Рождение Клеста (СИ) - Ключников Анатолий - Страница 3

Наверное, именно из-за таких суровых порядков желающих обучаться и было немного. Но хозяина это как будто совершенно не тревожило: он зачастую вёл себя так, словно мы мешаем ему наслаждаться мировой гармонией.

Мы теперь с Ермином оказались, что называется, «по разную сторону забора». Он с приятелями, сидя на тёплых камнях, наблюдал сверху за моими потугами и даже переживал за мои поражения, то и дело искренне предлагая бросить это гиблое дело. Из-за тренировок мы с ним стали очень редко общаться и поневоле отдалялись, хотя я и заходил к ним во двор как свой человек. Но теперь я рассматривал оружие, сделанное его отцом, совсем иначе…

Как-то незаметно, вроде как само-собой, я стал лучшим учеником школы. Пацаны постарше меня, сначала бывшие мне непререкаемым авторитетом и по времени обучения, и по набранному опыту, постепенно перестали превосходить меня, а потом и вовсе стали бояться выходить со мной на поединок. Доходило до того, что я, не выдерживая, начинал сам упрекать и обучать парней: да расслабь ты руку, да почувствуй ты оружие, да не напрягай так ноги! Да что вы, в самом-то деле, — ничего же нет тут такого!

Учитель стал назначать мне соперников, запрещая бить их в полную силу. Я на них только разминался. А вот по-настоящему сражаться мне пришлось уже лично с ним.

Помню, в самый первый раз Учитель, пригнувшись и уворачиваясь от моего удара, сделал мне подсечку, махнув ногой как косой, полукругом вдоль земли. Я брякнулся навзничь, раскинув беспомощные руки — только зубы клацнули и звёздочки из глаз брызнули.

— Учитель! Но так же не по правилам!

Я в то время ещё не числился в авторитетах — просто удостоился чести поучаствовать в разминке Учителя. Поэтому и обиделся.

— В бою только одно правило: кто остался жив — тот и прав.

Вот и поговори с ним по душам…

Перед началом поединка новичка Учитель, взяв его за плечо, говорил ему, обращаясь сразу ко всем:

— Ты должен смотреть противнику только в глаза. Глаза полностью выдают человека, все его мысли. Читай мысли врага — и останешься жив.

Иной раз, неподвижно сидя на чурбаке и глядя, как я, изнурённый, рублю дрова, мой наставник, попыхивая тонкой длинной трубочкой, говорил в пространство, не меняя выражения лица:

— Победить конкретного противника — это значит, в первую очередь, победить себя, превозмочь свои же силы. Чтобы достичь успеха в любой работе — нужно обязательно проявить целеустремлённость и показать желание достижения успеха. Чтобы стать рыбаком, ты должен изучить повадки рыб и научиться чинить сети, лодки, возиться с удочками. Чтобы стать воином, ты должен изучить оружие и научиться использовать все его возможности.

Но твой враг — тоже воин, и тоже умеет обращаться с оружием. Победит же из двоих тот, кто проявит больше желания к победе. Ты не просто смотри в глаза своему противнику — ты сумей передать ему мысль, что ты сильнее его, что отдашь не только всю свою силу, но и всю душу ради победы…

Он говорил, а по двору плавал сладковатый дымок из его трубочки. Я, уставший и отупевший от ударов тяжёлого колуна, вдыхал этот незнакомый дым, и у меня начинались какие-то странные видения, мороки: картинка двора смазывалась, как в тумане, а расколотый чурбак вдруг оказывался чьей-то разбитой головой с оскаленным ртом. Не веря, я помотал головой уже своей, роняя в пыль крупные капли пота: нет, ничего подобного — полено как полено, и нигде никакой крови не видно, а голос Учителя витает себе где-то рядом:

— Настоящего воина всегда можно разглядеть, как и хорошего рыбака. У него есть особая печать… ну, у вас это назвали бы печатью Пресветлого, хотя такую метку ставит только богиня войны. М-м-м-м, у вас её не знают и не почитают — ну, да ладно. Мне повезло: я стал учителем для настоящего воина. Я сразу увидел твою метку, ещё когда ты сидел мальчишкой на заборе.

Уф… Если я буду курить такую же траву, как мой Учитель — интересно, что тогда смогу увидеть??? Дракона я как-то раз уже успел посмотреть, когда ещё не принюхался, как следует. Впрочем, Учитель сказал, что у его травы есть память предков, и поэтому можно увидеть всё, что когда-либо обитало на нашей земле, даже в самые древние времена. Если, конечно, ты будешь морально как следует настроен, или же курево начнёт само показывать бог весть какие капризы, на своё усмотрение.

