Мамаша Бармалей - Донцова Дарья - Страница 3

Алиса потом превратилась в Лису. Лисёнка, Лисёныша. Господи, мы всегда были рядом, вместе за руку ходили. И вдруг! Она пропала! Как мне жить теперь?

Энтин встал и пересел на стул около Голкиной.

– Вам сейчас очень тяжело. Знаю, вы умная, воспитанная женщина. Да только беда выбила вас из колеи. Мы хотим вам помочь, нам придется задавать вопросы, некоторые из них могут показаться вам бесцеремонными. Заранее просим прощения, нами движет не праздное любопытство, а желание вернуть Алису домой.

Посетительница на время застыла, потом разрыдалась.

– Я так старалась ради счастья ребенка, все для этого делала, оберегала дочь, как могла!

Константин Львович обнял Ирину, прижал к себе и пробормотал:

– Ну, ну! Слезами горю не поможешь.

Голкина вытерла лицо о пиджак Энтина.

– У меня единственная дочка, других нет, ради нее я готова на любые испытания. И они уже начались. Как только я узнала, что Алисонька исчезла, сразу понеслась в полицию. Объяснила там, что малышка пропала.

Ирина воздела руки к потолку.

– О, моя наивность! Меня выслушали со скучающими лицами, узнали, сколько лет дочке и заявили: «Девушка уже взрослая, надо подождать три дня, скорей всего она протрезвеет и вернется». Никакие мои слова о том, что девочка вообще не употребляет алкоголь, не подействовали.

– Заявление об исчезновении человека обязаны принять сразу, – возмутился Энтин, – и возраст тут роли не играет. Слова о трехсуточном ожидании незаконны.

– Они просто не хотели искать доченьку, – со слезами воскликнула Голкина, – во время моей беседы с дежурным в полиции сидела милая, хорошо одетая дама. Она ко мне подошла и шепнула:

– Давайте выйдем.

На улице женщина сказала, что она адвокат, ее клиентке в полиции тоже отказали, когда сын пропал. Тело его потом нашли на стройке, он захотел в туалет и зашел в укромное место. На голову несчастного упал тяжелый предмет, случилась черепно-мозговая травма. Студент два дня лежал в недостроенном здании в беспомощном состоянии и умер. Начни полицейские сразу поиски паренька, могли бы спасти. Адвокат посоветовала мне не терять времени зря, не добиваться активности от полицейских, они не торопятся кого-либо искать. Нужно бежать в детективное агентство, она дала мне вашу визитку и сказала: «Они лучшие на ниве поиска». И вот я здесь. Спрашивайте что хотите, я отвечу на любые ваши вопросы, только помогите.

Когда после долгой беседы Константин Львович пошел провожать Ирину до ее машины, Николай заговорил:

– Муж нашей клиентки, Борис Онуфриевич Голкин, хорошо известный персонаж. Его отец был одним из самых успешных адвокатов. Мать – заведующей нотариальной конторой. У них была кооперативная квартира в центре Москвы, огромная дача на Николиной горе, две машины. Мало кто из советских людей мог похвастаться подобным набором. Борис – единственный сын в семье Голкиных. После того, как на руинах СССР запылал костер перестройки, большинство бывших советских людей превратилось в нищих. А вот родители Бори остались на плаву. Алевтина сделала нотариальную контору, которой тогда руководила, своей собственностью. А у Онуфрия не было отбоя от специфических клиентов, которых именовали братками.

Борис закончил Плехановский институт, работал… в библиотеке.

– Где? – прервала я рассказ Коли.

– В районном книгохранилище, – уточнил Махонин, – причем не около дома, не в центре, а в Чертаново, которое в те времена считалось окраиной столицы.

– «Плешка» – престижный вуз, – заметил Энтин, – он давал прекрасное образование, славился великолепными педагогами. Выпускники ныне российского экономического университета имени Плеханова устраиваются в престижные места. А Борис осел там, где, как правило, работают дамы среднего возраста. Может, он не доучился, ушел со второго курса?

