Дезертир (СИ) - Ахметшин Дмитрий - Страница 68

   - Будто заново родились в новом мире, - закончила за него Марина.

   Ночь наступила неожиданно, как всегда бывает вдали от поселений и какого бы то ни было электричества. С наступлением темноты Вячеслав поднялся на холм и обратил взгляд на северо-восток, туда, где обычно в ясную погоду можно разглядеть зарево городских огней. Иногда он воображал себя электрическим мотыльком, что позволяет преодолевшему десятки километров свету пронизывать его тело, наполнять некие ячейки и полости меж рёбер с тем, чтобы потом обернуться и спокойно уйти вниз, в темноту, которая была здесь вечность до человечества и будет вечность после.

   Сейчас он не увидел ничего. Возможно, идёт дождь или даже снег; сплошная его стена закрывает равномерное безличное сияние. Подняв голову, Вячеслав увидел хвост Млечного Пути. Кресты, как огромные пауки, затаились в темноте возле его ног.

   Вернувшись домой (окна тлели, как угольки костра), он сказал:

   - Я лягу прямо здесь, на ковре. В шкафу есть запасное одеяло. А вы...

   - Нет нужды, - перебила его Марина. Она вновь взялась за чтение и теперь, заложив пальцем том Шолохова с расслаивающейся обложкой, обратила светлые, будто затуманенные какой-то думой глаза на стоящего на пороге Вячеслава. - Вы здесь хранитель. А я... я - всего лишь волна, которая поднимает из глубин то, что должно быть поднято. Спасибо за очаг, ночлега я у вас требовать не смею.

   Наверное, эти фразы тоже из какой-нибудь любимой книги тёти Марты. Вячеславу они показались смутно знакомыми; он будто слышал внутри себя, как их произносила тётя, хотя вместо её лица было размытое пятно, а голос обезличен. Он заметил, что гостья уже обута, только когда она, всё так же не выпуская книгу из рук, прошла мимо него и растворилась за дверью.

   - Не глупите. Здесь нам хватит места. Хотите замёрзнуть насмерть?

   В ответ - только скрип досок на крыльце. Дверь затворилась, тихо звякнув крючком.

   Вячеслав несколько минут сердито ходил по комнате, думая, что вот-вот услышит скрип вновь - на этот раз с виноватыми нотками. Таёжная ночь - не место для молодых женщин... и вообще, каких бы то ни было женщин. Потом выглянул в ночь. Никого. Куда она пошла без фонаря? Как будто растворилась в воздухе, ей-богу! Или отрастила крылья и упорхнула безалаберным papilio, не стесняясь, что подумают о ней люди.

   Вячеслав взял со стола фонарь и для успокоения совести обошёл вокруг дома. Никого. Тишина почти ощутима - казалось, если притушить фонарь и протянуть вперёд руку, можно ощупать чьи-то сомкнутые губы. По небу, как водомерки, скользили летучие мыши.

   Вернувшись, он подбросил в печь дров и лёг спать, натянув до подбородка одеяло и думая: "Интересно, бывают ли сны, которые можно видеть наяву?"

   Дверь оставалась незапертой.

   Вячеслав проснулся всего раз, внезапно, будто век лежавший на своём месте камень, который кто-то пихнул ногой. Лежал, уставившись в потолок и облизывая сухие губы. Печь почти потухла - значит, время за полночь. Может, часа два или три. Наручные часы покоились на тумбочке, но Вячеслав не торопился к ним прикасаться. Вслушиваясь в темноту, он пытался понять, что его разбудило. Был какой-то звук, совершенно точно был. Далёкий грохот, настороживший его вначале, оказался стуком собственного сердца и шумом крови.

   Вот, опять!

   Вячеслав бросил взгляд в сторону окна. Снаружи доносился детский плачь; он то стихал на десяток-другой секунд, то возобновлялся - неровный, рваный, пульсирующий звук, который легко проспать, перевернувшись на другой бок. Может, это стенает Марина, отчаявшаяся отыскать дорогу к дому?

   Нет, плакал определённо младенец. Крохотное дезориентированное существо, которое не понимает, что с ним произошло и как оно здесь оказалось.

   Вячеслав откинул одеяло, поместил ноги в ледяную темницу обуви. Взяв одну из свечей и запалив её от лучины, прокрался ко входу и приложил ухо к двери. Фотографии выглядели квадратными и прямоугольными дырами, через которые сочилась темнота.

   Вячеслав открыл дверь и вышел в ночной холод. Майка между лопаток мгновенно задеревенела. На стенках рукомойника поблёскивал лёд. Огонь свечки сжался в крохотный кулачок, к которому тянулись ладони деревьев. Вячеслав защищал его так рьяно, что обжог пальцы.

   Он спустился с крыльца, прошёл направо, к заросшему пустырником пространству, туда, где у дяди была фотомастерская, затем вернулся. Воск капал на пальцы и моментально застывал. Какая-то беспокойная, крупная птица скакала по ветвям елей, роняя на голову хвою и вкладывая в своё "фью-уть" истинно человеческие вопросительные нотки. Детский плачь не смолкал, он не имел источника, а был как будто разлит в воздухе. Что за ночное существо может так кричать? Так или иначе, источник далеко отсюда. Может, в километре. Иногда мерещилось, что звук идёт из-под земли.

   В конце концов враждебная среда добралась до крошечного огонька, и Вячеслав вернулся в дом. Убедившись, что печь достаточно прогрелась и что тепла с лихвой хватит до утра, он забрался под одеяло и моментально уснул.

   Задвижка на этот раз всё-таки встала на положенное место.

   Проснулся он поздним утром, когда пятно света из окна вскарабкалось на кровать и улеглось на лице. Дом казался непригодным к жизни, заброшенной каким-то зверем берлогой. Выбравшись из постели, Вячеслав испытал почти физическую тоску, словно кто-то, пообещав ему конфету, положил в рот камешек.

   Умываться он предпочитал у ручья. Там можно вволю побрызгаться, а в тёплую погоду намочить ноги и даже попробовать по скользким камням перебраться на тот берег, полакомиться утренней клюквой, ягоды которой, как холодные бомбы, взрывались во рту. Сейчас всё это не доставило ему удовольствия. "Всё та женщина и её нескончаемые вопросы, - пробубнил про себя Вячеслав, отжимая бороду - Где она сейчас, хотелось бы знать?"

   К женщинам он всегда питал что-то вроде брезгливого недоверия, иногда соседствующего с почти мальчишеским смущением. Вячеслав многократно пытался исправить себя, даже был женат в течение почти пяти лет, но после развода снова стал в глазах противоположного пола "тем нелюдимым парнем", с головой погруженным в науку. Бывшая жена не интересовалась, как у него дела, и бывший муж отвечал ей взаимностью. Вячеслав не склонен был винить никого, кроме себя, зная, что это он не сумел приспособиться к совместному быту, своим пренебрежительным отношением и категорическим нежеланием заводить детей вновь и вновь ставя всё под удар. "Почему? Давай поговорим и во всём разберёмся", - слышал он не раз, чувствуя на запястье руку жены, но только больше замыкался в себе. Никогда никому не рассказывал, что при мысли о детях его с головой захлёстывала волна безотчётной тоски, за которой шаг в шаг шёл гнев. "Для чего я появился на свет?" - спрашивал себя Вячеслав. Для чего вообще нужны родители, если они исчезают, растворяются, как дым, когда тебе нужна их забота?