Клёст - птица горная (СИ) - Ключников Анатолий - Страница 7

— С химиком, конечно, у меня полный облом получился, — согласился Командир, перекосив свою морду так, словно съел кислое. — Если бы я не имел информации про летающие повозки — всё: прощай, служба! Припомнили бы и мне нихельское прошлое в полной мере и башку, как пить дать, оттяпали бы.

Его ладонь прижалась ребром к его шее.

— Если бы у нас имелась толпа ловкачей, делавшая такие похищения, — продолжил он с явной досадой, — то я бы не уламывал тебя, как красную девицу. То-то и оно, что опыта нет ни у кого, а не только у тебя. Кому-то надо начинать. Кто окажется самым первым удачливым — тому и вся слава в руки. Я тебе суть дела изложил уже давно, ты мог бы сто раз подумать и решить для себя. Если ты здесь — значит, готов рискнуть? Если нет, то давай разойдёмся, и я тебя больше знать не знаю, и ничего тебе не предлагал.

— У тебя есть план, как провернуть такое дело?

Командир принялся излагать свою идею: отправить меня в научный городок Божегории под видом инспектора, проверяющего организацию безопасности. Только я смог бы сыграть такую роль, не вызывая подозрений в компетентности, если оснастить меня сопровождающими бумагами с печатями от самых высоких инстанций, что, вроде бы, сделать очень даже можно. Главное: надо суметь как-то выманить нужного человека за пределы охраняемого периметра, где его аккуратно упаковала бы вспомогательная группа.

— Не прокатит, — я помотал головой. — В тех краях горцы рыщут, — ваша группа не пройдёт незаметной. Если мы кого-то схватим, то нас точно не поймут. Я уже разок попадался в тех краях, и во второй раз с меня точно шкуру спустят.

Мой собеседник сник, но не надолго:

— Вот и придумай, что можно было бы сделать. А я тебе любую бумагу сварганю, и людей подберу, каких скажешь!

В конечном итоге я согласился, так как не видел иного выхода. Конечно, мою прежнюю должность мне уже не вернут: в нашем научном городке наверняка уже приняли другого человека, но без полной амнистии доступ к научным людям для меня закрыт наглухо — мне с женой даже краткого свидания не разрешат. Ведит рано или поздно вычеркнет меня из своей жизни, дети — забудут, и что тогда? Тогда надо будет устраивать свой быт с чистого листа, а это, по любому, лучше делать при условии, когда над тобой не висит проклятие королевской немилости.

Мы с Командиром вышли из кабака по одному и разошлись, не прощаясь. За нашими спинами кто-то всё-таки попробовал побуянить, но после звука тупого удара шум голосов сделался не более обычного.

Я продолжал придумывать себе всё новые и новые убедительные доводы, ради чего я ввязываюсь в это трижды неладное дело, — уже глубокой ночью, лёжа в кровати рядом с Синичкой. Ну, а что я смог бы сделать, когда эта засранка нырнула ко мне под бочок совершенно голенькой? — я ведь не железный, в конце-концов. Солдат может остановить полчище врагов, но он бессилен остановить одну женщину, если ей что-то втемяшится в голову.

Видя, что мне не спится, моя нежданная подружка приподнялась на локте, подперла ладошкой свою щёчку и принялась пальчиками другой руки гладить меня по плечу.

— Знаешь, а у меня это в первый раз…

Я поперхнулся и прокашлялся. Синичка сегодня прямо-таки завалила меня разными чудесами, начиная от вымытых полов и заканчивая вот этой фразой, — мне оставалось лишь изумляться.

— Нет, я не в том смысле! — поправилась она после смешка. — Сегодня я в первый раз делала ЭТО для себя, и только для себя, а не для разных вонючих козлов…

— ???

— Да, вот такая у меня жизнь сложилась: сначала я была честной и порядочной девушкой, а потом мне сказали: «Хочешь жрать? — иди, работай в борделе!» Привезли, как куклу, в другую страну и сказали: «Вот твой новый дом.»

— А кем ты работала у себя на родине?

— Никем. Меня просто готовили замуж, как всех девиц. А потом… а потом…

У неё спёрло дыхание, и она не договорила — только всхлипнула. Я не настаивал: мне было абсолютно всё равно, что там у неё случилось.

