Пораженец (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 8

— Как японцы?

— Да, только денег будет еще больше. Так что надо бы сейчас уже продумать, как эти деньги взять, самим не запачкаться, а немцам дулю с маком выкатить.

— Вот, кстати, о немцах, — наклонился к нам Савинков. — Затраты на слежку за ними можно и урезать, не наше это дело.

— А нам англичане заплатят, — я хищно усмехнулся. — Буры как, готовы к новым подвигам?

Борис и Леонид заинтересованно переглянулись

— Не все, но человек пять наберем. Остальные кто женился, кого просто так не сдернешь, вроде того же Егора или Никиты.

— Контакты с ирландцами живы?

— А как же, ребята с британскими паспортами очень помогают.

— Ну и отлично.

И я рассказал, что помнил про “Великое ограбление поезда”. В реале оно состоялось где-то в конце пятидесятых, что ли, но я потихоньку навел справки и схема работала уже сейчас. Британцы со своей верностью традициям ничего не меняли с конца XIX века: раз в несколько недель из Глазго в Лондон отправляли вагон с ветхими купюрами на уничтожение, а номера банкнот переписывали уже в Лондоне. И самый кайф был в том, что если их изъять, то можно запустить в оборот снова. Правда, денег возили по разному — когда тысяч триста, а когда и пару миллионов.

— С ума сойти, это же в десять раз больше, если в рублях! — прикинул Никитич.

— Ну, все хватать не надо, что-то ирландцам, что-то разбросать, как в Кимберли.

— Тут меньше, чем за год не управиться. Надо наблюдателей внедрить, дать им поработать, выбрать время и место… — Савинков, судя по всему, уже начал прикидывать детали операции.

— Поезд, значит… А знаете, есть у меня очень подходящий знакомый, Юрий Ломоносов, работал с нами, сейчас от подполья отошел. Большой специалист в железных дорогах, можно сделать предложение, от которого он не сможет отказаться, — процитировал мою присказку Красин. — У вас же связи в МПС имеются?

— Да, Собко, директор департамента.

— Сможете потом уговорить его принять Ломоносова на службу?

— Наверняка.

Обсудив некоторые подробности, мы наконец сосредоточились на происходящем на сцене. А там маленькое государство пыталось избежать дефолта, женив героя-любовника на приме, изображавшей богатую вдову с состоянием больше, чем весь бюджет Понтеведро.

— Погодите… Понтеведро, костюмы балканские, это же намек на Монтенегро, на Черногорию?

— Ну да, у них долг в черт-те сколько миллионов, вот и высмеивают.

— Мда, даже в оперетте не скроешься от злобы дня.

— Что поделать. Кстати, это хорошо объясняет, почему российская дипломатия на Балканах провалится — должны-то не нам, кредиторы Австрия и Франция, вот они и будут музыку заказывать, — не преминул я провести очередной урок политграмоты.

Красин после успешной женитьбы графа Данило на веселой вдове и выходов артистов на поклоны отговорился больной головой и укатил на извозчике, а мы с Борисом решили пройтись по местному Бродвею. Респектабельная публика валила из театров и закручивалась у входов в рестораны, в этой толчее еще два господина были никому не интересны.

— Вот все хочу спросить, Сосед, откуда вы все это знаете? И Кимберли, и поезд, и Джордж Лесли? И аналитика ваша безошибочная…

А мальчик-то вырос.

И задает очень правильные, хоть и щекотливые донельзя вопросы. И смотрит так искоса, оценивающе, хотя десять лет закрывал глаза. Да и то, сколько можно не замечать мои странности? Лезет, лезет чуждость моя этому времени, внимательный и системный наблюдатель ее рано или поздно видит.

— Читал много. А прогнозы… черт его знает, в какой-то момент понимаю, что будет именно так, вроде озарения. Вы мне вот что скажите, Крамер. Что Гришу вы проверяли, это понятно, а вот остальных? — предпочел я съехать с опасной темы. — Никитича, например?

Савинков поиграл желваками.

— Я всех проверяю.

— И меня?

Наш контрразведчик в изумлении остановился посреди улицы Надьмезе.

— Нет… вас — нет.

