Лунная дорога. Часть 1 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна - Страница 22

Я, правда, в этом году с секцией завязала, слишком много она отнимает времени и сил, да и тренер настаивал на бесконечных соревнованиях, чтоб мастера получить. А мне этого не надо, я профессиональной спортсменкой становиться не желаю. Не мое это дело.

Поэтому я с видом великомученицы отошла в конец зала. Убедившись, что одноклассникам не до меня – их Ариадна Сергеевна гоняла по полной – размялась, сделала несколько растяжек и решила вспомнить свое последнее выступление на областных соревнованиях. Интересно, смогу выполнить его без ошибок или нет?

Вспомнила звучавшую тогда музыку, легко разбежалась и сделала сальто. Закончив на шпагате, встала, приложила палец ко лбу и принялась припоминать совершенные огрехи. Отвлекли меня от этого увлекательного занятия громкие аплодисменты.

Я удивленно посмотрела на противоположный конец. Хлопал восхищенный Панов. Остальные давно привыкли, что я во время физкультуры дополнительно тренируюсь, и особого внимания на меня не обращали.

Вот черт! Наверняка решил, что я тут для него показательные выступления устроила.

Иронично поклонилась в его сторону и пошла к станку разминаться.

После физры я одевалась долго. Меня даже Инка торопить начала. А мне просто не хотелось встречаться после школы с этим навязчивым типом. Мне с ним было скучно. Вот с Красовским я бы поболтала, но где он теперь? Наверняка приударяет за очередной кралей. Почувствовав непонятную досаду, прикусила губу.

О чем это я думаю?

Одевшись, вышла с укоряющей меня Инкой на школьный двор. Та с досадой меня пилила:

– Ты это специально сальто крутила, чтоб на тебя новенький внимание обратил! И не отпирайся!

– Ага, ты это по глазам видишь! Но я на каждой физре сальто кручу, к этому все привыкли, чего ради я должна это прекратить? От появления в нашем классе этого типа? Вот тогда бы все точно поняли, что я тихо сижу на скамеечке из-за Панова, чтоб вдоволь им налюбоваться!

Но она не унималась:

– Могла бы сказать, что нога болит. Или рука. Что, выдумать нечего, что ли? С каких это пор ты такая недалекая?

– Инка, окстись! Не собираюсь я ничего выдумывать! Тем более из-за какого-то нахального парня! И успокойся уже! Мозги включи, наконец! Панов – птичка не нашего полета!

– А у нас равенство и братство! – Инка, как заезженная пластинка, стояла на своем.

– Вот и смотри на него как на брата, чего делишь шкуру неубитого медведя!

Препираясь таким макаром, мы с ней дошли до черного «мерседеса», стоящего на выезде из школы. Едва поравнялись с ним, как дверца распахнулась, и дорогу нам перерезал Виктор Панов собственной персоной. Распахнул заднюю дверцу и пригласил:

– Маша, давай домой подвезу, – и тон у него при этом был безапелляционно-командирский. Хотелось вытянуться во фрунт, сказать «есть, товарищ генерал» и выполнить приказ вышестоящего по званию.

Но я на такое не покупаюсь.

– Я рядом живу, меня подвозить не надо. А вот Инну можно, она далеко живет.

Это было наглым враньем, мы с ней в соседних домах живем, но Панову об этом знать необязательно.

Как я и думала, он кинул пренебрежительный взгляд в сторону сделавшей охотничью стойку Инки и отрицательно мотнул головой.

– Я тебя подвезти хочу, а не кого попало! – это прозвучало уж вовсе по-хамски.

Мы с Инкой обе выпрямились, оскорблено посмотрели друг на дружку.

– Вот как? Моя лучшая подруга для тебя «кто попало»? – моим возмущением можно было камни дробить. – А ведь «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». То есть я тоже из этой же непристойной оперы?

Мы с Инкой синхронно сделали шаг вправо, обходя озадаченного моими софизмами парня, и маршевым шагом пошли прочь. Он протянул вслед нам руку и даже дернулся, намереваясь догнать, но из машины послышался предупреждающий возглас водителя:

– Витя, ты опоздаешь на тренировку!

Чуть слышно чертыхнувшись, тот вынужден был сесть на переднее сидение и сердито захлопнуть дверцу.

Машина промчалась мимо нас. Панов обдал меня сердитым, странно обиженным взглядом и исчез в глубине улицы.

