Царь мышей - Абаринова-Кожухова Елизавета - Страница 42

• Предыдущая
• 42/129
• Следующая

— Не беспокойтесь, господин Рыжий, свои трофеи мы направили прямо к Государю вместе с Петровичем, — заверил Дубов. — Надеюсь, ничего по дороге не пропало?

— Нет-нет, все прибыло в целости и сохранности, — успокоил хозяин. — Государь очень доволен и просил передать вам свою искреннюю благодарность.

— За что? — удивилась Надежда. — Ведь находки-то пустяковые!

— По правде сказать, мы не очень-то надеялись вообще хоть что-то найти, — поделился Рыжий. — Я, конечно, не знаю, какова ценность клада, но, думаю, в любом случае больше, чем ноль. А наш Государь привык довольствоваться малым. Поверьте мне, он ценит благие намерения не меньше, чем результат. И умеет быть благодарным. И еще он просит всех нас пожаловать сегодня же к нему, чтобы поблагодарить лично.

— О-ой, — чуть театрально простонал Василий.

— А нельзя ли обойтись без личного визита? — уточнила Надя дубовское междометие.

— Нет-нет, ну как же! — возмутился Рыжий. — Очень прошу вас, хотя бы ради меня.

— Ну, ради вас — так и быть, — дал себя уговорить Дубов. Остальные молча с ним согласились.

— Надеюсь, очень много времени это не займет? — осторожно спросил Серапионыч. И пояснил: — Вечером мы думаем возвращаться домой, а до того хотелось бы еще по городу прогуляться…

— Ну, это само собой. Обещаю вам, что все произойдет быстро и по-деловому. Государь — человек занятой и при всем желании долго задерживать вас не будет. — И вдруг Рыжий по-доброму, как-то по-человечески улыбнулся: — Как я понимаю, обедать вы не хотите, но осушить чарку за успешно проделанный труд вы, разумеется, не откажетесь?

Разумеется, от такого предложения никто отказываться не стал, тем более что вино у Рыжего было очень вкусное и вовсе не «бьющее в голову».

После первой чарки Рыжий сказал, будто продолжая начатую, но прерванную беседу:

— Кстати, Надя, насколько я помню, вы вчера, еще до отъезда, успели повидаться с княгиней Минаидой Ильиничной?

— Ну да, кончено, — ответила Надя, не очень понимая, отчего Рыжий об этом вспомнил, но уже предчувствуя что-то не совсем хорошее. Минаида Ильинична была супругой погибшего князя Борислава Епифановича, и Чаликова, не без оснований полагая, что злодеи могут желать смерти и княжеской вдове, решила ее предупредить об опасности.

— С ней что-то случилось? — затревожился Дубов.

— Да, случилось, — с запинкой сказал хозяин. — После вашей встречи княгиня отправилась к Государю, где… нет, ну, про подробности я не в курсе, знаю только, что она пересказала ему ваш разговор…

— О Господи, зачем? — выдохнула Надежда.

— Государь успокоил Минаиду Ильиничну и приставил к ней своего личного охранника… — Рыжий вновь замолк.

— И что? — не выдержала Чаликова.

— В общем, я опять-таки не знаю подробностей, но… Ее больше нет.

Надя чувствовала, что Рыжий знает больше, чем говорит, но по каким-то причинам не рассказывает о подробностях — может быть, щадя чувства своих гостей.

— Боже мой, если бы я знала… — только и могла вымолвить Надежда.

— Уверен, Надя, что здесь нет вашей вины, — заметил Рыжий, то ли искренне так думая, то ли просто желая утешить Чаликову. — Когда что-то должно произойти, то этого уже не миновать.

И если для Нади известие о смерти княгини Минаиды Ильиничны было печальной новостью, не более того, то Василий ясно понял: каждый час их пребывания в Царь-Городе чреват смертельной опасностью не только для него, Василия Дубова, и его спутников, но и, наверное, для других людей, в том числе и таких, о чьем существовании он даже не догадывался.

Глухарева и Каширский шли по одной из красивейших улиц Царь-Города, застроенной роскошными теремами, каждый из которых представлял собой высочайшее произведение искусства. Однако ни Анна Сергеевна, ни ее спутник не обращали ни малейшего внимания на окружающую красоту — их мысли и разговоры были совсем иной природы: о том, как вернуть утраченные драгоценности. Само собою, ни Анну Сергеевну, ни Каширского никак не устраивало, что откопанные на берегу Щучьего озера сокровища попали не в их карман, а в государственную казну.

