Отражение (СИ) - Ахметшин Дмитрий - Страница 11

Сегодня последний день хорошей погоды. Завтра будет дождь, и ноябрь окончательно вступит в свои права. К старости начинаешь очень хорошо чувствовать погоду. И хотя Вячеслав не считал и не ощущал себя стариком, есть вещи, которые неизбежно проявят себя, как бы ты не бодрился.

Он сверился с компасом и пошёл на север, по пути оглядывая каждую соответствующую каким-то одному ему известным критериям сосну. Опускался на корточки и подолгу изучал корневую систему, руками в перчатках осторожно ощупывал выпуклости. Кое-где пускал в ход нож, взрезая пустоты, отгибая пласт коры и заглядывая внутрь. Сонные насекомые расползались кто куда; не обнаружив ничего интересного, Вячеслав заклеивал вскрытую кору воском, который предусмотрительно взял с собой в специальной баночке, и шёл дальше.

Вот и ты, голубушка! Бабочка сидела на розовой мякоти дерева, похожая на странного тонкотелого кузнечика… или на парусный корабль, застывший в эпицентре штиля, когда не шевельнётся ни одна волна и чётко видишь, что горизонт округл, как яблоко. Парус его поник и смялся. Вячеслав выудил пинцет с пластиковыми наконечниками, аккуратно, дабы не повредить нежные крылья, достал насекомое, чтобы рассмотреть его со всех сторон. Экземпляр мелковат, но для наблюдения вполне подойдёт. Однако при всём при том как отлично у него выражены передние трети ног!

Усевшись прямо на землю и поместив «испытуемую» на ладонь, Вячеслав проверил, как насекомое реагирует на свет. Записал в перекидной блокнот количество складок на крыльях, цвет брюшка и количество пыльцы. Несколькими движениями зарисовал положение головы и роговой нарост на шее. Эти бабочки — не совсем обычное явление для местных широт. В самых тёмных уголках леса они собираются на плоских камнях рядом с ручьями или любыми другими водоёмами, так, что издалека кажется, будто место это поросло чёрными или тёмно-синими цветами.

Сделав необходимые пометки, он вернул насекомое на место и пожелал ему удачной зимовки. Примерно половина этих бабочек не просыпается весной по тем или иным причинам. Лоси, птицы и другие любители поискать себе пропитание под корой деревьев, несомненно, соблазнятся лакомством. Зима может оказаться малоснежной, без белого пухового одеяла насекомое не проживёт и месяца. Что ж, доброе слово здесь точно будет не лишним… возможно, после пробуждения насекомое даже вспомнит бородатого гиганта, который внёс разнообразие в сны малютки.

Вячеслав улыбнулся детскости своих мыслей и пошёл дальше, насвистывая и совершенно забыв о вопросах, что мучили его каких-то полчаса назад. Он собирался вскрыть за сегодня ещё несколько хрустальных гробов со спящими красавицами.

Вдруг что-то привлекло внимание мужчины. Что-то явно выбивалось из однообразной рыже-коричневой палитры леса. Он сделал шаг назад и обратил взор к сухому, морщинистому дубу с дуплом, выглядящим точь-в-точь как раззявленный беззубый рот. Будто старик, безнадёжно больной болезнью Паркинсона, просит, чтобы его покормили. Таких гнилушек вокруг встречалось полно. За болотами к югу, например, на сотни метров вперёд протянулся мёртвый лес, где сведённые судорогой ветви перемежались разве что хилыми побегами папоротника да копьями осоки. Там царила мёртвая тишина… мёртвая — в смысле, что звуки издавали только мёртвые вещи. В стоячем воздухе то и дело раздавался треск, тихое постукивание и шевеление камыша, похожее на шум телевизионных помех. Лишь иногда высоко над головой, хлопая крыльями, пролетала цапля.

Вячеслав приблизился, не отрывая глаз от сухой темноты дупла. Там, внутри, что-то было. Красное, как язык, с яркими охристыми прожилками. Возможно, просто ворох листьев, но… нет. Слишком плавные, неестественные у предмета изгибы.

