Царь мышей - Абаринова-Кожухова Елизавета - Страница 92

• Предыдущая
• 92/129
• Следующая

Молчание прервала Евдокия Даниловна:

— Скажи, если не тайна — а куда мы путь-то держим?

— Разве ж я тебе не говорил? — чуть удивился Ярослав. — Да впрочем, и не удивительно — не до того было. А путь нам предстоит не ближний — аж но в Ливонию.

— Где это? — искренне удивилась княгиня. — Я о такой земле даже и не слыхивала.

— На брегах Варяжского моря, — попытался объяснить Ярослав. — Но не там, где варяги, а с другой стороны, ближе к нам. — Однако, поняв по лицу Евдокии Даниловны, что и о Варяжском море она имеет весьма отдаленное представление, перешел от географии к экономике: — Через Ливонию проходят важные торговые пути, в том числе морские, и мы с тобой легко затеряемся среди многочисленных торговцев и посредников. Кстати сказать, сударыня, перед вами — полномочный посланник одного из Ново-Мангазейских торговых домов. Ну а ежели и там не будем чувствовать себя в надежности, отправимся еще дальше — мир велик.

Но Евдокия Даниловна уловила и в голосе Ярослава, и в том, как он произнес это, какую-то неуверенность, как будто ее возлюбленный пытается успокоить себя, а княгиню — подбодрить.

Похоже, Петрович прочно «вошел в оборот». Во всяком случае, его «дипкурьерская миссия» в Загородный терем, когда он самоотверженными действиями помешал наемным кладоискателям присвоить сокровища, была оценена по достоинству. Царь даже лично велел изъять его из ведения градоначальника и передать в распоряжение Сыскного приказа — того самого, который долгие годы ловил Петровича в бытность оного Соловьем-Разбойником.

Как бы там ни было, на городские пруды Петрович уже не возвратился. А с утра он заступил на весьма ответственный пост — возле храма Всех Святых на Сорочьей улице. Богослужения там временно не проводились, и Петровичу было вменено в обязанность никого из посторонних в церковь не пропускать, а про наиболее настырных из числа любопытствующих докладать, куда следует.

Впрочем, любопытствующих было немного, а редкие прохожие, идя мимо храма, торопливо крестились и ускоряли шаг — весть о злодейском убийстве отца Александра быстро облетела всю округу. Да и вид Петровича, торчащего на паперти, не располагал к проявлению излишней любознательности.

Не прошло и часу с начала дежурства, как Петрович узрел двоих господ в богатых кафтанах, неспешно движущихся по Сорочьей в его сторону. В одном из них Петрович узнал некоего Лаврентия Иваныча, важного вельможу, которого видел на последнем приеме у Путяты. Второго, с неприметным свертком в руке, Петрович в лицо не знал, но вид он имел не менее важный. Пока охранник думал, как ему поступить, оба господина взошли на паперть, будто не замечая Петровича. Тот невольно посторонился, и второй господин своим ключом отпер дверь. Лишь входя вовнутрь, Лаврентий Иваныч соблаговолил заметить Петровича и барственно ему кивнул — дескать, все в порядке, свои пришли.

Петрович поближе подвинулся к неплотно закрытым дверям и стал прислушиваться. «Свои» говорили не очень громко и не слишком разборчиво, но и то немногое, что Петровичу удалось расслышать, оставалось для него крайне темным.

— Михаил Федорович, а стоит ли это делать? — донесся неприметный глуховатый голос Лаврентия Иваныча. — Давай остановимся, пока не поздно.

— Вот когда этот, — далее следовало неприличное слово, — боярин Павел до нас докопается, тогда уж точно поздно будет, — со злобой отвечал тот, кого назвали Михаилом Федоровичем.

— Так не проще ли его самого?.. — еще более понизил голос Лаврентий Иваныч.

— Погоди, и до него доберемся, — ворчливо ответил Михаил Федорович. — А для начала прихлопнем к такой-то матери этот гадюшник! Или мы даже на такую малость больше не способны? И если так, то нам давно пора на пенсию, клопов давить.

Петрович отошел от двери. Ему было совсем непонятно, о каком гадюшнике идет речь, и что это за пенсия, на которой давят клопов. А все непонятное вызывало в Петровиче резкое отторжение, потому он и не стал дальше слушать заумную беседу.

