Отражение (СИ) - Ахметшин Дмитрий - Страница 25

Нужно понять, что такого особенного в детском саду — в месте, которое Данил считал скучнейшим на планете. Может, вороны тоже это чувствуют и засыпают прямо в воздухе, ещё будучи на подлёте? Или, быть может, какие-нибудь охотники сидят там в засаде, отстреливая больших чёрных птиц?

Идея о доблестных охотниках с луками и зелёными шляпами, как у разбойников из фильма о Робине Гуде, так захватила мальчишку, что он начал пританцовывать на ходу, напевая про себя слова какой-то героической песенки. Однако первое, что увидел Данил, миновав знакомую ограду — обычную домашнюю мышь. Она восседала на шапке-ушанке у Наташки, девочки с двумя длинными русыми косами и удивительно красивым курносым носом, всегда красным, как фонарь. Данил никогда не видел таких отважных мышей, а мышь, должно быть, никогда не видела двигающихся людей. Он решил, что вежливо будет подойти и поздороваться. По крайней мере, этот зверёк не торопился отгрызть у Наташки ухо или откусить её великолепный нос.

— Привет, маленькая мышка, — сказал Данил, стянув с головы шапку (он слышал где-то, что так вежливо).

— Привет и тебе, — пропищала мышь. — То, что ты первый поздоровался с нами, делает тебе честь, маленький человек.

— Не слишком ли самонадеянно для такой маленькой твари упоминать себя во множественном числе? — перебил чёртик.

Мышь ничего не сказала, только шевельнула хвостиком. И тотчас же Данил почувствовал, что за ним наблюдают со всех сторон. Это было очень назойливое ощущение — что-то вроде жужжания комара ночью над самым ухом. Оглянувшись, Данил сначала не увидел ничего нового, однако присмотревшись внимательней, он будто приоткрыл крышку секретной шкатулки, из который рекой хлынули серые, белые, с грудкой в крапинку или с полосой, как у бурундуков или гоночных автомобилей, грызуны. Множество глаз-бусин смотрели на Данила и Тимоху со всех сторон (один глаз даже был размером с пятирублёвую монетку — увеличенный сосулькой, сквозь которую мышка за ними наблюдала).

Мышь (про себя Данил назвал её Первой Мышью) спокойно сказала:

— Мы наблюдали за тобой с того момента, как ты оставил первые следы на снегу. Скажи, ты ведь не отсюда, верно? Я имею ввиду, не из этого мира?

Данил дёрнул чёртика за хвост и зашептал:

— Первый раз вижу, чтобы мыши разговаривали. Что мне сказать?

— Все животные умеют разговаривать, — неохотно сказал чёртик. Он не больно-то любил делиться знаниями, которые, согласно его представлениям, попадали в категорию тайных. Человек должен заслужить возможность их узнать, и у Тима не было полной уверенности, что мальчишка сделал к этому все необходимые шаги. — Просто в твоём мире они слишком запуганы людьми, которые считают себя королями и императорами всего сущего. Скажи ей, что счастлив с ними познакомиться.

Данил стеснительно поделился с мышкой этой информацией. Она торжественно поклонилась — а точнее, припала к земле, как будто готовилась схватить пролетающую мошку. В её шкурке серебрились кристаллики снега.

— Я бежал из другого мира от большой опасности. Мне помог вот этот чёртик. Его зовут Тим.

— Ты первый встреченный нами живой человек, — сказала мышка, умильно сложив лапки на груди и поведя носом по сторонам. — Рано или поздно все они пробудятся ото сна. Они стоят так уже много-много лет, тысячей мышиных жизней не хватит, чтобы измерить это время. Никто из зверей больше не верит, что эти каменные истуканы когда-нибудь пробудятся, но мы-то из мышиного племени! А каждая мышка немного оракул. Так же, как вороны.

— А вороны что?

Мышиные глазки не отрывались от пера за ухом чертёнка.

— Вижу, ты уже познакомился с ними достаточно близко. Когда все люди застыли, эти птицы решили, что они теперь здесь хозяева. Съели всю еду, которую нашли под открытым небом, а потом принялись за механизмы, которые мастерили люди. Их желудки переваривали даже железо. Когда ничего не осталось, они совсем осмелели и принялись за людей, срывая с них шапки и долбя клювами макушки. Тебе повезло, что унёс ноги. Ты — мягкий, как кусок хлебушка — для них лакомый кусочек.

