Прошедшее повелительное - Дункан Дэйв - Страница 5

• Предыдущая
• 5/100
• Следующая

Пиол Поэт сказал, что юмор – высшая форма искусства, ибо дарит людям радость и веселье. Должно быть, говоря это, он сам шутил.

Еще один взгляд из-за угла – путь свободен. Элиэль выскользнула из ниши и поспешила обратно той же дорогой, что пришла, стуча башмаками: клип-клоп, клип-клоп. С рассветом на улице показались первые горожане, все в вонючих шерстяных и меховых одеждах. Жалкие троглодиты! Тронг Импресарио бесподобно играл Трастоса, особенно в той сцене, где он умирает, но они сидели с каменными лицами. Надо же, ни хлопка!

В этом году Пиол в обеих пьесах написал реплики для Элиэль, хоть и совсем маленькие. В трагедии она играла посланца богов – пела за сценой, а в комедии – молодого герольда, одежды которого скрывали ее хромоту. И вот она играла в Нарше впервые в жизни, и ее встретили абсолютно равнодушно. Никто не вызывал ее на «бис», никто не рукоплескал стоя. В Лаппине она однажды завоевала аплодисменты; ее пению рукоплескали и раньше. Ничего, сегодня вечером она будет играть уже в Суссленде. В Суссвейле теплее и уютнее, и там не воняет угольной гарью. Суссиане будут рукоплескать ей.

Она свернула за угол. К счастью, святилища повсеместно – словно по закону – лепились друг к другу. Часовни ютились позади храма Владычицы, словно цыплята под крылышком у курицы. Одна посвященная Висеку – Отцу, одна – Карзону, Мужу, одна – Астине, Деве. Часовня Юноши располагалась последней в ряду. Что было в других домах, Элиэль не знала. Возможно, там жили жрецы.

Клип-клоп, клип-клоп…

Времени у нее немного. Все молитвы заучены заранее. Сначала она попросит бога, чтобы тот ждал ее на празднествах – на случай, если Оис обидится на них за что-то. Потом помолится за своих друзей. Пусть труппа выиграет драматический конкурс, Пиол Поэт – конкурс на лучшую пьесу, а все остальные получат призы исполнителям. Год, когда труппа Тронга не завоевывала по меньшей мере три розы, считался неудачным. Особо она будет молиться за Утиам, репетировавшую «Полемику Айронфеба» несколько месяцев и исполнявшую ее так, что у Элиэль до сих пор слезы на глаза наворачивались. Теперь Утиам замужем. Через год она потеряет форму, на руках у нее будет младенец – тут уж не до игры.

Клип-клоп… Девочка запыхалась и вспотела в плаще из шерсти ламы. Она чуть сбавила шаг. Если она будет задыхаться, она не сможет петь для бога.

И последняя молитва. Совсем короткая, маленькая такая просьба. Юноша – покровитель искусств, а значит, и покровитель актеров. А еще он бог красоты – вот почему уроды и калеки не допускаются на Празднества. И еще он бог исцеления. Каждый год на завершающей церемонии он творит по меньшей мере одно чудо, исцеляя какого-нибудь паломника. Так что ведь совсем не дерзостью будет попросить его выправить ногу Элиэль Певицы, чтобы в будущем она тоже могла участвовать в Празднествах и петь в его честь. Верно?

Вход в молельню находился под аркой, выкрашенной в желтый цвет. Поправив на спине мешок, Элиэль проковыляла внутрь.

Она никак не рассчитывала, что там окажется кто-то еще.

В небольшое квадратное помещение свет проникал через дверь и несколько высоко расположенных окон. Внутри находился только невысокий алтарь для приношений, два канделябра – Элиэль подозревала, что они вовсе не из чистого золота, – и большая лягушка, вырезанная из желтого камня. Девочка бывала здесь уже много раз. Ей казалось, что бог красоты мог бы претендовать и на помещение покрасивее. Хотя, с другой стороны, простота тоже по-своему красива… если кому-то нравится сараи. Лягушка была символом Юноши, ассоциирующимся с Кирб’лом – Шутником и с желтой луной, чье поведение так непохоже на поведение остальных лун. Так что с лягушкой все в порядке. Физиономия у нее была хитрая, и косые глазки немного раздражали Элиэль.

Человек, находившийся в молельне, раздражал ее значительно сильнее. Маленький сгорбленный человечек казался бы еще меньше, не будь на нем бесформенной меховой шубы. Он деловито подметал пол обглоданным веником, вздымая тучи пыли.

