Лунная дорога. Часть 2 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна - Страница 27

– Почему ты глушитель не поставишь? – крикнула я ему в ухо. – Оглохнуть можно от рева!

– Сегодня же поставлю, – заверил он меня, чуть повернувшись, – с мальчишеством надо кончать, ты права.

Вот оно что! А я-то, глупая, не понимала, в чем дело. Это просто идиотские понты – чтоб все слышали, как он на байке рассекает. Интересно, а деревенские его за это не били? Или у них все так ездят, без глушителей? Представляю, что ночью в Ясинях творится, ведь там мотоциклы практически в каждом дворе, да еще и не по одному.

Леха осторожно тронулся с места и неспешно поехал по лугу, старательно объезжая кочки. И что это с ним? Спросила и услышала обескураживающее:

– Маша, я везу самое дорогое, что есть в моей жизни. И гнать не буду, даже не проси.

Это меня умилило, и я положила подбородок ему на плечо. Он тут же стремительно повернулся, мазнул губами мне по виску, уж куда попал, причем байк даже не дернулся, и снова поехал важно и неспешно.

Возле моей калитки затормозил, выключил мотор, подождал, пока я не спущусь и, стыдливо опустив глазки, принялся прощаться:

– Ну ладно, я поеду. Можно приеду вечером?

Я не сразу поняла, почему он уезжает, была уверена, что он напросится в гости. Сообразив, что одежонка на нем не комильфо, снова захихикала. Нет, правда, ну смешно же!

Он укоризненно покачал головой.

– Придется прямо сейчас в джинсах искупаться. Бабка сердиться будет, ну это ерунда, – он опустил взгляд на пятно и чертыхнулся.

– А не заболеешь?

– С чего это? Жара стоит.

Я бы двадцать пять градусов выше нуля жарой не назвала, но, в принципе, вполне тепло.

– Так я заеду? – нетерпеливо повторил он.

Тут с нашей дачи раздались дикие вопли и звуки ударов – это мои воинственные кузен с кузиной опять сражались за что-то жизненно для них важное. Вздрогнув, я отказалась:

– Нет, я домой поеду. Мне соседка тетя Валя говорила, что они сегодня вечером в город едут и, если захочу, захватят. Так что я лучше с ними уеду.

Он понятливо постучал себя по ушам.

– По мне лучше рев мотора, чем этот вой. Ну как хочешь. Тогда я завтра к тебе домой подскочу? Можно?

– Ну, если тебе со мной не будет скучно, – провокационно заявила я, – то приходи.

Красовский с негодованием посмотрел на меня, не понимая, как я могу говорить подобные гадости, но я, чопорно поблагодарив его за помощь, подхватила корзинку и пошла домой. Шла я не торопясь, с достоинством.

Так и не услышав рева мотора, заскочила на свой второй этаж и, осторожно прячась за шторками, чтоб меня не было видно с улицы, выглянула из окна. Алексей мрачно сверлил взглядом наш дом, сердито покачивая головой. Эк его пробрали мои прощальные слова!

Рассмеявшись, я покружилась на месте, широко раскинув руки, и пошла собираться. От отпуска оставалось еще пять дней, но уж лучше я проведу их дома, в тишине и покое, не рискуя своими бедными истрепанными нервами.

Власта Евгеньевна с нескрываемым восторгом смотрела на прооперированного больного – так в Эрмитаже любуются шедеврами Рубенса или Боттичелли.

– Невообразимо! Потрясающе! Просто за гранью фантастики!

Я ее понимала. Раненный при обрушении колонны в заброшенном здании парень, которому, казалось, уже никто помочь был не в силах, смотрел на нас укоризненным взглядом вполне даже живой. Не сказать, чтоб уж совсем целый и невредимый, но все его оставшиеся травмы были излечимы. И все это сделал Петров!

– Он волшебник, просто волшебник! – моя начальница никак не могла прийти в себя. Повернувшись ко мне, решительно посоветовала: – Мне до таких высот не подняться никогда, а вот ты можешь!

От этой идеи у меня по хребту яростной вьюгой прошелся боязливый озноб. Нет, хирургом мне не бывать. Ассистировать я еще могу, но вот решительно и быстро действовать так, как делают хорошие хирурги, у меня никогда не получится. А уж дорасти до невероятного мастерства Виталия Петрова мне нечего и пытаться, только время потеряю.

