Ненавижу тебя (СИ) - Шварц Анна - Страница 11

— Ладно, пойду я, Валь. Не буду вас отвлекать.

— Что случилось? — спрашиваю я у матери. Она закрывает двери и качает головой.

— Козел твой… дверь в подъезд разрисовал.

Что? Я округляю от шока глаза.

— Угу, — она грустно усмехается, — тряпку возьми и отмой сходи. Чтобы перед соседями стыдно не было. Только вернись, пока Соня не проснулась, а то испугается.

Молча разворачиваюсь, иду в ванну, беру половую тряпку и возвращаюсь в коридор. Накидываю старую куртку, пихаю ноги в кроссовки и выхожу в подъезд. Спускаюсь на лифте вниз, открываю подъездную дверь, выглядываю и ахаю.

«НАСТЯ ПРОСТИТУТКА ДАЙ УВИДЕТЬ РЕБЕНКА»

В голове проносится единственная мысль — слава богу, что мелом написано. Я бегу обратно домой за ведром, и когда возвращаюсь в квартиру, Сонечка уже сидит на кухне в пижаме, лохматая после сна, и что-то трескает. Мама гремит посудой.

Услышав мои шаги, дочь оборачивается. Издает радостный возглас, спрыгивает со стула и бежит ко мне.

— Ма! Ма!

— Ну и что там? — выглядывает мама, пока я обнимаю Соню.

— А?

— Что написал-то?

— Ой, — я отмахиваюсь, не желая ее беспокоить, — что он может написать? Только гадости.

Мама вздыхает и вытирает мокрые руки кухонным ярким полотенцем.

— Времени, видимо, у него много, чтобы такими делами заниматься. Подай ты на алименты — пусть зарабатывает идет. Ребенку еще трех нет, и на тебя начислят.

— Мам, не хочу.

— Ты все пытаешься гордость свою выпятить? Настя, ты ребенка почти не видишь, убиваешься на работе, — мама поджимает губы, — а он тебе только жизнь портит. Ты ребенка своего обделяешь в первую очередь.

Я молча глажу Соню по спинке. Ну как ей сказать, что он совсем озвереет, если я подам на алименты? Сейчас жить спокойно не дает, а так вообще сгнобит.

— Если времени нет, давай одолжу на адвоката. За тебя все сделают, чего по судам мотаться?

— Иди ешь, — говорю я Соне, отпуская ее, и тычу пальцем в стол, — там ням-ням, Соня. Иди кушай.

— Нямням, — подтверждает успокоившийся ребенок и убегает обратно за стол. Чтобы Соня и от еды отказалась? Я хмыкаю.

— Ладно, я за водой. Тряпку намочить, — произношу я и иду в ванну.

— Настя, ты мое предложение игнорируешь? — несется мне в спину.

Ну да, игнорирую. Не надо мне помощи. Еще не хватало на мать вешать свои проблемы. И так сидит с Соней постоянно…

Когда я снова выбегаю на улицу, то едва не сбиваю дверью одну из соседок. Она, охнув, отходит в сторону и многозначительно цыкает, глядя на надпись.

— Простите, — бормочу я, и провожу тряпкой по самому гадкому слову, стирая мел.

— Настька, ты чего мужику с ребенком-то видеться не даешь? — осуждающе произносит женщина, — он весь вечер вчера торчал у двери. Я из окошка все видела. Все звонил в домофон, а никто не отвечал. Мать-то поди дома была?

— Приходить надо, когда ребенок не спит, — пожимаю я плечами.

— Ну тебе. Мужик работает небось, а ты все обиду на него таишь. Ласковее надо быть, папа у ребенка один.

Я хмыкаю. Ирина Анатольевна в своем репертуаре. Бесит до скрежета зубов, потому что всегда лезет не в свое дело. Эталон мудрой женщины, золотой матери, хорошей жены, и строгой бабушки. Она всегда знает, как правильно надо жить.

— Вон на Свету посмотри, такой же была, — не унимается она, и от резкого и громкого голоса испуганно шарахается в сторону какой-то жирный голубь, — а теперь одна совсем живет. И сын даже не приезжает. Кому женщина с ребенком нужна? Вот и я про то же. Ты б лучше со своим помирилась, нормальный мужик, попомни мое слово. Не бывает идеальных, Настя, запомни! Был бы плохим — не оббивал пороги целыми днями, плюнул бы.

— Ирин Анатольевна! — резко перебиваю ее я, стирая последнее слово, — не лезьте, пожалуйста, в мою жизнь. Я сама разберусь.

