Больные вещи (ЛП) - Келли Рональд - Страница 12

Я повернулся и закричал.

На голых досках крыльца, за кровавыми остатками свежей крови и слизи, лежали легкие Джесса Хеджкомба. Они вздымались и сдувались, как пара ужасных мехов, наталкиваясь на крыльцо, живя собственной жизнью. Затем они остановились, как будто мой крик привлек их внимание.

Кровавое дыхательное горло, плетущееся, как голова змеи, повернулось в мою сторону и посмотрело на меня, впадина глотки смотрела как глубокая безглазая впадина. Я отвел глаза и услышал, как мокрый комок твари спускается по ступенькам крыльца.

Когда я наконец собрался с духом, чтобы посмотреть, онa исчезлa, оставив уродливый след алой слизи по девственному снегу. Я слышал, как онa пробирается сквозь мертвые заросли, пыхтя и сопя, видел, как поднимаются клубы морозного дыхания, когда онa направляется в лесную лощину.

Насколько мне известно, эта тварь больше никогда не возвращалась в полуразрушенную хижину рядом с Силвер-Крик... и я тоже.

В эти дни я, по большей части, был замкнут в себе, предпочитая не вмешиваться в чужие дела. Однако, время от времени, я ничего не могу с собой поделать, особенно, когда речь идет о приятелях детства старика. В последнее время мало говорят о них и ужасной смерти Джессa Хеджкомбa. Когда кто-нибудь спрашивает меня о тех последних днях, проведенных со Старым Харкером, я вежливо говорю им, чтобы они занимались своими чертовыми делами.

Лестер Уиллс умер на днях в Макминнвилле. В газетах по этому поводу поднялся большой шум. Похоже, какое-то дикое животное каким-то образом проникло в дом престарелых и вырвало бедному Лестеру горло и легкие прямо на смертном одре. Конечно, я знаю, что этого не произошло... и Чарли Гуч, последний из троих, тоже. Чарли в наши дни тоже не выглядит таким бодрым. Каждый раз, когда я вижу его в городе, его лицо бледное и обеспокоенное. И когда у него случается один из его сильных приступов кашля, я поворачиваю голову, боясь посмотреть.

Иногда, когда я иду на охоту на белок в Вест-Пайни-Вудс, я слышу, как что-то ползет по жимолости. Что-то просто пыхтит и хрипит, пробираясь через темные лощины вдоль Силвер-Крик. Иногда кажется, что их может быть больше одного.

Мой двенадцатый калибр висит на оконной стойке моего пикапа, очищенный и заряженный двуручной картечью. По вечерам я слоняюсь по магазинам и зданию суда, жду, прислушиваюсь, нет ли известий о том, что старина Чарли наконец-то дал дуба.

И когда я это услышу, я возьму свое ружье и стаю собак и отправлюсь на охоту.

"Похищение"

Он вспомнил ночь. Ночь ярости Тани.

Он вспомнил ночь, когда она злобно смеялась, нежный блеск отточенной стали и острую боль. Он вспомнил, как быстро пульсировала кровь... его кровь.

Но больше всего Нельсон Трулейн запомнил момент своего пробуждения. Момент, когда он осознал истинный масштаб своей ужасной потери.

Единственной связью между тем моментом и настоящим было письмо, которое он держал в дрожащих руках. Страх расцвел в животе Нельсона, как темный цвет какого-то ядовитого цветка, как только он увидел почерк на конверте. Это был почерк Тани, в этом нельзя было ошибиться. Он вскрыл конверт, словно сумасшедший, и развернул записку. Эти слова напали на его хрупкую, неуравновешенную психику, угрожая разрушить самообладание, за которое он держался во время этого ужасного испытания:

ОСТАВЬ ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ В ПРОСТОМ КОНВЕРТЕ ПОД ЭСТРАДОЙ В СЕНТЕННИАЛ-ПАРКЕ, В ВОСЕМЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА, В ЧЕТВЕРГ. "X" ОТМЕЧАЕТ ЭТО МЕСТО. ИГРАЙ ПО ПРАВИЛАМ И БЕЗ ПОЛИЦИИ, ИНАЧЕ ТЫ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ УВИДИШЬ СВОЕГО ДРАГОЦЕННОГО БАДДИ.

Подписи не было, но в ней и не было необходимости. Он ждал записки о выкупе от Тани уже несколько дней.