Вот ведь какой! Он нас обидел, и сам же оскорбляется.

– Ну что, ты все еще желаешь его внимания? – каверзно спросила я у мрачной подруги.

– Конечно! – Инка пнула валяющийся на асфальте камешек. – Это даже интересно!

– Да, ты же у нас любитель трудных побед! – скептически отозвалась я.

– Так же, как и ты! – парировала подружка.

Я озадачилась.

– Когда это со мной такое было?

– А кто в восьмом классе контрольную пересдавал, потому что четверка для нее слишком низкая оценка?

– Нет, ты божий дар с яичницей не путай. При чем тут контрольная, мы же вроде о Панове говорим? – я даже слегка оторопела.

– Да при том, что ты тоже легких путей не ищешь, вот! – и она показала мне язык.

Я с ней спорить не стала. Зачем? Она и без того травмирована сегодня откровенным пренебрежением понравившегося парня. Ни к чему еще ей негатива добавлять.

Мы подошли к нашим домам. Теперь ей надо было налево, мне направо.

– Может, ко мне? – робко предложила она.

Я отрицательно махнула рукой.

– Нет, у меня дома дел полно.

Она догадалась:

– А, теперь все домашние дела на тебе? Тяжко, да?

Я неопределенно повела плечами.

– Да нет. Отец с нами не живет, так что ничего сложного. К маминому приходу полуфабрикат какой-нибудь в микроволновку кину, и все.

У Инки от удивления округлились глаза. Она-то считала, что у меня идеальная семья.

– Не живет? А что случилось?

– Родители поссорились.

Она меня не поняла. У нее родители ругались по сто раз на дню, но это не было поводом для ухода отца из дома. Это просто был стиль общения. Решив, что я что-то скрываю, она проявила сочувствие. На свой манер:

– Ой, наверняка у него кто-то появился! Но ты не переживай, вот набегается и вернется. Мужики они все козлы.

– Я и не переживаю, – хмыкнула я, пытаясь с достоинством переварить подобное ободрение. – Мне-то что? Мне и с мамой хорошо. Пока! – и решительно направилась к себе, боясь услышать что-нибудь еще столь же сочувственное.

Инка что-то бурчала мне вслед, но я ее больше не слушала.

Дома было пусто и как-то не пожилому чисто. Ушла в свою комнату, села за ноут и открыла фотки, присланные мне Вадькой. В каталоге было и видео, но оно меня не волновало. Потому что там не было Красовского. А на фотках он был. На заднем плане, правда, но кого это волнует? Вполне можно сделать побольше масштаб, и он как на ладони.

Полюбовалась на его лучащиеся вызовом и весельем глаза и решительно закрыла файлы, предварительно выругав себя за несдержанность. И что я в нем нашла? Нахрапистость одна и непорядочность, больше ничего. А что морда смазливая, то это еще хуже. Для него, естественно, не для меня.

Ушла на кухню, налила себе в кружку кипятка, бросила пакетик заварки и кусочек рафинада, обняла ее обеими ладонями и разочарованно посмотрела на стоящий напротив стул.

Там обычно сидела бабушка и внимательно слушала мои нехитрые рассказы. Она никогда меня не утешала, просто слушала, понимающе кивала, и мне становилось легче. Бабушка бы объяснила мне, что со мной. С чего я никак не могу забыть Красовского? Ведь он откровенный прохиндей и бабник. Не могла же я в него влюбиться? Или могла?

От этой диковатой мысли по спине прополз неприятный холодок. Вот ведь выбрала же я объект для первой влюбленности! Хуже только дядя Миша, наш сантехник из ЖЭУ, называвший меня «ягодка ты моя сизокрылая». Тот вообще вечно подшофе, поэтому и объединяет необъединяемое.

Представив дядю Мишу в роли пылко влюбленного, куртуазно угощающего меня бутылочкой перцовки, стандартно торчащей из его кармана, я развеселилась. Решив, что жизнь еще не настолько плоха, чтоб переживать из-за пустяков, допила чай и пошла делать уроки.

Этим я и занималась, когда раздался настойчивый звонок в дверь. Я замерла. Кто бы это мог быть? Почему-то на ум пришел Виктор Панов, и я на цыпочках проскользнула в прихожую, посмотрела в глазок. Там стоял отец. От души сразу отлегло, и я уже без дрожи в руках открыла замок.