Отражение (СИ) - Ахметшин Дмитрий - Страница 21

* * *

— Постой-постой, — замахал руками я. — Ты сказал — чёртик, который вылез у тебя прямо из ноздрей?

— Из одной ноздри, — не меняя выражения лица, поправил Данил.

До сих пор я слушал, занимаясь своими делами… не скажу, что вполуха, совсем нет — мне было ужасно интересно. Эта история не похожа на все прочие. Обычно рассказы ребят скатывались в откровенную скуку или не менее откровенное враньё. Рассказ же Данила тёк открыто и плавно, так, будто он рассказывает семейное предание, повторяемое с раннего детства по самым разным поводам. И вот, не меняя голоса, не повышая тона — поворот, заставивший меня забыть про все свои инструменты. Догадываюсь, в тот миг я смотрел на мальчишку, как кондуктор на сумасшедшего, прервавшего его трамвайную дрёму. Того, похоже, моя реакция нисколько не интересовала. Он не делал драматических пауз, не смотрел заискивающе — нравится мне или нет? Он знал, что эту историю я дослушаю до конца.

Дождь, сделав глубокий вдох (во время которого все капли, казалось, на мгновение зависли в воздухе) припустил с новой силой. Прибежал мой кот Лютик, весь мокрый и озирающийся так, будто за ним гонится стая собак. Великолепная рыжая шерсть намокла и свалялась неопрятными пучками. Он вскочил на валяющуюся здесь же покрышку и попробовал вытереться о штанину Данила. Тот, похоже, ничего не заметил. Рупор ретировался под крыльцо. Зонтики плыли над забором, будто льдины в весеннем потоке… только у этой реки не было весеннего настроения.

— И что это был за зверь такой? Обычно из ноздрей вылезает… хм… совсем другое.

Данил рассеянно почесал кота за ухом.

— О, он очень странный. Вы не поверите, но с первого дня мне было очень легко с ним общаться. Я как будто знал, что мы найдём общий язык. Хоть он не человек… вернее, именно потому, что он не человек. Наверное, это всё равно, что найти лучшего друга. Или в первый раз увидеть своего новорожденного брата.

Он строго посмотрел на меня поверх очков, и я задался вопросом — не являются ли они бутафорией? Близорукие люди не умеют так смотреть: без своего оружия для глаз их лица приобретают такой вид, будто их намылили мылом.

— У меня никогда не было ни того, ни другого. Я дружил со многими людьми и чудовищами, но все они оказывались не настоящими. Многие были похожи на настоящих, как две капли воды, но в конце концов всё кончалось одинаково — голосом мамы, которая приходила меня будить, или солнечным зайчиком прямо вот здесь, на переносице, по выходным.

Я не мог понять, в каком месте кончился правдивый рассказ и началась шутка. Шов был настолько незаметен, что даже намётанный глаз не мог его различить. Меня вдруг посетила неожиданная мысль: наверное, я точно так же не смогу найти шва на собственной жизни. Из неприкаянного странника, перепробовавшего десятки (сотни!) профессий, стиляги, любителя лоска и новых автомобилей (со временем, as time go by, они стали ретро-автомобилями) я превратился в домоседа, счастливого тем, что ему есть где сидеть, способного копаться в моторе до поздней ночи, если необходимо — при свечах. Вряд ли, оглядываясь назад, я нашёл бы, на чём на ровном полотне моей жизни остановить взгляд.

Решив, что поразмыслю над этим позже, я попросил его продолжить.

* * *

— Сначала я думал, что он не настоящий, понимаете? Что я… ну… шлёпнулся в обморок. Тогда я не знал, что такое «шлёпнуться в обморок»… нет, конечно, я так делал, когда терял слишком много крови, но я думал, что просто засыпал, а иногда и вовсе не понимал, как оказался на полу и почему мама кричит, а папа бегает кругами, запустив в волосы пальцы. Но он был самый что ни на есть реальный.

— Твоя шляпа просто кошмарна, господин волшебник, — с укором сказал он. Данил принялся ощупывать свою макушку и несколько удивился, не обнаружив там даже шапки. Он уже забыл, что только что страдал от жары. — Ты не мог бы вытащить меня из этого ужасного места? Меня от белого начинает выворачивать наизнанку.

— Это не шляпа, — Данил хихикнул, попытавшись представить раковину у себя на голове. Получилось плохо. — Здесь руки моют.

Чёртик смотрел себе под ноги почти с суеверным страхом.

