Моя прекрасная преподавательница, или беременна от студента (СИ) - Санлайт Агата - Страница 26

— Нет-нет! Не хочу. А почему же тогда вы не записали вручную? Не барское это дело водить ручкой по бумаге?

— Я не знаю, — он развел руками и выдохнул, будто задерживал дыхание как йог. Надолго.

— Шаукат. Если это какие-то шутки или ваши штучки…

За годы преподавания я научилась не доверять студентам. Глазам кота из мультика «Шрек», в которых так и написано «мы милые и пушистые», тихим и смущенным просьбам…

Чего только у меня не случалось! Однажды студенты записали на диктофон тему для реферата, а затем как-то озвучили моим голосом песню…

Язык к языку, губа об губу, магнит на магнит

И слиплись — ю-ху!

Цвет настроения розовый, я намагничу тебе волосы

Тебе хочется на тусовку, займись физикой девчонка

Не то чтобы я обиделась. Советы песня давала правильные. Моим голосом. Но все же… Теперь я относилась к студенческим откровениям с изрядной толикой сомнения и скептицизма. И даже обаяние Вяземцева не победило мою подозрительность, которая ходила с плакатом «Никогда не верь учащимся на слово».

Тем более, что мои смешанные эмоции в присутствии этого мужчины мешали мыслить здраво.

И это работало сейчас против Вяземцева.

— Это не шутки. Даю вам слово, что сдам реферат лучше всех! — он произнес это с пылом, с нажимом и, мне показалось, даже с обидой. — Пожалуйста, напомните мне тему.

Я отвернулась от Вяземцева, чтобы он больше не смущал своими голубыми глазами и сверкающим взглядом. Слушая его шумное дыхание, я вернулась за преподавательскую трибуну, достала листок и записала название реферата.

Вернулась к Вяземцеву и протянула ему листок.

Шаукат взял его и торопливо спрятал в сумку.

Я думала — уйдет. Но нет! Он продолжал просто стоять и смотреть на меня. Молча, не моргая и не двигаясь.

— Что-то еще? — не выдержала я.

— Эм…. Алина Хаматовна. Я бы хотел… Я хотел сказать вам… Уже давно…

Он переступил с ноги на ногу и вдруг шагнул на меня. Прямо, по-мужски. Решительно. Я отпрянула, ощущая, как сердце подпрыгнуло к горлу и бьется там с бешеной скоростью. Прозрачная папка с лекцией выскользнула из рук и листки рассыпались по полу. Я собиралась присесть, чтобы собрать их. Но Вяземцев опередил. Быстро бросил сумку на преподавательскую трибуну, присел и шустро поднял странички.

Снова шагнул прямо на меня, и когда совсем приблизился, сунул в руку лекции.

— Я не хотел вас компрометировать, — произнес вдруг и продолжил горячо, пылко, как мальчишка, а не мужчина. — Я не хотел ничего делать помимо вашей воли, Алина… Эм… Алина Хаматовна… Это было недопустимо, непозволительно! Пожалуйста, простите меня! Я все готов сделать, чтобы вы простили меня. Дайте мне задание, дайте мне возможность… Дайте мне шанс… Я должен добиться вашего прощения. Потому что я…

Казалось, сейчас я услышу правду. Глаза Вяземцева сверкали как в лихорадке, пальцы сжимали ручку сумки так, что кожа слегка даже поскрипывала, губы едва заметно вздрагивали. Он сделал еще шаг и остановился почти вплотную… Я вдруг захлебнулась воздухом, а Шаукат шумно задышал в лицо… Желваки прокатились по его скулам.

Чудилось — я чувствую его жар, вот прямо так, на расстоянии. Ощущаю приятное волнение, словно юная девочка-студентка, ожидающая решающего признания от своего студента-воздыхателя.

Вяземцев переступил с ноги на ногу. Зачем-то закинул сумку на плечо, будто планировал освободить руки. Я проследила за этим его жестом, и Вяземцев сразу же спрятал ладони в карманы. Будто опережал мои сомнения.

Не знаю что между нами случилось, но время и пространство потеряли смысл. Мы словно остались только вдвоем, и больше никого вокруг, во всем корпусе.

Шаукат быстро сглотнул, сделал глубокий неровный вдох и, похоже, собирался закончить. Не сводя с меня внимательного взгляда.

Но в эту минуту со стороны дверей послышалось:

— Вы закончили?