— А почему? Вдруг я на англичан работаю, например?

— Да ну, бросьте, Сосед! А Кимберли, а сейчас вот?

— Кимберли, говорите… А как еще втюхать вам мешок алмазов и чтобы никто ничего не заподозрил?

— Но зачем???

— Да черт их знает. Гадит англичанка и все тут.

— Тьфу на вас, — в сердцах плюнул Савинков. — Вот умеете вы все с ног на голову перевернуть!

— А вы не стесняйтесь, проверяйте и меня тоже.

Борис опять остановился.

— Но как? Вы же все эти способы знаете, сами им учили!

— Ну так придумайте новые, надо развиваться, изобретать, создавать новое. А то вдруг я чей-нибудь агент, — и я дружески пихнул Савинкова локтем.

***

Из Будапешта Губанов двинулся в Прагу, Андронов в Мюнхен, Коля Муравский отправился в Краков, Носарь в Бухарест и дальше морем в Одессу. А вот Савинков и Красин поехали в Белград и Софию, оценить обстановку на месте.

А я — в Швейцарию, проведать одного там гения и парочку студентов.

Работа патентных контор была налажена не просто как часы, а как местный хронометр. Капавшие Эйнштейну проценты начисто сняли с него заботы по обеспечению семьи с двумя детьми и Альберт по самую свою буйную шевелюру зарылся в физику, развивая сделанное пятью годами ранее. Научное сообщество потихоньку впитывало его идеи, даже несогласные считали его выдающимся ученым, еще бы, такую замысловатую теорию придумать. Заодно он принял должность профессора Цюрихского университета, где читал лекции в том числе и Митяю, студенту уже третьего курса. И первокурснику Михненко.

Оба они работали в качестве стажеров в патентной конторе, выполняли разные поручения надзиравшего за ними Никиты Вельяминова, но заодно изучали подобранную мной литературу.

Нестора выцепил в 1906 году Муравский — молодого анархиста упекли за участие в экспроприации, но Коля по моей просьбе употребил все свои возможности и в 1907 году Михненко по болезни вышел на свободу, а через год его переправили сюда.

Никита поведал, как Нестор провел два года подсобником, столяром и сапожником, но выучил-таки немецкий в достаточной степени, чтобы поступить в университет вольнослушателем. Странное дело, но ему гораздо легче давался французский, притом, что на этом языке больше говорят в Женеве, а не в Цюрихе.

А еще Никита выдал просто замечательную новость — заработал “список Жаботинского”, перечень евреев-революционеров, чей переезд в Палестину я считал весьма желательным. И Зеев сумел убедить многих, что они будут гораздо полезнее (и целее) в окрестностях Иерусалима, нежели в России.

В общем, недавно через Средиземное море отправились Гриша Радомысльский, один из помощников Ленина, и Розалия Залкинд. Если я не перепутал фамилии, это те, которого знали как товарищей Зиновьева и Землячку.

Осень 1910

Хрен тебе, господин инженер, Франция с Морозовым и прочие Капри с Италиями — Столыпин возжаждал увидеть меня через неделю, причем в частном порядке. Такие приглашения дорогого стоят, пришлось собираться и ехать. Разослал телеграммы, в первую голову Савелию — срочно готовить цифры и статистику.

Передали мне их уже в Питере, где в гостинице “Англия” меня дожидалось приглашение прибыть назавтра к десяти часам на Аптекарский остров.

Поутру город подарил отличную погоду — ни ветерка и золотой шар в небе, такой непривычный местным. Сорок минут я и двое местных охранников колесили, любуясь питерскими красотами — Исакием, Адмиралтейством, кирпичного цвета Зимним, Петропавловкой. Проплыли мимо Городской училищный дом Петра Великого, где заканчивали отделку и памятный завод Нобеля на другом берегу Невки, Ботанический сад и вот мы у ворот дачи премьер-министра.

Извозчик уехал, ребята встали снаружи, а я двинулся внутрь, мимо проводивших меня колючими взглядами сторожей. Стоило мне поставить ногу на первую ступеньку крыльца, как из двери появился хозяин.

— Добрый день, Михаил Дмитриевич, если не возражаете, пройдемся, день уж больно хороший.