Погрузив руку в дупло чуть не по локоть (предмет оказался куда глубже, чем вначале казалось), он вытащил красную лупоглазую лягушку в фуражке с медицинским красным крестом, который явно был нарисован не на фабрике, а чьей-то не слишком старательной рукой. Керамика жгла кожу, как кусочек льда. Вячеслав рассматривал её, водрузив на ладони. Эта вещь прежде покоилась в куче хлама в одном из выдвижных ящиков, потом на шкафу для верхней одежды, словно собиралась прыгнуть на голову входящему, потом перекочевала на кухонный столик, где стояла между лотком для вилок и большой, похожей на водонапорную башню, солонкой. Странно, что он не хватился керамического земноводного, ведь оно такое яркое и заметное… Наверное, потому и не приживалось ни на одном месте: дом отвергал его, как инородное тело. Поэтому его исчезновение и прошло для Вячеслава незамеченным. Насчёт прошлого года Вячеслав не помнил, но он точно помнил, как вытирал со статуэтки пыль в позапрошлом. Он тогда случайно сорвал у неё с головы фуражку и, найдя в ящике для инструментов клей, приклеил её обратно. Ну, точно. Вот и неровный шов…

Вячеславу вдруг почудилось, что спину сверлит добрая сотня глаз и даже игрушка смотрит немигающе и сердито. Охотиться за бабочками расхотелось. Он спрятал лягушку в карман, встряхнул плечами, поправляя рюкзак, и заторопился к дому. Чуть не заблудился, пропустив поворот звериной тропы.

Как эта штука оказалась в дупле? Кто её там спрятал и зачем?

Переступив порог, Вячеслав сперва решил, что посреди комнаты стоит настоящее привидение. Длинное платье, начинавшееся от самых пят, будто растворялось на фоне тёмных досок; казалось, высокая фигура готова растаять сию же минуту, и лишь бесконечно растянувшееся мгновение не даёт ей это сделать. Лишь потом он узнал Марину. Поставив на обеденный стол зеркало, она крутилась перед ним, словно кинозвезда в луче прожектора. Заметив, что уже не одна, женщина слегка повернула голову. Серая вязаная накидка туманом устилала её плечи, она неминуемо растаяла бы, если бы не тонкие пальцы, что придерживали её у горла.

— Мне идёт?

Это было перламутрово-зелёное платье с поясом и крупными пуговицами под треугольным вырезом. Отсутствие рукавов придавало ему странную незавершённость. Белизна лица женщины на этом фоне отливала болезненной яркостью. Волосы с той стороны, что была видна Вячеславу, заправлены за ухо, и на висках можно разглядеть сеточку голубых вен.

— Как будто по телевизору вас увидел, — буркнул Вячеслав. Ему вдруг, как маленькому мальчику, у которого отобрали игрушку, захотелось сказать что-то обидное. — Марта терпеть не могла это платье.

— Правда? Почему?

— Оно напоминало ей о довоенных временах, об учёбе в медицинском университете, который она бросила на третьем году, чтобы отправиться на фронт. Видите ли, она происходила из старой, уважаемой семьи… не из этих «кулаков», не из строителей коммунизма, а из самых что ни на есть дворян, бежавших из Петербурга после революции. Это платье ей подарили в год поступления. И она шла в нём на танцы, когда с границы с Финляндией привезли первых раненых. Прямо в платье моя тётя отправилась в городскую больницу и помогала там местным сёстрам в перевязке. На руках у неё, не выдержав дороги, скончался солдат. На платье после этого нельзя было смотреть, но Марта добросовестно его отстирала, перед тем сказав родителям, что завтра же отправляется на фронт. Что руки её нужны не тем, кто трусливо отсиживается в городе, а настоящим героям — как минимум, чтобы облегчить их последние минуты. Родители были против, грозились запереть её дома, но Марта сбежала, прихватив зачем-то и платье, хотя оно достаточно большое и неудобное в перевозке. Тем не менее, оно прошло всю войну, рукава, которые здесь тоже, кстати, были, ушли на перевязку.

Марина посмотрела вниз, будто ожидала увидеть на своём животе пятно крови.

— Жуткая история. Откуда вы её знаете?

Вячеслав пожал плечами:

— Я всё-таки пусть и дальний, и невнимательный, но родственник. Кроме того, встречал где-то фотографию. Вы знаете, у Марты была привычка прятать некоторые снимки между страниц книг. Он усмехнулся, вспомнив, как ещё вчера утверждал, что книги на полках и люди, которые здесь жили, вряд ли были дружны.

Марина кивнула: