Навечно в грёзах (СИ) - "Eva 4444" - Страница 142

Столпы синих искр — они были везде. Временами опоясывали меня кругом, сверкая и пронзительно искря всего в паре сантиметров от меня, но ни один удар орка не достиг своей цели. При каждом попадании по щиту воздух вокруг меня раскатисто трещал и пронзительно гудел. При каждом ударе Кхрорага щит неизменно отшвыривал его от меня на пару-тройку метров, при этом хорошенько ударив током. А я, воодушевлённая тем, что теперь вместо Рэнна меня оберегает наш ребёнок, лихо нанесла орку парочку довольно сокрушительных ударов. Не смертельных, но всё же. Изрядно испугавшись за жизнь своего правителя, вся охрана Кхрорага без его на то приказа спешно окружила меня и тоже принялась атаковать. Да, с таким-то щитом, я, может, и сама с ними всеми справлюсь. Но как долго продержится эта бесценная защита?

Долго. Щит продержался невероятно долго. Настолько, что мне хватило времени и сил сокрушить Кхрорага, нанеся ему ранение несовместимое с жизнью, после которого трёхметровая туша с глухим грохотом завалилась на окровавленную землю и едва дыша харкала кровью, смахивающей на мерзкую зелёную слизь. Несмотря на свору атакующих меня орков, я целилась именно в Кхрорага. Не успел тщеславный орк понять, что лучше бы ему, и правда, спрятаться за спины подчинённых, как я уже пронзила своим мечом его зелёное сердце, и вопрос его кончины стал всего лишь делом пары минут.

Настоящий правитель не имеет права на тщеславие и гордыню. Они-то и погубили Короля Джакларда. Полагал: беременная девчонка, к тому же, ещё и изрядно вымотанная, не в силах сокрушить Великого Кхрорага? Ошибся. Смертельно ранив Короля орков, я ещё какое-то время отчаянно отбивалась от его озверевших подчинённых и даже убила двоих, но силы мои оказались на исходе, и, не без ликования узрев последний хриплый вздох Кхрорага, я в облегчении рухнула на сырую землю. Кровожадные твари в безудержной жажде мести окружили меня и рьяно старались дотянуться до меня своими мерзкими лапищами, тем самым истощая запасы энергии моего щита. А я встать не могу: сил совсем не осталось.

Лежу, отрешённо глядя стеклянным взглядом в синее небо перед собой, и молю всех Богов, чтобы тупорылые ублюдки, осознав своё поражение, наконец потеряли ко мне интерес и отступили. Тёплые кровавые струйки, сбежав из уголков рта и носа, закатились мне за шиворот. В руках и ногах — неприятное покалывание и чувство, будто конечности онемели, а ублюдочные орки всё не унимаются, беспрестанно тараня мой щит с новой и новой силой. В какой-то момент мне невероятно захотелось спать. Уставшие глаза пекут и слезятся, но я упрямо не позволяю им закрыться. Вот бы сейчас в грёзы… к Рэнну. Так хочется в его родные объятия. Так хочется тяжёлый взгляд его серых глаз на мне…

Одичалые орки, издавая животные рыки, по-прежнему не отступают и уже настолько ослабили щит, что почти касаются меня. А я только и могу, что смотреть сквозь пелену слёз в бездонное небо и, словно безумная, счастливо улыбаться от осознания того, что Кхрораг мёртв! Арнорд спасён! Возможно, мне остались считанные минуты, но я уже давно дышу в долг. Дэйн и Кирион справятся и без меня. Сдалась. Прикрыла свинцовые веки, в надежде чуток передохну́ть, набраться сил и всё-таки суметь подняться на ноги. А там уж и до верных эльфов добраться. Прикрыла.

(Audiomachine — Cities on Fire)

«— Нет. Только не Дрейк. Его будут звать Скай. Я всегда мечтал назвать сына Скаем, — тёплые ладони на моём животе и любимая улыбка.

— Ну, Рэнн… Пожалуйста-а-а… Мне очень хочется…

Заискивающе состроила глазки и бережно поправила воротник его кителя. Оказывается, Рэнну так идёт форма. Непривычно… От, когда повстречались, я видела его чаще с голым торсом, чем в одежде. Нет, обнажённым ему, несомненно, идёт больше, но теперь, когда он мой, не хочу, чтобы искушал сердца жительниц Аваллона.

— Я согласен на честные переговоры, — крепко обхватил моё лицо ладонями и жадно чмокнул в губы, — но только после того, как родится малыш. А до тех пор — не вижу смысла в ссорах. — Смолк на секунду, а после расплылся в хитрющей улыбке. — Хотя, если только ради того, чтобы после мириться тем самым способом, которым мы любим…

Мимолётно поцеловал меня в лоб и цепко прижал к себе, словно меня силой выдирают из его стальных объятий. Да так крепко обнял, что мне до ломоты в костях стало больно. Оторвалась от любимого и глянула вниз, а его нет.

— Где он? Рэнн, его нет! — на грани срыва в истерику подрагивающим голосом зашептала.

Мужчина, стоящий передо мной, искреннее недоумевал, о чём я его спрашиваю.

— Кого нет, родная?

— Живота нет! — уже не шепчу, уже ору во всю глотку и непослушными руками пытаюсь дотянуться до проклятых пуговиц на спине, дабы стянуть с себя тугое платье. — Моего живота нет! Ребёнка нет, Рэнн! Нашего ребёнка нет!

Демон с тревогой на лице ошарашенно глянул на мой плоский живот, а после окончательно выбил почву из-под моих ног.

— Его и не было никогда. Амайя, с тобой всё в порядке?

Со мной? Не верю! Только что же был? Снять бы осточертелое платье… Мне срочно нужно снять платье!

Спешно повернулась спиной к Рэнну с просьбой помочь мне с пуговицами, а позади оглушительная тишина. Обернулась, а Рэнн… он мёртв. Распластался на мраморном полу папиной террасы с огромной кровавой дырой в груди. Остекленевшие глаза замерли без отражения души на их дне. Уже посиневший, холодный Рэнн. Все мои внутренности за доли секунд скрутило в болезненном спазме. Присела подле любимого и ласково глажу ладонью по точёным фактурным скулам.

— Как же приятно отбирать у тебя всё, что тебе так дорого…

Подняла потяжелевшую голову, чтобы взглянуть туда, откуда доносился до боли знакомый голос, и отшатнулась назад. В заставленном цветами углу террасы, на папином троне, вальяжно восседал Бурхат. Живой, из крови и плоти! Неизменно надменное выражение лица, а в ухоженных руках — вырванное сердце Рэнна. Подкидывает его вверх, словно мячик, и вновь ловит. На грани потери трезвости ума, в безграничном горе, прикрыла приоткрытый рот трясущейся рукой, дабы не завопить, и в покаянной беззвучной мольбе воззрилась в тёмное небо над собой.

Тёмное? В полдень? Отчётливый запах гари отвлёк от нахлынувшей волны ужаса и обречённости. Присмотревшись, обомлела, увидев сквозь перила террасы багрово-оранжевые всполохи. В гипнотическом трансе медленно поднялась и подошла к перилам некогда любимой террасы. А там… Мой Аваллон полыхает огнём! Всюду снуют захватчики, мародёры, орки, и в полдень наступила ночь от непроглядного смога горящей столицы. Мой город пал! Мой народ истреблён. Из-за меня.

В бессилии медленно сползла на покрывающийся пеплом пол балкона и, вскинув голову к небу, захлёбываясь горелым воздухом, завопила, зарыдала во весь голос, а звуков плача не слышно… Душу будто в угли окунули, горло дерёт в удушающем вопле, а плача по-прежнему нет. Как и слёз на лице… Что за нах…?».

— Жива?

Очнулась от жгучего шлепка по щеке и всполошённой рожи Вилана прямо перед собой. Сон! Это был всего лишь больной бред! Не удержалась, зашлась в истерическом смехе от неконтролируемого порыва счастья, что живот на месте, Рэнн жив и, да, я убила Кхрорага! И я до сих пор жива! Жива-а-а! Вилан скептически уставился на меня, явно пытаясь оценить мою адекватность по шкале от «сойдёт для брюхатой бабы на поле брани» до «в конец рехнулась и, ай-да её на списание, на гильотину, дабы не вносила смуту в ряды и без того трусливых эльфов»! Хотя это я умом тронулась? А сам-то? Это что за методы такие в пробуждении спящих? Он и Айлин по утрам так поднимает? Неотёсанный мужлан! Смерив его презренным взором, недовольно буркнула в ответ:

— Жива! А бить было обязательно?

Вымазанный в зелёной крови орков, как, впрочем, и в своей, Вилан с неподдельным изумлением на лице всё ещё нависал надо мной.

— Я уже как две минуты трясу тебя — бессознательную. И ты знаешь, невольно начал представлять себя на эльфийском троне. — Демон хищно ухмыльнулся. — А ты, как назло, очнулась. Думал, прибив Кхрорага, ты отправилась добивать его и в аду.