Феерическая Академия (СИ) - Юраш Кристина - Страница 53

Это имя больно резануло по сердцу, но я взяла себя в руки, в надежде, что эти записи подарят мне хоть какую-нибудь надежду.

«О ее красоте слагали легенды, а отец в ней души не чаял. Но случилось то, чего никто не мог ожидать! Крейддилад влюбилась в Оберона, а чудовище ответило ей взаимностью. Ллуд был вне себя от гнева. Он не для того, создавал чудовище, чтобы оно женилось на его дочери! И был против брака, пытаясь разлучить влюбленных, но ему это не удалось. И тогда Ллуд бросил Оберону вызов… »

Хм… Странно, а тьма говорила, что Оберон бросил ему вызов. Я вытерла слезы, впиваясь глазами в строчки.

«Это была страшная битва… Ни один из них не хотел уступать… Крейддилад стояла неподалеку. И Ллуд, когда понял, что проигрывает, бросил заклинание в собственную дочь со словами: «Она никогда не достанется тебе!».

Тьма сказала, что это Оберон убил Крейддилад! Я сделала глубокий вдох, не зная, кому верить, и стала читать дальше, проговаривая каждое слово.

« И тогда Ллуд ушел во тьму, унося на руках свою дочь. Напоследок он проклял Оберона и сделал так, что отныне у Оберона нет своей жизни. Он лишь питается жизненными силами девушек, медленно убивая их поцелуем! Стоит ему влюбиться и познать девушку, как он станет настоящим чудовищем, не способным на любовь и сострадание. Вы спросите, какое я имею отношение к этой истории? Я вам отвечу. Самое ужасное. После того, как это произошло, у Оберона был выбор. Либо умереть окончательно, либо жить дальше, отравляя ядом проклятие и медленно убивая невинных девушек, которые отдавали ему свои жизни. Оберон понимал, что без него волшебная страна останется без защиты, и сделал страшный выбор. Сначала феи добровольно соглашались отдать жизнь своему новому королю. Когда добровольцы закончились, стали выбирать, кто из фей станет его ночной бабочкой. Феям запретили рассказывать правду, чтобы они охотней соглашались. Беря себе жертву, он не мог взять новую, пока не умрет предыдущая. Однажды эта участь выпала мне… Я тогда была молода, и узнала эту историю еще до того, как сделать шаг в покои Оберона. Мне безумно хотелось жить, поэтому я упала на колени, умоляя его пощадить меня… Я обещала ему все, что он захочет, слезно просила его не губить меня…»

Выходит, я – не первый зверек наныл и наревел. Лист подходил к концу, а мои руки тряслись.

«И тогда мы сумели договориться о страшной цене, которую я обязуюсь ему платить несколько раз в год… Я должна находить крестниц и направлять их ему. Со своей стороны он поклялся, что девочки никогда не узнают о его тайне, и он сделает все, чтобы их короткая жизнь была бы счастливой… Тогда мне казалось, что цена не так высока… А сейчас, когда я пишу, слезы катятся по щекам… Я бы дорого отдала бы за то, чтобы повернуть время вспять, но, увы, такой магии не существует…»

Я вздрогнула, переворачивая лист и закусив палец.

«Я находила несчастных девочек из очень бедных семей, тех, которым судьба так ни разу и не улыбнулась… Я обещала им настоящего принца, и они радовались, как дети… И вот уже очередная красавица в роскошном платье переступает порог его замка, а ее сердце замирает от восхищения. А потом… Потом письмо о том, как она счастлива. И спустя какое-то время последнее письмо о том, что она плохо себя чувствует… Это означало лишь то, что мне пора искать новую…»

Теперь я понимаю, почему она пила так беспробудно! Попробуй с таким жить! Я бы не смогла…

«И в один момент я поняла, что дальше так продолжаться не может. Мне пришлось пожертвовать своими красивыми крыльями, которыми всегда гордилась, для того, чтобы разыскать живого свидетеля проклятия. Он взял с меня страшную цену, но оставил возможность летать. Лепреконы чтобы выполнить желание по настоящему, забирают у тебя самое ценное… И теперь мои крылья похожи на жалкие тряпки. И летают они отвратительно. Зато я смогла увидеть сквозь время и пространство тот момент, когда Ллуд произносит страшные слова. Оберон их не слышал, поскольку лежал без памяти. Их не слышал никто, но они существовали. Только сок цветка оставшийся после смерти феи, которая любила его по-настоящему, способен снять проклятие. Достаточно, чтобы капля сока попала на его кожу. Тьма спрятала цветок в зарослях терновника, в самой темной лощине, где растут колокольчики и анютины глазки – любимые цветы принцессы. Сейчас я пристрою тех крестниц, которых должна была отдать Оберону. Они никогда не попадут в его руки! Я не позволю! Девочку – оборотня я отдам принцу, а еще одну красавицу пристрою старому чернокнижнику. На всякий случай, я дам ей яд, чтобы она отравила его, если заклинание любви не подействовало… По — крайней мере, это лучше, чем Оберон.»

