкура тоже не очень и мясо червивое, иногда охочих дворян да бояричей сопровождаем, ну чтоб вымануть из берлоги и подмогнуть, ежели что не так пойдет. Те все норовят на рогатину его взять чудо-богатыри. Ёп-та! На мой взгляд, сущее баловство, пуля в башку и сымай шкуру. А удаль молодецкая — то от лукавого и человецкой гордыни…

От нечего делать делился с нами опытом Лука Лукич Суржиков, заместитель командира взвода, иначе говоря, замок. Обычно не особо общительный сержант что-то разговорился. Возможно, на него так подействовал гнетущий вид накатывающих на борт шхуны тяжелых волн и давящих на психику свинцовых облаков, из которых время от времени изливались на наши головы потоки небесной влаги. Впрочем, воды в виде соленых брызг нам хватало и без дождя. Осенний Каспий знаменит регулярными штормами. Волна хоть и не особо высокая, но короткая, и наше небольшое суденышко мотает, как рассерженная хозяйка нерадивого кота, уличенного в краже сметаны. В свое время в иной реальности, мне довелось попутешествовать на больших океанских круизных лайнерах. Там даже в шторм было вполне себе комфортно, ибо к равномерной волне, которая тебя медленно поднимает и столь же медленно опускает, привыкаешь довольно быстро. Здесь же, не заешь, в какой момент и откуда что прилетит, эта тряска достает хуже горькой редьки.

Вначале нашего морского путешествия все вроде бы было неплохо. Уже к восходу Солнца, грозная десантная флотилия покинула устье Волги и вышла на открытый простор Каспийского моря. Какое-то время шли вдоль берега довольно компактной группой. Однако часам к двум пополудни того же дня поднялся легкий ветерок и капитан нашей шхуны, с загадочным названием «Красуха» объявил о приближающемся шторме. По договоренности с командованием было решено взять мористее, иными словами, отойти подальше от берега, чтобы не понесло на скалы и добираться до Баку в индивидуальном порядке.

К вечеру на борту «Красухи» всё ходило ходуном и подозрительно потрескивало. Благо ветер дул с севера, и шхуна словно чайка летела на юг на всех парусах.

Единственная неприятность — морская болезнь, коей, как оказалось, были подвержены более двух третей бойцов моего взвода. Всех страдальцев капитан от греха подальше отправил по матросским кубрикам. Лучше уж там все загадят блевотиной, чем кого-нибудь смоет за борт. Те же, кого морская болезнь не брала, предпочли остаться на палубе — лучше терпеть сырость и ветер, чем удушающую кислую вонь в замкнутом пространстве кают.

От дождя и забортных брызг нас частично спасали натянутый матросами на корме парусиновый полог и плащи из прорезиненной ткани, выданные капитаном. А еще разного рода байки. Уж этого добра, как оказалось, у моих бойцов превеликие запасы. Нашлось пара рассказчиков, коим хоть сейчас на сцену пародистами — уж больно реалистично изображали в лицах всякие забавные случаи из собственной жизни или кем-то рассказанные. Даже молчун Суржиков не удержался и в перерыве между их выступлениями поведал много разного рода поучительных моментов из своей «охотницкой» практики. Спали мы также на верхней палубе. Ну как спали? Скорее маялись от холода и сырости в попытках заснуть. Что касаемо моих чародейских возможностей, я потихоньку, чтобы никто не догадался гасил энергию наиболее мощных валов, направленных перпендикулярно движению судна, также защищал своих бойцов от большей части забортных брызг и небесной влаги.

На начало третьих суток шторм наконец-то прекратился. К тому времени «Красуху» отнесло едва ли не к Кара-Богаз-Голу. Оставшиеся без малого две с половиной сотни километров до Баку нашему суденышку пришлось выгребать практически против ветра еще чуть более суток.

Питались мы сухим пайком, ибо при такой качке о горячей пище оставалось лишь мечтать. Вообще-то питались только те из нас, кто был на свежем воздухе. Остальные лишь пили воду и молились Господу, чтобы эта проклятая качка наконец закончилась.

Представьте нашу радость, когда впередсмотрящий на баке громко объявил: «Земля! Вижу землю!». Капитан долго рассматривал в бинокль береговую линию, делая пометки на своей карте. Наконец он объявил, что ходу до Баку осталось около четырех часов. Радостная весть быстро разлетелась по суденышку. На палубу, молясь и крестясь, дружно повываливали наши страдальцы, бледные и страшные, как свора матерых зомбаков из книг и фильмов про постапокалипсис той моей реальности. Крайне забавная картина повеселила меня изрядно.