Хозяева Земли (СИ) - Павлов Игорь Васильевич - Страница 35

По зазубринам поняла, что мой лук!

— Хозяюшка! — Визжит радостная. — Я нам мяса настреляла.

Кроликов скидывает на землю. А они бедные все стрелами истыканные, будто ежики. И лапки, и попки. Фантазия моя богатая картинки в голове рисует, как зайчик уползал раненный, подстреленный. И долго еще мучился. Жалко же…

— Что ж ты! — Рычу на Полю, та глаза округляет.

— Что, что! — Возмущается. — Раньше на охоту барон ходил. А сейчас некому. Мяса нет. Кур всех на рыцаря порубили, о яйцах теперь тоже можно забыть. А овощами сыт не будешь.

— Ой! Да иди рыбу лови! Что не мясо! А так над животинками издеваться, это не по — человечески! Я тебя в гринпис сдам!

— Наши клуши три карася поймали! Какая рыба. Хозяюшка, что я не так делаю?

Чуть не плачет. А меня слезами не проймешь. Лук свой выхватываю эльфийкий.

— Не умеешь, не берись! — Рычу, выбирая дерево, чтобы вокруг никого и позади.

Кладу стрелу в желобок. Прицеливаюсь. Шагов двадцать дистанция. С такой муравейчиков поражала на ходу.

Выстрел. Стук вбивающегося в ствол наконечника раздается. Есть прямое попадание!

Сбоку Мира, откуда ни возьмись, стоит. Обе ахают. Я под действием самолюбования еще две выпускаю более уверенно, выхватывая стрелы из колчана со скоростью моргания глаза. Те прямо куда метила, туда и летят. Щелк… щелк…

То-то же!

Из окон бабульки смотрят, что-то себе под нос бормочут.

— Это мой лук, — добавляю с укором.

— Я под мостом нашла, — бурчит Поля, глазки уводя.

— А я говорила, — ехидствует Мира. — Она лучница.

— Стрелочница, — смеюсь. — Кроликами займитесь. Стрелы все мне. И под мостом еще поищите. Маловато что-то в колчане.

Решила Гордона проведать. В сарае разбойника разместили. После того, как Варлам его чуть не сдал, Мира должна была догадаться спрятать его там получше. Мало ли на обыск нарвались бы. Кто эту детину остановит?

Открыла дверь в сарай. В этом еще не была. Пока тут Гордон, не совалась, стеснять и смущать не хотелось своим присутствием. Самолюбие мужское и так подорвано, после первой встречи. Я в этом планет чуткая.

Не навещала, а теперь думаю, что зря. Додумались где пленника держать! Вокруг лопаты, вилы, колья разной формации. Плетенки навалены, видимо, под ними и прятался от Марселя. Назад подалась опасливо. Гордона нигде не видно. Светильник у меня не такой уж и мощный, полутьма зловещая навивает страха. Если вдруг решит сбежать, мало ли, что на уме.

Не хочу лопатой по хребту получить. Поэтому окликаю, упреждая:

— Гордон? Рыцарь ушел. Я сказала, что ты сбежал. Можешь выходить! И вообще не держим, если что…

Минуту ждала.

Сверху зашевелилось! Отшатнулась еще дальше. Спрыгнул. Выпрямился, тело худющее, даже через рубаху видно. Морда заросшая. Вспомнился фильм про изгоя на острове. Вылитый!

Стоит в пол — оборота, смотрит своими большими черными глазенками.

Сглотнула. Зомби то еще, стоит, не шевелится. Готовится к прыжку?

— Эй, я к твоему пленению не причастна, не надо на меня так смотреть.

Сгорбился вдруг, на корзинку присел вальяжно.

— Думаешь, легко меня взять? — Произнес хрипло. — Думаешь Гордон простак? За мной все графство гонялось. А я на бабу повелся. В любовь поверил, вот и опоила плутовка травами сонными. Теперь не верю я вам, бабам. Змеиные ваши души.

— Не я ж…

— Мира твоя, — перебил и усмехнулся.

— Так! Ты мне тут даром не нужен! Можешь катиться, понял? — фыркаю.

— Дай три дня оправиться, сил набраться. Или уже гонишь? Рот лишний?

Внутри меня происходит взрыв. Что ядом собственным поперхнулась, это само собой. Возмущена, не то слово!

— Да ты! Как у тебя язык поворачивается в хлебе попрекать! Что бы мне, да жалко еды?! Вот рыцарю последнее отдали! Там да! Жалко, что свои без штанов! Мальченочки наши без белка и витаминов теперь! А этот ничего не сделал по поручению! Кабан здоровый, тупой как валенок! А ты… ты не смей тут обиженного строить! Я, между прочим, тебя от виселицы отмазала! Хлебом он меня попрекает. Ладно… Мира!