— Ишь ты, — она приподнимает тонкие брови, — ну разбирайся. Мудрая нашлась, — бормочет она, заходя в подъезд, и я слышу только шаги и отдаляющееся бурчание, — самостоятельные все пошли, а потом кукуют сидят под старость лет…

Боже. Руки уже коченеют от холодного ветра и воды. Я еще раз тру подъездную дверь, смывая остатки мела, вздыхаю и обвожу взглядом пустой двор. Шесть, блин, утра. Я стою в старой куртке и кроссовках, мерзну и стираю поганую надпись с двери, которую накорябал бывший муженек, и слушаю лекции от соседки.

Ветер бросает мелкий дождик мне в лицо и остужает подступившие слезы. Как было в песне?… только небо, только ветер, только радость впереди. Как же я верила этим словам в детстве! Я ведь еще и на выпускном ее пела, а перед глазами было действительно безоблачное будущее.

Телефон неожиданно играет мелодию и я, вытерев слезы с глаз, принимаю вызов.

День может быть еще хуже? С работы в выходной день звонят…

— Настя! Капец полный! Ты срочно нужна нам! Пожалуйста, приезжай скорее!!! — вопит Амина, а сердце испуганно вздрагивает от ее напора.

— Боже, что произошло?

— Быстрее!!! — она сбрасывает вызов, а я, швырнув тряпку на землю, бегу на автобус. Господи, пусть эта надпись будет самым поганым происшествием сегодня. Пожалуйста!!!

В автобусе я растерянно выворачиваю карманы. На пол выпадают два рубля и тоскливо блестят серебром под лучами хмурого солнца. Класс, деньги-то все в сумке.

Плечо прижимает смартфон к уху, пока я обшариваю джинсы. Мама берет трубку с двадцатого гудка.

— Да?

— Меня на работу вызвали, мам, — быстро тараторю я, — посмотришь за Соней?

— Ты глупость спросила. Посмотрю, конечно. Надпись отмыла?

— Ага.

— Тряпка где?

Блин, мама! Нервно сбрасываю вызов. Какая, к черту, тряпка?! У меня тут черт знает что творится, а она про тряпку спрашивает!

Двери автобуса открываются на следующей остановке и в салон вплывают контроллеры. Я едва успеваю сорваться с места и выпрыгнуть в последний момент наружу, обрызгав себя грязью. Штраф в пять тысяч ударил бы по моему бюджету очень серьезно.

Кое-как отряхиваю джинсы и бегу в сторону работы. Быстрее доберусь, чем если буду ждать следующий автобус. Тем более в выходной.

Когда я через несколько минут подбегаю к работе, то растерянно оглядываюсь, на секунду подумав, что совсем сошла с ума. Ноги привели меня сюда по привычке, да и здание вроде похожее… однако, четверо рабочих, демонтирующих вывеску над окнами, немного меня смущают.

Матерь божья. Сердце принимается дрыгаться в груди, как сумасшедшее.

Да всё правильно я пришла! Только не говорите, что нас закрывают!

Забегаю в двери ресторана, и тут же врезаюсь в коробку. Она матерится, падает в сторону, рассыпает по полу солонки, соусницы и прочую чепуху… а я, наконец, вижу перед собой возмущенную Ольгу, которая эту коробку и несла.

— Блин, Настя!

— Прости… — ошарашено произношу я, пока официантка садится на корточки и сгребает весь скраб в одну кучу, — нас что, увольняют?

— Нет, — цедит она, — мы меняем концепцию, — она сметает все в коробку взмахом руки, — по соседству отель построили. Для китайцев.

— В смысле?…

— Ну, в прямом. Неподалеку посольство же их. Вчера толпа целая приперлась, жалом поводила… — Оля издает смешок, — посмотрела на наши суши и уперлась дальше искать, где пожрать.

— Но ведь всё нормально и так было… — развожу я руками, а Оля издает смешок.

— Неа. Регинка в долги влезла и полгода уже отдать не может. Прибыли почти не было. Ты что, не помнишь, сколько последнее время народу сюда ходило? Почти нифига. Сейчас она сидит с этим хлыщом, кому отель принадлежит, и что-то обсуждает. Чую я, перекупили втихушку нас.

— Но ведь не увольняют же? — осторожно интересуюсь я.

— Да пока нет. Спроси у Амины, вон она бежит, — Оля кивает, подхватывает коробку и идет к двери, бормоча под нос “а я пока всю эту хрень выкину”.

Чувствую себя идиоткой, потому что мозги вращаются со скрипом. Хотя, когда твой уютный мирок рушится в очередной раз за год — тут и крышей поехать недолго.