— Не говори ничего! Коварство людей — а в особенности маленьких людей! — известно очень широко. Конечно, это шляпа. Или её разновидность. Тебе надоели кролики и ты хочешь поместить туда меня, чтобы вытаскивать на потеху публике. Так знай же, что накладные уши я надевать не буду! Не буду, и всё!

Самонадеянно выпустив палец Данила, он поскользнулся и потешно шлёпнулся на спину, принявшись тонким голосом вопить, что «не видит у этой шляпы дна».

Это был большеротый чертёнок росточком примерно с ладонь взрослого (Данил уже недоумевал, как он поместился у него в ноздре) с длинным морщинистым носом, лягушачьими конечностями и хвостом чуть толще кошачьего уса. Между локтями и туловищем кожистые перепонки, как у летучей мыши. С узловатых пальцев, с подошв ног безостановочно капала кровь — выглядело это так, будто он только что выбрался из чана с гранатовым соком. Глаза блестели, словно пуговицы от маминого платья.

Пальцы Данила нырнули следом за чертёнком и вытащили его за шиворот — загривок у него оттягивался и походил на кошачий.

В этот момент дверь дёрнулась — тот, кто пытался войти, видимо, не ожидал, что она будет заперта. Спустя несколько секунд из-за неё послышался ласковый голос тёти Томы:

— Данилка, малыш, что ты там делаешь? Открой дверь. Я принесла вату.

Мальчик облизал верхнюю губу. Он не помнил, чтобы трогал на двери задвижку.

— Это ты сделал? — шёпотом спросил он.

— Как, интересно, я мог бы запереть здесь, барахтаясь в твоём головном уборе? — недовольно ответил чертёнок, медленно поворачиваясь в пальцах мальчишки вокруг своей оси.

— Ты же… ну… — Данил думал как донести до незваного гостя суровую правду, не сильно его расстроив, — вроде чеширского кота из Алисы в стране Чудес? Можешь творить всякие чудеса, просто щёлкнув пальцами.

— Чудеса, мой маленький друг (Данилу показалось, что чертёнок произнёс это с издёвкой), лучше творить самостоятельно, не полагаясь на всяких чудиков, вроде меня, и не ожидая бородатого волшебника в шляпе. То, что ты не помнишь, как это произошло, ещё ничего не значит. Наверняка ты сам закрыл дверь на засов, а теперь ищешь любую возможность, чтобы переложить ответственность на оказавшегося совершенно случайно рядом чёртика вроде меня, или… постой-ка! — он сложил крошечные ручки на впалой груди. — Уж не хочешь ли ты сказать, что считаешь меня персонажем сказки? Это было бы просто возмутительно невежливо с твоей стороны.

— Нет… — Данил совсем растерялся.

— Я что, обязан извлекать на свет божий мудрые мысли и выручать тебя из затруднительных ситуаций?

Данил подумал, что возмущение чертёнка вполне уместно.

— Как тебя зовут? — спросил он.

Голос тёти Томы за дверью (звучащий сейчас для Данила, как далёкий морской прилив) из заискивающего стал нетерпеливым, а потом просто-напросто оборвался на полуслове, как будто перед бегунами перерезали ленточку, дающую сигнал на старт. Дверь вдруг дёрнули с такой силой, что она почти слетела с петель, а из замка-щеколды выскочил один из трёх держащих его гвоздей.

Данил втянул голову в плечи. Ему казалось, там, снаружи, трясёт и давит на дверь огромный коричневый медведь, жадный до крови и почуявший её через полтора сантиметра дверного полотна. Чертёнок вдруг звонко шлёпнул мальчика по руке.

— Потом обменяемся любезностями. Кажется, сегодня мне и вправду придётся тебя выручить. Но обещай, что потом ты пересмотришь свои взгляды.

Он не стал ждать ответа. Ловко вывернулся из пальцев, пробежал по руке, оставляя на куртке мокрые следы, и устроился на макушке мальчика. Данил тем временем озирался, пытаясь понять, каким способом новый друг (волшебный, без сомнения волшебный!) собирается вытащить его из затруднительного положения. Как-то папа напугал его, что если кровь не остановить, то она вытечет вся, и Данил сдуется, как воздушный шарк. Останется только оболочка, тонкая, как кожица от яблока. Возможно, именно в этом нужно увидеть спасение: он весь вытечет в сливное отверстие и уплывёт путями водосточных труб, а чертёнок тем временем скатает оболочку в рулон, закинет на плечо и прошмыгнёт между ног у тёти Томы.