Странная всё-таки у его народа религия…

Как-то раз возвращался я, измученный работой и тренировкой, домой. Навстречу мне попалась… лесная фея, вот ей-богу, фея! С длиннющими ресницами, аккуратными губками-вишенками, длинными и тонкими ногами. Она шла, весело помахивая свободной рукой, беззвучно, волшебно ступая по брусчатой мостовой, покачивая головкой в такт неслышимой для меня музыки, из-за чего её чёрные волосы плескались, словно тяжёлые волны у морского берега. Тёмно-бордовые башмачки. Белое платьице изредка обнажало белые коленки, так как фея при ходьбе крутилась ну очень уж сильно, изредка перехватывая корзинку из одной руки в другую.

Я, грешным делом, сразу подумал про чудотворную траву Учителя. Но потом вспомнил, что он сегодня ничего такого не смолил. Из-за сумбурного сбоя мыслей я невольно сбился с шага и остановился.

Фея подошла ко мне и тоже остановилась, с любопытством рассматривая мою потную рубашку:

— А я тебя знаю. Ты в военной школе тренируешься.

— Э-э-э… да…

— А меня Хелькой зовут.

Я назвал себя и невольно пошёл за ней следом.

Мы о чём-то весело болтали, а о чём — я не смог вспомнить даже вечером того дня, — не то, что сейчас, под старость лет. Была весна, тепло, и воздух стелился такой душный, влажный. Чирикали пичуги — вот только это я и запомнил с потрясающей ясностью.

И вечером, и на другой день я был как сам не свой. Учитель, глядя на мои старательные упражнения, пыхнул трубочкой:

— Что с тобой, воин? Ты как будто не здесь. Тебя что-то гложет, но ты не можешь это победить. Значит, и врага ты не победишь, даже слабого.

— Со мной?.. Ничего… так просто… не по себе что-то сегодня…

Учитель плавно положил трубочку на медный столик с сушёной травой и задумался:

— Я знал, что этот день рано или поздно придёт. Он неизбежно приходит к любому воину, сапожнику и землепашцу — к любому мужчине. Он приносит светлую радость в душу, но задаёт воину тяжёлый вопрос: готов ли он до конца остаться воином, или же ему надо выбрать путь мирских благ? Не спеши: оба ответа не позорны для мужчины.

Я смутился: какие ещё «мирские блага»??? Я и воином-то себя пока не представлял, лишь делая то, что у меня получалось пока лучше всего, и совершенно не представляя себя, скажем, на службе в армии. Ну, пожалуй, в городскую стражу пойду. Хотя нет: у меня, да и у многих горожан, наши стражники вызывали лишь чувство брезгливости.

Я замешкался с ответом.

— Иди домой, — жёстко сказал мой наставник. — Нельзя держать оружие в таком состоянии. Оно любит лишь тех, кто отдаётся ему всей душой, без остатка. Когда ты сам поймёшь, ЧТО ты хочешь — вот тогда и приходи, — если только выберешь путь воина.

Я поставил копьё на место и молча ушёл.

На другой день я направился к Хельке. И увидел обычную картину: девица под ручку с кавалером идёт себе по улице, жеманясь. Только девицей в тот раз оказалась та самая моя вчерашняя фея.

Я остановился, как будто в землю врос, и даже ноги расставил чуть пошире. Хелькин кавалер был на несколько лет постарше меня и крупнее.

— Эй, чего надо? — парочка остановилась напротив меня, и ухажёр сразу же грубо и вызывающе набычился.

— Это моя девушка, — сказал я упрямо, не трогаясь с места, и сам изумился тому, что сказал.

— Чаво?!. Да я тебя в первый раз вижу! Отвали, давай, салага!

— Сам отвали!

— Чё-о-о-о-о?!

— Он в военную школу ходит! — пискнула Хелька, теребя кавалера за рукав.

— Вот и не будет больше ходить! Вообще! — рявкнул парень, вырывая руку и делая шаг вперёд.

Удар! Ну, конечно, прямой, «кабацкий». Я отклонился влево, увлекая за собой и правую ногу, а потом на обратном развороте ударил нежданного соперника её пяткой ему в правое бедро, с наружной стороны. В печень пяткой я бить не стал. И так сойдёт.