Я встрепенулась и отшатнулась от Вяземцева.

В аудиторию зашел высокий, пожилой преподаватель в коричневом костюме со значком коммуниста на нагрудном кармане. Сейчас их снова начали носить, хотя и выглядело это немного странно.

Шаукат даже не шелохнулся. Но и не пытался что-то предпринять, снова приблизиться или продолжить нашу беседу.

Кажется, он, наконец-то, отчетливо понял что можно и что нельзя делать в вузе в общественных местах. И это не могло меня не порадовать.

Я решила срочно ретироваться и обдумать случившееся в более спокойной обстановке. Без этих голубых глаз, которые смущали и волновали. Без близости Вяземцева, которая действовала почти гипнотически. Одна. Наедине со своими чувствами, желаниями и сомнениями.

Попытаться привести мысли в порядок и, по возможности, разложить все по полочкам.

Мне нужно успокоиться и посмотреть на ситуацию с холодной головой, без опасений, что нас с Шаукатом опять застукают в самый неурочный момент.

— Да-да! Мы закончили! — быстро бросила я и стремительно рванула на выход.

Я опасалась, что Шаукат повторил предыдущий опыт. Бросится следом и начнет выяснять отношения прямо в холле вуза, у всех на виду. Но он не догнал меня и не преследовал.

Ближе к кафедре я перевела дыхание и посмотрела на часы.

Черт побери! Я опаздываю на лабораторные работы!

Я припустила быстрее, но уже по-деловому, а не так, словно за мной гнались все черти ада. Или двоечники, которые умоляли поставить им хотя бы тройку… «Канючников», как их называли в вузе, преподаватели боялись куда больше нечисти…

Только забегая в лабораторию, я вдруг вспомнила, что это занятие провожу с Иреком. Не знаю почему, но стало ужасно неловко. Словно изменила мужу и теперь иду к нему на свидание. Отметить двадцать лет безоблачной семейной жизни…

Стоило забрать у лаборантки ведомости, как Ирек подошел ко мне с теплой улыбкой.

— Я отметил твоих студентов и раздал задания. Ужасно, что лекции в другом корпусе. К концу семестра у студентов вечно куча вопросов и приходится задерживаться. А потом бежать марафон по переходу. Давай так. Ты пойдешь попить чай минут на десять, пока твои готовятся к сдаче теории. А я прослежу за всеми.

У меня слова застряли в горле. Ирек выглядел очень симпатично в синей водолазке, подчеркивавшей его жилистую фигуру и черных джинсах. Его курчавые волосы чуть отросли за последние месяцы и придавали скуластому лицу больше выразительности.

Этот красивый умный мужчина так обо мне заботился. А я… я…

Я даже сейчас думала о Вяземцеве. Сравнивала их. Вспоминала мускулистую фигуру Шауката в дорогой толстовке и синих брендовых джинсах. Черт! Это тот случай, когда упаковка, несмотря на свою стоимость, не шла ни в какое сравнение с… эм… содержанием.

Так, кстати, Анна говорила о мужском достоинстве своего мужа, по совместительству своего бывшего студента.

Помнится, на заседании кафедры эти ее обиженные слова произвели настоящий фурор. Я думала, большинство коммунистов старой закалки либо хватит удар, либо они сами схватят стулья и бросятся за Анной как за буржуйкой.

Я пробурчала:

— Спасибо.

И отправилась глотнуть чаю, чтобы хоть немного промочить горло и запить это неприятное ощущение. Будто предаю Ирека. И главное! Мы ведь с Вяземцевым даже не целовались!

Да и с Иреком уже сто раз обсудили, что мы просто друзья и не больше. Во всяком случае, пока…

Тогда почему же мне так погано?

Кат

Алина убежала, как ошпаренная, а Кат так и остался стоять посреди аудитории, будто врос в пол. Ощущения ее близости не отпускали. Волнение, странный внутренний трепет и радость… Какая-то ненормальная, нелепая, глупая радость от мысли, что они были вдвоем, близко. Ведь этого так давно не случалось! С момента их встречи в подсобке. Радость от того, что она не сбежала. Пыталась, но все же вернулась.

У него до сих пор сосало под ложечкой и хотелось восторженно заорать от мысли, что она была настолько близко.

Тупо! Как же тупо! Ведь между ними, по-прежнему, ничего нет.