3:0 в пользу Шапочки (СИ) - Ли Марина - Страница 46

– Я сегодня потеряла своего мужчину, – сказала она. – Окончательно. Навсегда. Никогда ему не… не прощу. И как жить с ним дальше не знаю. Хочу напиться до беспамятства, чтобы хотя бы сегодня… Хотя бы сегодня чтобы не видеть его и не слышать.

– Я уйду от него, – говорила мама. – Заберу детей и уйду. Имею право, я не жена, а всего лишь наложница.

И тут же хваталась руками за голову, причитая:

– Куда? Куда идти? Кому я нужна в чужой стае? Кому нужна?

– Ты мне! Мне нужна! – задыхаясь от отчаяния уверяла я, но мама меня, кажется, не слышала. Она то бросалась меня утешать, то просила прощения, то уверяла, что справиться со всем сама.

– Это моя судьба, – шептала она, беспомощно сжимая руки в кулаки. – Я сама её выбрала, сама пошла против воли родителей и теперь мне самой отвечать за последствия греха. Я ведь когда-то любила его, Руслана. На самом деле любила… Ради него я отказалась от всего. От веры родителей, от семьи, от привычной и такой понятной жизни. Я ради него бежала по лунной тропе и впустила в сердце луну, а в душу – волчицу… Без дома, без родителей, в чужом мире, который так и не стал своим… Как здесь было быть сильной? Как здесь было быть храброй?.. Я такая трусиха, Руслана. Трусиха. У меня даже смелости не хватило, чтобы сказать ему… Хотя бы раз. Так и не хватило.

Я не выдержала. Бросилась к маме. Обняла её крепко-крепко, а она, всхлипывая и извиняясь, принялась беспорядочно целовать моё лицо солёными от слёз губами.

– Ты прости меня, Руська. Я такая размазня у тебя. Мне же надо быть сильной. Надо быть примером. А я…

Я решительно стёрла слёзы с любимого лица и категорично постановила:

– Ну, положим, старше ты только на тринадцать лет. Не так уж и много, если на то пошло. А во-вторых, хороша я буду, если не сумею найти нужных слов и подставить плечо помощи, когда ты в нём так нуждаешься!

– Ру…

Я подняла руку, перебивая.

– Дай мне закончить, мама! – Я шмыгнула носом и нахмурилась, пытаясь сдержать подкатившие к самой поверхности души слёзы. – В основе любой семьи лежит дружба. Теперь я это точно знаю. Нет дружбы – и семья распадётся. А ты мой самый надёжный, самый верный и самый преданный друг. Хочешь сегодня быть слабой, мам? Будь. Я стану твоей жилеткой и плечом, в которое надо поплакать.

Она моргнула мокрыми ресницами и недоверчиво спросила:

– Кто научил тебя быть такой взрослой?

– Ты, конечно же, – ответила я.

Удивительно, но тем вечером мы больше не плакали. Мы пили вино и коньяк. Закусывали сначала фруктами, потом умные мужчины, что караулили снаружи, не позволяя нам покинуть комнату, принесли нам горячего мяса и жареного сыра. И ещё бутылку вина и целое блюдо свежих фруктов.

Шёпотом, задыхаясь от сладкого стыда, я рассказывала маме о Серго. О том, что он самый лучший в мире. О том, что я так влюбилась, так сильно и так бесповоротно, что меня порв1т на куски от счастья, если я им с кем-нибудь не поделюсь.

О сестре мужа говорила.

– Мам, ты свяжись со старшими Вольфами. Или я сама вас свяжу. Серёжка обещал нас в самое ближайшее время познакомить… Владыка их девочку вместе с нашим Вадиком забрал. Вам точно будет, о чём поговорить.

– Ох, кто бы мне ещё позволил…

– Даже слышать не хочу! И вообще. Владыка мне теперь, вроде как должен. Хочешь, я попрошу, чтоб он забрал тебя к себя. Вместе с братьями. Или хочешь? Ты только скажи! Мы с Серго сами вас заберём.

Я тут же представила, в какой восторг придут младшие братья, когда узнают, что наш дом умеет разговаривать.

И как перспектива обзавестись шумными и непоседливыми соседями обрадует Серго…

Но мама решительно тряхнула головой и вскрикнула:

– Что ты! Нет!

– Ма-а-а-м…

– Мне надо. Самой надо справиться с этим. Понимаешь? Самой. Или я так до конца жизни останусь чьей-то дочерью, чьей-то наложницей, чьей-то матерью – и никогда собой.