И тут Петрович содрогнулся — по Сорочьей улице стремительной походкой шла женщина в длинном черном платье, такой же шляпке и свешивающейся на лицо темной тряпке. Никаких сомнений не оставалось — то была Анна Сергеевна Глухарева, столь гнусно надругавшаяся над Петровичем на пруду Загородного терема. Сам не сознавая, что делает, Петрович чуть не кубарем слетел с паперти и, забежав за угол церкви, прижался к стене. Однако обидчица его даже не заметила — она легко взошла по ступенькам и столь же легко проскользнула через полуприкрытую дверь.

Немного выждав, Петрович решился выглянуть из своего неверного укрытия, но тут же спрятался вновь: по улице с той же стороны и столь же стремительно шла женщина в черных платье, шляпке и мантилье, ничем не отличающаяся от той, что только что вошла в храм.

— Ведьма! — мелко дрожа, пролепетал Петрович, когда вторая «дама в черном», не обратив на него никакого внимания, свернула на один из огородов, которые почти сплошь окружали церковь.

Едва переступив порог, «первая» дама поняла, что она здесь не одна — до церковных сеней, где она оказалась, ясно долетали два мужских голоса. И хоть говорили они не так уж громко, но благодаря акустике, которой славился Храм на Сороках, слышимость была отменной.

— Ты, однако же, Михаил Федорович, говори потише, — спохватился один из них. — А ну как ненароком кто услышит?

— Да никого здесь нет, — уверенно пророкотал Михаил Федорович. — Нет и быть не может. Так что пользуйся возможностью, Лаврентий Иваныч — говори все, что на душе лежит. Никто не услышит.

— А Петрович?

— Петрович, коли и услышит, ничего не поймет. Ну а поймет — ему же хуже.

— А устройство сработает? — озабоченно и вместе чуть ехидно спросил Лаврентий Иваныч. — Или опять как в прошлый раз?

— Сработает, сработает, — доставая из свертка некий механизм, ответил Михаил Федорович. — Это ж только на первый взгляд будильник с проводами, а на самом деле — особая сверхнадежная конструкция. Между прочим, я был один из тех, кто курировал проект, а меня ты знаешь: я бы никакой халтуры не допустил!

— А почему же твоя хваленая конструкция позавчера не сработала? — не без подколки произнес Лаврентий Иваныч. — После того, как мы с тобой этого чертова попа ухайдакали.

— Тут может быть несколько объяснений, — размеренно, словно лектор, заговорил Михаил Федорович. — Либо сбой в механизме, что маловероятно, либо мы сами в спешке что-нибудь перепутали. Что поделаешь — человеческий фактор.

— Кстати, о человеческом факторе. Я получил донесение, что Надежда Чаликова опять в городе, — как бы мимоходом заметил Лаврентий Иваныч.

— Ну что ж, с этим делом покончим, тогда и Чаликовой займемся, — мрачно пообещал Михаил Федорович. — Страсть как журналюг люблю…

Услышав свое имя, женщина непроизвольно вздрогнула. Теперь она знала, как зовут тех, на чьей совести гибель отца Александра и, возможно, не его одного.

Тем временем Михаил Федорович и Лаврентий Иваныч от общих разговоров перешли к тому делу, ради которого собственно и прибыли в Храм на Сороках. Из своего неверного укрытия по голосам и то затихающим, то приближающимся шагам Надежда могла понять, что злодеи ходят по церкви и что-то ищут — не то оставленные накануне улики, не то какое-то «место». А когда в их речи стали проскальзывать слова «запал», «часы», «шнур», Надежда поняла, что расхожую мудрость о промедлении, которое смерти подобно, в некоторых случаях следует понимать буквально, и что теперь именно такой случай.

Когда злоумышленники оказались на наибольшем расстоянии от выхода, где-то вблизи алтаря, Чаликова неслышно подкралась к дверям и в полумраке разглядела, что огромный ключ вставлен в замок с внутренней стороны.

Поняв, что в ее распоряжении всего несколько секунд, Надя резко вынула ключ, выскочила на улицу, с силой захлопнула дверь, быстро заперла ее и опрометью бросилась прочь, едва не сшибив Петровича, околачивавшегося на ступеньках паперти. Отчего-то почуяв неладное, Петрович принял самостоятельное решение — по возможности незаметно следовать за ней.

• Предыдущая
• 92/129
• Следующая