Увидев тень, он оглянулся. Из-под капюшона виднелось лицо с миллионом морщин. Глазки косили в разные стороны. Он, наверное, совсем старый, старше даже Пиола Поэта.

– Благословляю тебя, девица! – прошепелявил человечек, брызгая слюной.

– Я пришла помолиться богу! – только и нашлась что ответить Элиэль.

– И сделать приношение, надеюсь? Уж не принесла ли ты мне завтрак? – Он покосился на ее мешок.

К своему огорчению, Элиэль заметила, что из-под мехов виднеется желтая хламида. Значит, эта древняя кукла – местный жрец.

Девочка никогда его раньше не видела; помнится, ее всегда интересовало, кто прибирает молельню и уносит дневные приношения. Значит, она не может просто попросить его уйти. Но она не хотела, чтобы этот старый длинноносый жрец подслушивал ее молитвы. И уж вовсе не собиралась отдавать ему свою последнюю медную монетку.

Все же, раз она сюда пришла, лучше поскорее закончить с делами, чтобы вернуться ко входу в храм и ждать там остальных. А может, лучше встретиться с ними уже в месте посадки на мамонтов?

– Я хотела спеть для бога.

Старик вздохнул, продолжая беззубо улыбаться.

– Значит, я должен порадоваться твоему пению. Что ж, этот завтрак, конечно, легче вчерашнего, зато и запомнится надолго. Это, наверное, лучшее, что ты умеешь делать?

Его замечание уязвило Элиэль, как уязвило бы любого настоящего артиста. Он над ней потешается!

– Музыка – моя профессия!

Он удивленно прикусил губу и поставил веник в угол.

– Да будет твое приношение достойно бога! Как тебя зовут, дитя?

– Элиэль Певица.

– Как! – Старик повернулся с неожиданной прытью. Глаза его широко раскрылись, хотя на нее смотрел только один. – Так ты Элиэль? А где тогда Дочерь?

Девочка застыла от неожиданности.

– Какая еще дочерь?

Жрец шагнул к ней, лихорадочно потирая руки. Скрюченные пальцы побелели от холода.

– Дочерь Ирепит, конечно! Неужели ты ничего не знаешь о Пророчестве? Ты не понимаешь, что тебе грозит страшная опасность? В городе Жнец! Ты гораздо моложе, чем я ожидал! – Не прекращая возбужденно лопотать, он шлепал вслед за попятившейся к выходу Элиэль; его морщины собрались, словно от боли. – Смерть ищет тебя, чтобы разорвать Цепь! Кто следит за тобою, дитя? Отец? Родители?

У нее не было родителей, но она не собиралась докладывать это сумасшедшему старику, пугавшему ее Жнецами, опасностью, какими-то цепями, какими-то дочерьми Ирепит – кем бы они ни были. У него точно не все дома.

– Спасибо за предупреждение, – сказала она, стоя в дверях. – Я пойду и прослежу за этим.

Она повернулась и побежала. Клипклопклипклопклип…

Большая машина, мягко урча, въехала в ворота Фэллоу. Лизердейл без особого энтузиазма окинул взглядом заросшие плющом фасады зданий в готическом стиле, тенистые вязы, залитый солнцем центральный газон. Готика, конечно, смахивала на пышные особняки железнодорожных магнатов. Однако время уже наложило на фасады свой отпечаток. Очень скоро все это будет считаться настоящей стариной, даже по английским меркам. «Интересно, – подумал он, – во что обойдется послать сына учиться в место вроде этого – даже без круглогодичного содержания. Впрочем, раз ты задаешься таким вопросом, значит, уже не можешь себе этого позволить».

Если бы Элси подарила ему сына, мальчик пошел бы по стопам отца – прямиком в приходскую школу Грейфрайерз. Обучился бы читать, писать и считать и в четырнадцать покончил бы с учебой. Все это классическое образование с перспективой поступления в университет – не про нашего брата. Отсюда выходят офицеры, министры – люди, правящие империей. Высший свет начинается здесь, на фабрике снобов.

Машина плавно остановилась перед огромным парадным входом. Ни портика, ни высокого крыльца здесь не было, хотя архитектура здания и намекала на такую возможность. Утро стояло волшебно мирное: где-то ворковали голуби, да тихо пощелкивал и шипел, остывая, мотор.

• Предыдущая
• 5/100
• Следующая