— Хочешь, я буду с тобой всегда? До самой старости?

Я лежал уже готовый к её сюрпризам и ничем не выдал своих нахлынувших чувств. Кстати, моя старость придёт куда как раньше, чем её, а она не уточнила, чью именно мы будем дожидаться.

— С тобой так хорошо и спокойно. Я точно знаю: ты меня не бросишь. Ты не умеешь делать зло людям.

— Ты ничего обо мне не знаешь, кому и сколько зла я сделал.

— Ты же ведь не нарочно это делал, у тебя работа такая. Я тоже в борделе жила не ради развлечений, — она ещё раз коснулась моей кожи пальчиком. — Главное: что у человека вот тут.

Она провела полоску по моему сердцу.

— Что бы там у меня ни было, но мне скоро нужно уезжать в другую страну. Я не могу жить с тобой и оберегать тебя — у меня, понимаешь, свои дела. Мне сделали хорошее предложение — и я уезжаю. Когда вернусь и вернусь ли вообще — одному Пресветлому известно. Или Нечистому — я никак не пойму, кто из них лучше обо мне всё знает.

— Значит, и я тоже еду в другую страну, — спокойно сказала девушка. — Хоть на край света: за тобой — как за каменной стеной!

— Я в армию буду вербоваться, дурёха! — ответил я как можно более грубо. — А в армии девкам можно околачиваться сама знаешь в каком качестве. Такое занятие ты и без меня найдёшь, и без жизни рядом с солдатнёй.

Она отвернулась и принялась тихонько всхлипывать. Что-то слишком уж попалась мне ранимая работница борделя.

— Сама подумай: что ты будешь делать в этой Божегории? Языка не знаешь, работать не умеешь…

— Вообще-то, я родилась в Божегории, — вскинулась Синичка. — Слушай, возьми меня с собой! Что мне тут делать? — опускаться до грязных кабаков, как все мои знакомые? Мне тут всё осточертело! А там у меня — Родина, мне там обязательно что-то поможет! Я верю! Ну, возьми-возьми-возьми!

— Ладно, завтра что-нибудь придумаю… — ко мне пришла одна мыслишка.

Моя интонация подсказала девушке, что для неё ещё не всё потеряно. Она сразу воодушевилась и кинулась меня дурашливо целовать.

Командир одобрил мой вариант прикрытия: я еду в Божегорию под видом сопровождающего молодой девушки, который затем планирует завербоваться в божегорскую армию. Девица — это всегда отличный отвлекающий образ: все проверяющие сразу начинают пялиться именно на неё, а её спутник — ну, это так, пустое место. Когда-то мы с моей будущей женой точно так же и ехали по Божегории: никто ни разу не удосужился спросить у нас дорожные документы, все готовы были верить сразу на слово.

А сейчас нам состряпали и контракт двухсторонний, и непалевую подорожную: к нам в комнату сам лично приходил сморчок-нотариус, наши подписи собирал с поклонами и свою именную печать к контракту приложил. Простодушная Синичка, конечно, не догадалась просить, с каких это пор столичные нотариусы выдают подорожные листы, где стоит печать магистрата, а я не стал заострять её внимание на подобную мелочь.

Подорожную нам выписали до нашего посольства в Божегории. Во как! С одной стороны, это давало нам законное право проезда до их столицы, а с другой — давало некий призрачный шанс и Синичке. Ещё бы: нам вручили и третий документ, — письмо в посольство, где излагалась убедительная просьба поучаствовать в судьбе невинного дитя (?!), попытаться найти его родную семью и вернуть в лоно оной. И подпись нашего министра иностранных дел, т. е. Лебедя. С такой ксивой даже самый рьяный страж закона не сможет придраться: личные просьбы министров считаются обязательными для всяческого содействия, даже если это — министр другой страны, с которой нет войны.

Не могу я промолчать и не добавить: я не просил Командира помочь пристроить Синичку в её родной стране — я лишь обрисовал ему ситуацию в целом: у меня есть божегорка, под прикрытием которой можно пересечь границу. Кто такая? — да бес его знает: говорит, что с семьёй её разлучили и к нам в бордель привезли; никакой лирики я не разводил. Так что письмо Лебедя на имя нашего посла — это исключительно его личная инициатива.