– Нет! Голкин получил диплом с отличием, – возразил Коля, – и сразу отправился в захолустье. О том периоде жизни Бори ничего не известно. Интернета тогда не было, соцсетей, которые стали неисчерпаемым источником информации, тоже. Мне почему-то кажется, что сын богатых родителей ни разу на выдаче книг не сидел, работа была нужна ему для прикрытия. Чем парень занимался? Может фарцевал, торговал дефицитными товарами в туалетах Москвы? Продавал интуристам за валюту советскую военную форму? Ответа нет. Но вскоре после того, как Горбачев пришел к власти, после апрельского пленума, на котором объявили о реформировании экономики страны, в СМИ появляются упоминания о бизнесмене Борисе Онуфриевиче, он открыл вещевой рынок у метро. Вскоре в газете «Ягода», теперь не существующей, а тогда очень популярной, стали публиковаться статьи о Голкине, его называли: царь Борис, кровавый Боря, писали, что он является руководителем организованной преступной группировки, на счету которой убийства, грабежи и рэкет. Голкин никак не реагировал на хлесткие заголовки вроде «Крыса в океане долларов». Был ли он на самом деле таким? Пока я ответить не могу, у меня есть лишь самые поверхностные сведения, те, что плавают в сети на виду. На момент, когда сына назвали «паханом-императором», Онуфрий уже умер, Алевтина стала вдовой. К слову сказать, она прожила намного дольше супруга, скончалась в глубокой старости.

В злоязыкой прессе тех лет нет рассказов о загулах Бориса, о его любовницах, он вел закрытый образ жизни, по кабакам не шлялся, в перестрелках не участвовал. Он, будучи далеко не молодым, женился на Ирине, у пары через семь месяцев появилась первая дочь Эльвира.

– Голкина даже не упомянула, что у нее есть еще один ребенок, – удивилась я, – называла Алису единственной дочерью.

– И это правда, – неожиданно согласился Николаша, – Эльвира умерла в возрасте восемнадцати лет.

– Ой, бедняжка, – вздохнул Энтин. – Какова причина ее смерти?

Махонин поморщился.

– Пока я не знаю.

Константин Львович пробормотал:

– Женщины, которые лишились ребенка, делятся на две категории. Одни постоянно говорят об умершем. Им становится легче, когда они слышат слова сочувствия. Другие, наоборот, замыкаются в себе, молчат, им становится хуже, когда кто-то упоминает имя покойного. Наверное, Ирина из второй категории матерей. Эльвира давно умерла?

– Да, – кивнул Николаша, – Алиса тогда была совсем маленькой.

– Следовательно, Эля никак не причастна к исчезновению Алисы, – подхватил Костин, – лучше не касаться темы умершей дочери в разговорах с Голкиной. Не надо ее травмировать.

Коля протянул мне пустую чашку.

– Будь человеком, свари мне кофейку, плесни в него сгущеночки.

– Йес, шеф, – улыбнулась я.

Николаша продолжил:

– Госпожа Голкина намного младше мужа, у нее нет блестящего образования. После окончания восьмилетки выпускница Спиридонова, это девичья фамилия нашей клиентки, пошла учиться в ПТУ на швею. Там красивую девочку заметил один из модельеров и забрал ее к себе. Ирина стала, как тогда говорили, манекенщицей. Из нее не получилось самой яркой звезды, но она уверенно держалась на среднем уровне. Потом вышла замуж за Бориса, осела дома и родила дочь. Ничего ужасного в ее биографии нет. У нее самые обычные родители: мать портниха в ателье, отец шофер, они рано умерли. Жила Ирина до брака в Медведкове в скромной двухкомнатной квартирке вместе с бабушкой, та всю жизнь проработала в аптеке. Перелей в чашку побольше кофеек, в эту сгущенка не поместится.

Последняя фраза адресовалась мне.

– Чашка большая, – удивился Энтин, – вполне пара ложек молока войдет.

Я взяла здоровенную кружку и выполнила просьбу Махонина, потом открыла холодильник, достала банку сгущенки и поставила ее около ноутбука. Махонин потер руки, взял банку и начал выливать ее содержимое в кофе.

– Коля, – ахнул Константин Львович, – друг мой, не покажется ли тебе напиток слишком сладким?

– Слова «слишком сладко» Николаше не известны, – засмеялся Костин, – он даже селедку со сгущенкой ест.

– Вы шутите? – изумился психолог.