Ничего не ответив на пионерский призыв волюнтаристски настроенной начальницы, принялась за работу. Уколы, капельницы, уход за больными, потому что санитарок не хватает, прием вновь поступивших, и все – смена кончилась.

А я никак не могла прийти в себя от столь резких перемен в своей жизни. Мы с Красовским встречались каждый день, и дай ему волю, он бы с удовольствием поселился у меня. Но я медлила, даже не знаю почему. Ведь давно убедилась, что мне без него плохо.

Боюсь измены и предательства, как уже было? Но я же простила и забыла? Или это из разряда того, что можно простить, но невозможно забыть?

Собственная непоследовательность смущала, и я вела себя с ним очень опасливо. Алексей это чувствовал, но форсировать события не пытался, понимая, что этим отпугнет меня еще больше. Он даже в гости не набивался – мы с ним ходили в городской парк, в кафе, гуляли по набережной, очень красивой в это время года. Потом он провожал меня до дому, целовал весьма целомудренно в щечку, видимо, памятуя о конфузе, случившемся с ним на лужке, дожидался, пока я не помашу ему из окна, и уходил к себе.

Как-то я спросила у него, как себя чувствует его мама.

– Нормально, носится как лошадь, снова по сторонам не смотрит.

– Этот тип, что ее сбил, претензий не предъявлял?

Красовский угрожающе хмыкнул.

– Нет. После того, как я с ним по-дружески поговорил, – это прозвучало страшновато даже для меня, – он быстренько сотню тысяч маме за нанесенные повреждения выплатил, и больше мы его не видали.

– И он с тобой один говорил?

– Нет, их пятеро было, – предваряя мой вопрос, добавил: – Я был один. Но связываться они не стали. Им свое здоровье дорого.

Понятно, до драки дело не дошло, предпочли откупиться. Это хорошо. Но у него на этот счет было другое мнение:

– А жаль. Вспомнил бы навыки, зря, что ли, в десанте пахал? А то забываться начали.

И он мечтательно вздохнул, горюя по этим самым навыкам.

– А меня мама вспоминает? – и с чего мне это в голову взбрело, не понимаю.

Он бросил на меня изучающий взгляд.

– Вспоминала, но теперь перестала.

Я на это и надеялась. Людская память, как известно, короткая.

– Она мне всю плешь проела, чтоб я с тобой помирился, – Леха виновато поморщился, – а я в то время на взводе был, от одного твоего имени на стенку лез. В общем, я ее попросил, чтоб она про тебя больше не вспоминала.

Похоже, он так ее «попросил», что она забыла как меня и звали. Я знаю, с матерью у него отношения специфические. Интересно, всегда такие были или нет? Хотя, если его у матери забрали дед с бабкой, то, похоже, всегда. С той поры, правда, времени прошло немало, может быть, что-то изменилось? Когда Софья Валерьевна лежала в больнице, она говорила о нем как о любимом мальчике. Или одно другому не мешает? Мне было любопытно, но расспрашивать показалось неудобным, и я заговорила о другом.

В пятницу после занятий ко мне пришла Инка. Выражение лица у нее было таким сконфуженно-счастливым, что я догадалась: грядет свадьба. Так оно и оказалось.

– Маш, я тебя приглашаю на наше с Василием бракосочетание, дату еще не знаем. Как ты, придешь? – выглядела она при этом почему-то не довольной, а несколько даже пришибленной.

Я ее обняла и заверила, что непременно буду.

– Как бы мне хотелось, чтоб у тебя тоже все было хорошо! – Инка искренне страдала из-за моей неприкаянности. – И ты пришла бы ко мне на свадьбу с любимым парнем! – это был просто вопль ее души, измученной моей неустроенностью.

Немного засмущавшись, я поспешила ее утешить:

– Может, и приду. Я помирилась с Красовским.

– Ура! – Инка возрадовалась и снова стала собой – веселой и самоуверенной. – Как здорово! Слушай, а если я к тебе Васю прямо сейчас позову, а? Ты не сильно устала? Отметим помолвку.

Смена, причем на сутки, у меня была только завтра, поэтому я проголосовала «за». Подружка тут же позвонила жениху, и он нарисовался буквально через полчаса, видимо, договоренность у них уже была.