Я понимала. Дочери Вожака и беглой волчицы сложно было найти своё место под солнцем. До крови никогда не доходило, но в девчачьих боях я в своё время была виртуозом. Вряд ли мама станет кого-то драть за волосы, но если она говорит, что хочет справится сама…

– Просто знай, что я люблю тебя, мамочка.

– Я знаю, сердце моё. Я тоже.

Нам принесли ещё одну бутылку вина.

– Это последняя, – буркнул наш седовласый охранник. А я ведь и не заметила, когда он сменил двух молодых парней, что приволокли нас с мамой в эту светлицу. – И вообще, хватит вам.

– Только мужиков, которые указывают, что я должна делать мне тут не хватало! – оскалилась мама, и её обычно слабая волчица рявкнула так, что даже я невольно попятилась, а охранника так и вовсе вынесло из комнаты.

– Чёртовы бабы! – раздалось из коридора, и мы с мамой, рассмеялись, а потом, обнявшись, заснули на коровьей шкуре, брошенной на пол у камина. Я не знаю, как долго мы спали, но проснулась я словно от толчка. Распахнула глаза и тут же вскочила на ноги, испуганно оглядываясь по сторонам в поисках того, что меня разбудило.

Комната звенела тишиной. Внизу стояла тишина, не было слышно шагов за стеной, голоса, то и дело долетавшие до нас из-за оконного стекла утихли, и даже огонь уснул, утомившись бороться с огромным поленом.

Сердце колотилось, как после длительной пробежки. Я прижала руку к груди и тихонько, чтобы не разбудить маму, прокралась к двери.

Удивительно, но замок был открыт, да и в коридоре не обнаружилось ни одного из наших стражей. Никого не встретив на пути, я спустилась вниз и вышла на улицу. Луна удивлённо глянула на меня и кокетливо прикрылась полупрозрачным облачком, а звёзды светили по-морозному ярко.

Я поёжилась, не чувствуя холода, и в нерешительности остановилась, не зная, куда идти. Весь вечер я старалась не думать о Серго, но мысли о муже то и дело тревожили меня то дурным предчувствием, то страхом на грани отчаяния, то болезненной необходимостью быть рядом с ним.

На плаву я держалась лишь благодаря маме, понимая, что расклейся я – и она тут же бросится на помощь, забыв о собственных бедах. Хотя сама в утешении нуждалась гораздо больше меня. Она своего мужчину потеряла, а я, хоть и боялась, но верила.

Верила, что Серго победит. Что его волк будет сильнее взбесившегося зверя вожака Дикой охоты. Что вернётся ко мне, чтобы остаться навсегда.

Чтобы шутить про фанаток в коротких юбках, пытаясь вызывать во мне ревность. Чтобы кататься со мной на коньках. Чтобы заботиться. Чтобы любить. Чтобы засыпать вечером рядом. Чтобы утром смешно морщить нос, принюхиваясь к запаху свежих блинчиков. Чтобы спорить со мной насчёт того, какая хоккейная команда лучше. Чтобы держать меня за руку, когда я буду рожать нашего первенца…

Чтобы встретиться со мною вновь через сто или тысячу лет, потому что наших «чтобы» слишком много для одной жизни, но в самый раз для вечности.

Осторожно ступая и едва заметно прихрамывая из-за ближайшего к лесу здания вышел белоснежный волк. Вскинул лобастую голову, впиваясь в меня взглядом, и волчица внутри меня отчаянно заскулила, требуя дать ей волю, а я и не подумала возражать.

Волчица, почуяв свободу, рванула вперёд, но не выкинула меня из реальности, как у нас было заведено, а лишь оттеснила немного, срываясь с места в галоп и уже через секунду врезаясь в своего волка, обнюхивая его тревожно, облизывая, кусая от испуга за нежные уши и придирчиво осматривая со всех сторон.

Жив.

Есть несколько ран – но ничего страшного.

Довольный.

Пахнет от него кровью и ноздри всё ещё подрагивают возбуждённо. Широкие бока ходят тяжело, а мягкое ворчание срывается на грубый рык… Но нас с волчицей это не пугает. Мы счастливы.

Куснув своего самца за бок, она игриво отскочила в сторону, тявкнула что-то совершенно точно насмешливое и вдруг со всех ног припустила в сторону леса, ни на секунду не сомневаясь, что волк кинется за ней.

Мы кружили вокруг вековых елей, скользили лапами на сброшенной дубами листве, порыкивали от нетерпения, скатившись с песчаного обрыва к безымянной реке, и уже там, на берегу, волки единогласно отступили, бросая нас с Серго в объятия друг друга.