— Вот ведь мерзавец! — кипятилась Глухарева. — Я ему верой и правдой служила, а он…

— Не волнуйтесь, Анна Сергеевна, нервные клетки не восстанавливаются, — привычно успокаивал ее Каширский. — Давайте мыслить реалистически: в полном объеме клад нам уже не вернуть, но по закону нашедшим полагается четвертая часть, и на нее мы могли бы попретендовать.

— Ну и флаг вам в руки, — раздраженно бросила Анна Сергеевна. — Претендовать-то можно, да хрен вы чего добьетесь!

— А что, если привлечь Эдуарда Фридриховича? — выдал следующую идею господин Каширский. — Хотя его методы абсолютно антинаучны, но иногда парадоксальным образом приносят плоды. А мы взамен могли бы предложить ему пятьдесят… Нет, хватит и сорока процентов выручки.

Анна Сергеевна встала, как вкопанная:

— Да вы что, охренели?

— А чем вас не устраивает такой вариант? — пожал плечами Каширский.

— Если Херклафф узнает, то все себе заберет! — процедила Глухарева. — А то вы его не знаете.

— Увы, знаю, — вынужден был согласиться «человек науки». — А вот ежели, например…

Однако озвучить очередной план (скорее всего, столь же утопичный) Каширский не успел — на них наткнулся какой-то господин, который брел по улице, блаженно глядя в небо и при этом что-то себе под нос напевая.

— Не видите, что ли, куда прете? — обрадовалась Анна Сергеевна возможности поскандалиться. — А если пьяны, то сидите дома!

— Да-да, сударыня, вы правы, я пьян! — мечтательно проговорил прохожий. — Но не от вина, а от счастья, что живу в стране, где такой замечательный… да что там замечательный — великий царь!

— Ну вот, еще один спятил, — прошипела Анна Сергеевна и ткнула Каширского в бок. — Признавайтесь, ваша работа?

— Нет-нет, уж здесь я не при чем, — искренне возмутился Каширский. — Видите — человек влюблен и счастлив.

— Совершенно верно, — подхватил прохожий. — Нет сегодня на свете человека счастливее боярина Павловского!

— Кто это — боярин Павловский? — не поняла Анна Сергеевна.

— Я! — радостно отвечал прохожий. — Самый верный и бескорыстный слуга нашего обожаемого царя Путяты, вдохновитель всех, идущих вместе с Государем в светлое будущее!

И, раскланявшись, боярин Павловский полетел дальше — видимо, в светлое будущее, оставив Анну Сергеевну и Каширского там, где они находились. То есть в не очень светлом настоящем.

— Анна Сергеевна, а вы не желаете идти вместе с Путятой в светлое будущее? — усмехнулся Каширский. Анна же Сергеевна была настроена далеко не столь благодушно:

— Убить его мало!

— Тоже мне Софья Перовская, — хохотнул Каширский.

— А вот кого я точно жажду замочить, так это Дубова, — сказала Анна Сергеевна уже тише и безо всякого запала. Каширский понял, что теперь она говорит совершенно серьезно. И столь же серьезно ответил:

— Ну, вы уж сколько раз пытались… гм, пытались это осуществить, и всегда неудачно.

— Вот именно, и такое впечатление, будто он заговорен, — согласилась Глухарева. — И всякий раз становится у меня на пути. Вы знаете, сколько раз этот мерзавец срывал наши замыслы?

Каширский принялся загибать пальцы на обеих руках, но вскоре сбился со счета:

— Много.

— Значит, надо мочить! — подытожила Анна Сергеевна.

— Боюсь, что это и впрямь невозможно, — чуть помедлив, заговорил Каширский. — Вы очень верно заметили — как будто заговорен. И я даже знаю кем — Чумичкой. А с ним тягаться мне, увы, не под силу… Даже с моей высокой квалификацией, — скромно добавил ученый.

— А Херклаффу? — вдруг спросила Анна Сергеевна.

— Что — Херклаффу?

— А ему по силам?

— Ему — да. Хотя и тут еще фифти-фифти.

— Тогда у меня есть план. — Анна Сергеевна принялась что-то шептать на ухо своему сообщнику, что выглядело несколько странно, особенно учитывая, что буквально только что госпожа Глухарева громогласно высказывала готовность к цареубийству.

• Предыдущая
• 42/129
• Следующая