Нельсон посмотрел на штемпель. Письмо было отправлено накануне прямо с адреса, где он жил сейчас, в Нэшвилле. Нельсон подумал, что это довольно забавно, поскольку полиция предположила, что Таня покинула штат вместе с Бадди. Это был наиболее распространенный образ действий похитителей. Но, с другой стороны, Таня была слишком извращенной, чтобы придерживаться правил обычного преступника.

Нельсон уставился на телефон. Он подумал, стоит ли ему звонить властям, затем одумался и вышел из дома. Он сел в свою машину и поехал через город к берегу. Он снял со своего сберегательного счета десять тысяч долларов стодолларовыми банкнотами и поехал по оживленной улице Вест-Энд-авеню. Справа простирался парк Сентенниал с его величественными садами и монументальной копией греческого Парфенона.

Он нашел место для парковки через дорогу от парка и внес мелочь в счетчик. Затем он расположился у окна в маленькой закусочной, которая обслуживала преподавателей и студентов соседнего университета Вандербильта. Место было знакомо Нельсону; он обедал там раньше много раз. За последние пятнадцать лет он превратился из студента в преподавателя в колледже и ел в ресторане жирные чизбургеры и картофель фри во время своих обедов. Но теперь эта жизнь академической стабильности казалась только неприятным воспоминанием. Парадоксально, что Таня выбрала именно это место для сделки. Но тогда Таня точно знала, что делает, выбирая Сентенниал парк. Она хотела сделать этот опыт как можно более болезненным и унизительным.

Был уже поздний день, когда он заказал кофе и бутерброд с ветчиной и приготовился к долгому ожиданию. Он смотрел в окно на парк, на молодых людей, которые бегали трусцой по живописным дорожкам и сидели в тени только что распустившихся деревьев, изучая свои книги и друг друга. Весна должна была быть временем любви, а не ненависти. Так было с Нельсоном Трулeйном. Он встретил свою жену Анжелу в парке в разгар южной весны. И, кстати, так же он познакомился с Таней Райт.

Прошли часы, и яркий солнечный свет растворился в черном покрове ночи. Он посмотрел на часы. Стрелка приближалась к восьми. Он оставил свою пятую чашку кофе недопитой и вышел в темноту. Нельсон спокойно перешел улицу и нырнул в тени парка Сентенниал. Он держался поближе к деревьям, избегая освещенных дорожек. Ему потребовалась всего минута, чтобы добраться до безупречно белой эстрады. Это было огромное круглое сооружение, типичное для довоенной архитектуры того района. Крытая сцена стояла в роще цветущих магнолий, вдали от ближайшего фонаря.

Нельсон подошел к эстраде. Он начал обходить ее огороженную базу. В записке говорилось, что деньги нужно оставить под платформой, но он никак не мог это сделать. Деревянный плинтус вокруг прочного пола не давал доступа в пространство под ним. Волнение нарастающей паники угрожало охватить его, когда он внезапно обнаружил небольшую служебную дверцу в задней части эстрады. Кто-то нарисовал на ней большой крестик из баллончика с красной краской. "X" ОТМЕЧАЕТ ТОЧКУ, о которой говорилось в записке. Он попробовал открыть дверь и обнаружил, что она не заперта.

Он открыл ее, залез во внутренний карман пиджака, взял манильский конверт и приготовился бросить его в пыльную тьму.

- Не стой здесь, - прошептал знакомый голос, полный неприкрытого презрения и насмешек. - Заходи внутрь.

Нельсон хотел развернуться и убежать. Но он не мог позволить себе действовать так нерационально. На карту было поставлено благополучие Бадди. Если он уйдет и заберет деньги с собой, Бадди наверняка пострадает из-за его слабости. И этого Нельсон не сможет вынести.

Он присел и протиснулся через узкое отверстие. Сразу же он оказался в подвале, окруженный запахом сырой земли и кружевной старой паутины на его лице.

- Где ты? - спросил он.

- Я здесь, ты, бесстыдный трус, - доносился голос Тани прямо из-под эстрады. - Ты принес деньги?

- Да. Они у меня с собой.

Нельсон собрал свою решимость и начал ползти через тесное пространство на звук женского голоса.

Он не прополз и десяти футов, когда Таня велела ему остановиться. Он сделал, как она сказала. С колотящимся сердцем, Нельсон ждал, пока Таня подошла к нему. Он не мог ее видеть. Под платформой была кромешная тьма. Темно и гнилостно, словно в склепе. Он выбросил эту мысль из своей головы и прислушался, как ее дыхание стало ближе.