— Он бросился прогонять ворону, — вставил Тим. — Отбивать голову того бедняги. Только было уже поздно. Если нет головы — люди ни на что не способны. Верно я рассуждаю?

Первая Мышь строго ответила:

— Конечно, без головы они не полезнее ночного горшка. К тому же, становятся ужасно доверчивыми, точнее, доверчивыми-наоборот. Это значит, что верят любой лжи, но ни за что не поверят правде. Именно поэтому мы делаем всё, чтобы спасти как можно больше людей.

Тим пощекотал Данила пером за ухом.

— До сих пор не понимаю, что тебя заставило угрожать тому ворону? Он был едва ли не больше тебя!

— Просто подумал — если этот мир похож на мой, то, наверное, где-то должен быть ещё один я, такой же истукан, похожий на вазу или булыжник, как все эти… — Данил задумчиво подвигал ногой, будто проверяя, что она ещё не превратилась в камень. — Может, у него ещё есть голова… а если нет? Если её уже склевал какой-нибудь ворон? Может, кто-то, так же как я, подойдёт и прогонит птицу.

Мыши отозвались одобрительным гомоном. Глядя на всю эту ораву, Данил вспомнил их с мамой походы по зоомагазинам.

— Зачем вы так переживаете о людях? — спросил он. — Хотите снова в клетки? В аквариумы, где еда по расписанию, а иногда её нет вовсе, потому что забыли дать? Папа говорил, что над вами ставят опыты и на вас испытывают новые лекарства.

Мышь издала писклявый смешок, а потом назидательно сказала:

— Вообще-то, у наших предков были автоматические кормушки. Но дело не в этом. Безусловно, когда все люди превратились в коллекцию фарфоровых ваз, мы пережили второе рождение. Те из нас, кто по счастливой случайности оказался в этот момент на свободе, делали всё, чтобы освободить остальных. Было несложно справиться с электрическими замками — ты, наверное, слышал, что все мыши очень умные — настоящей проблемой были механические и задвижки. Особенно те, что уже успели проржаветь. Потом на помощь пришли лесные собратья, и мы освободили всех, кого успели, а это немало. Поэтому вот тебе совет, малыш: если вдруг судьба сложится так, что у тебя будет жить маленькая мышка в клетке, смазывай, пожалуйста, задвижку каждый месяц. А лучше — подари ей немного доверия и держи дверцу открытой.

Она посмотрела на мальчика внимательными глазами-бусинками.

— Если не возражаете, мы пройдём внутрь и выпьем горячего чаю. Там я всё объясню. Малыш, ты весь взмок. Тебе нельзя находиться на открытом воздухе.

— Вот здесь она права, — сказал Тим. На обезьяньей мордочке отразилась задумчивость. — Я, наверное, не самый хороший кровяной чертёнок, раз уступаю привилегию сказать это какой-то мыши.

— Зато ты хороший друг! — сказал Данил. — Настоящий храбрец! Как ты дрался с тем вороном! Ты мой единственный друг здесь… и вообще, везде. Мой единственный друг в любом из миров. Что я буду без тебя делать?

Тим пробурчал что-то и сник, обхватив руками свои тощие коленки. Мышь запрыгнула на подставленную руку мальчика и повела их внутрь, под крышу, прямиком на кухню, куда никому из детей не разрешалось заходить. Она говорила:

— Одной мышке на ухо было прошёптано предание. Имя, кто его прошептал, было утеряно. Но мыши — говорливые создания, а поэтому оно быстро распространилось среди остальных. А предание заключалось в том, что люди застыли не навсегда. Рано или поздно они вернутся к своему прежнему состоянию. Всё, что у нас, зверей, есть — это несколько лет, десятилетий, а может, столетий, в течение которых мы можем делать всё, что захотим. Возможно, твоё появление — предвестие того, что пророчество наконец исполнится. Вот что я тебе скажу, малыш, мы не теряли времени даром. Вместо того чтобы жить в своё удовольствие, рыть норки в старой штукатурке или прогрызать дыры в асфальте, чтобы пустить в этот каменный мир немного зелени, мы устроили себе убежища в головах людей — разумеется, временные.

Чёртик поднял ладонь.