Девка из-за угла дома показалась. Чуяла я ее слежку. Носик в пушку, сдала любимого, теперь мается и мнется вокруг да около.

— Хозяйка, не гневайся! — пищит.

— Молчи! Корми его с общей пайки, со стола, поняла? Чтобы все поровну, корми, как меня и себя. Дичью жареной тоже угости. Пусть вкусно кушает и не жалуется на жизнь. А ты, Гордон, разбойник великий и неуловимый, знай. Я никогда еду не жалела, в нищете будем, ничего. Ровно на заднице сидеть не стану! Сама все! Завтра же в лес отправлюсь, настреляю мяса на всю деревню. Это я тебе говорю, чтобы тебе за мужскую половину стыдно стало!

Замолчала, дух перевести. Вылила все, что накопилось за эти непростые дни. Гордон смотрит нечитаемым выражением, толи смеется, толи обижен.

Развернулась и пошла к себе. Прооралась, полегчало. Жалко его, этого разбойника. Все мы кушать хотим. И я не исключение… в животе урчит, овощи достали, рыба и та не ловится. Ароматы жареного мяса в воздухе витают. Скорее бы ужин…

На следующий день никуда я не пошла. Постиранные походные шмотки еще не высохли. Гоняла женщин на работы. Вроде и делают что-то, но ничего не движется. Сажают лениво, только изображают бурную деятельность. Рыцаря на них не хватает.

Утром отправились с Полей на охоту. Я в образе аля разбойница: сапожки шнурованные, штанишки бардовые, рубаха бежевая (когда-то была белой), жилетка коричневая. Поля — проводник, я — охотник с твердым мнением, что все пушистые попки будут порваны.

Двинулись на восток, в противоположную сторону от Шоберта и моих отчужденных деревень. Прошли заросшее всем подряд поле, обогнули чащу, где мне предложение делал барон. Вышли на цветочную полянку. Мошки, шмели, пчелки, ути пути… Странно, что ни одной бабочки еще не увидела.

Запахи сухой травы и земляники навивают воспоминаний о беззаботном детстве. Я полна сил. Энергия переполняет. Видимо, из-за насыщенного кислородом воздуха, хочется думать, двигаться, решать проблемы, идти, бежать и кричать от радости.

Впереди лес, темной шапкой надвигается, будто волной штормовой накрывает. Вошли. Сразу окунулись в звуки птиц, полное «в мире животных». Стоило продвинуться немного и стройные тоненькие дубки сменились уродливыми широкими деревьями. Стволы разветвляются в фигуры невиданные, словно змеи окаменевшие. Мелькают и образы подобные человеческим, будто ноги, руки. Моя бурная фантазия дорисовывает и парочки, сплетенные… Вот мне и лес. Все дремучее и беспросветнее. Заросли колючие пошли… если бы не штаны, ой визжала бы!

Когда на пути папоротник возник, уверенность идти дальше пропала. Мало ли что там засело. А Поля все вперед тащит.

Белка спрыгнула в пяти шагах! Рыжая! Хвостик пушистый, ушки с кисточками, глазки — бусины смотрят, изучают. А я хлеба не взяла! Или что они едят? А! Орехи! Вот и орешник видно. Чуть правее целый сад отдельный.

— Стреляй, — шипит Поля.

— Такую красоту убивать?! — Возмущаюсь. Тут же еще одна по стволу спускается, тоже рыжая, но такая малюсенькая.

— Звери все красивые, — пробубнила Поля и пошла дальше. — Что ж теперь. Голодать?

Иду за ней. Заблудиться боюсь. Левее орешника дерево поваленное показалось. Большое, ветки на нем еще зеленые. Со стороны корня обходим. Яма приличная, да и корни огромные, мощные. Не похоже, что само упало. Страшно стало… Полю догоняю. А та уже грибы в подол собирает.

Подалась за ней, мне что-то по лбу стукнуло. Смотрю, яблоко красное! Да это же дикая яблоня, прямо на небольшом просвете стоит, под солнышком греется. Не чудо ли?! Срываю яблоко. Кусаю… а сладкое! Ммм…

Куст черной смородины на меня смотрит! Ветки с гроздями мясистыми провисают бедные. Накидываюсь на смородину, яблоком прикусываю.

— Хозяюшка, много не ешь, живот заболит, — бурчит Поля со знанием дела. — Дальше еще малина и груши.

Вышли на проталину. Лужайка зеленая, ручеек журчит. Будто в сказочный мирок окунулась. Восторг, да и только! А Поле хоть бы что, присела у ручейка, водичку хлебает. Я и сама захотела попить. Только наклониться собралась, слышу, ветки затрещали. Лай собачий ворвался в нашу гармонию с природой, разрывая ее в клочья.