Значит, первая скандальная крестница действительно должна была попасть к чернокнижнику? И то, что в доме оказался Оберон – это было лишь расставленной ловушкой на крестную, которая отказалась выполнять условия договора? Теперь понятно, почему она пряталась и от тьмы, и от Оберона, почему жила в лесу и почему разнесла мне половину кухни…

Мне было так стыдно за то, что я убила ее. Я посмотрела на мышонка, который гладил меня маленькой лапкой, пытаясь утешить: «Не плачь, мамочка!».

Видимо, она отправилась за цветком, но там ее ждала тьма. И фею занесло в наш мир. Я случайно убила ее, стала феей, а следом за ней пришла тьма. Что я наделала?

Глава шестнадцатая. Принц без сердца и очень злая мачеха

Я всхлипывала, обнимая подушку. По щекам текли слезы, а я нервно сглатывала их. Может, завтра все будет хорошо? Завтра все будет по-прежнему? Я снова буду маленьким нанылом… Может, никакого проклятия не существует, а мне просто показалось? А вдруг это какие-то чары, иллюзия, наваждение? Я уткнулась лицом в подушку, понимая, что видела наяву самый ужасный страх каждой женщины – быть уверенной, что ложишься в постель с любимым, а проснуться с чудовищем, которому на тебя плевать… Под подушкой лежали свернутые листики бумаги, а я пыталась взять себя в руки и прекратить реветь.

— Не плачь, — пищал мышонок Павлик, сидя на моем плече. – Прошу тебя, мамочка… Не надо плакать… Или я тоже буду плакать вместе с тобой…

Я стиснула зубы, чувствуя такую нежность к этому малышу, от которой сразу становилось тесно в груди.

— Ложись, — прошептала я, видя, как слезинка течет по усам. – Ложись, мой хороший… Не надо плакать… Что-нибудь придумаем… Давай, мой маленький…

Я сделала ему ямку на подушечке, глядя, как он укладывается спать. Мне пришлось дать ему пальчик, чтобы он обнимал его. Тонкий хвостик свесился вниз.

— Спой мне колыбельную, — жалобно попросил мышонок, а я вздохнула пытаясь вспомнить хоть какую-нибудь песенку. – Пожалуйста… Как мама…

— Ложкой снег мешая, ночь идет большая, — спела я чуть хриплым полушепотом. Таким голосом можно смело петь колыбельную в фильмах ужасов. – Что же ты … мышонок, не спишь? Спят твои соседи, белые медведи, спи и ты, малыш…

Павлик зевнул, закрывая глазки, а я лежала и пыталась уснуть. Мои губы дрожали, а я вспоминала тот сладкий миг, когда обнимала плечи, тая от каждого поцелуя. Счастье любить и быть любимой, восторг от того, что можешь каждым поцелуем сказать заветные слова: «Я люблю тебя!», сердце, которое еще недавно оборвалось при мысли, что потеряла его навсегда изнемогало от опьяняющей нежности… Я ведь совсем недавно целовала его губы… Совсем недавно смотрела в его глаза и видела себя… Я дорого бы отдала, чтобы сейчас уснуть на его плече, чувствуя, как его рука грубовато и нежно гладит меня по спине.

Я всхлипнула, чувствуя, как засыпаю. Из черноты сна вырисовывали два силуэта… Красавица фея с роскошными крыльями и Оберон, прижимающий ее к себе… Он целовал ее, а я задыхалась от ревности… Крейддилад… Принцесса фей… Я не могла пошевелиться во сне, видя, как его роскошные волосы огненными змеями разметались по белоснежной сверкающей юбке, а тонка рука гладит их. Она смотрела мне в глаза, а я смотрела на нее… Мы не были похожи. Изящная, прекрасная, словно кукла, она смотрела на меня из чужого прошлого задумчивым взглядом в тот момент, когда огромная рука Оберона сминала платье на ее коленях.