Рожденные в СССР. Часть вторая. Обретение (СИ) - Коруд Ал - Страница 4

— Всё таксуешь?

Гога лениво перебирал рыбу. Первый заход в парилку они уже сделали, сейчас можно, не торопясь, перехватить по кружке свежего пива. Банщики обычно сквозь пальцы смотрели на пьющие из принесенного приличные компании. Ну, сидят люди, так пусть сидят, отдыхают. Могут потом и чаевых за приборку оставить.

— Так деньга у нас неплохая, таксисты в Москве солидная профессия. Да и что я умею еще делать?

Власов в той, оставшейся в далеком будущем жизни, перебрал множество мест работы. Магазины, склады, ремонт квартир, но нигде надолго не задерживался. Мотало его по разным городам и весям, как не пришей кобыле хвост. Вот не нашел себя мужик в жизни! Провалился он в Союз крепким и хватким пареньком и долго не раздумывал, выбирая себе подходящую профессию. Благо — «Требуется» висели на каждом шагу. Еще одна мифологема Советского Союза.

— Зря смеешься, Гоша, таксисты здесь вполне уважаемое сословие. Не бедствуют они точно! Есть, конечно, и свои тонкости. Новую машину получить, хорошего напарника подобрать.

— Короче, мастеру дай, мотористу дай. Плавали, проходили! Миниатюрный островок капитализма в теле социалистического предприятия.

— Ну ты еще цитатами давай начни говорить. «Не читайте по утрам советских газет!»

Холмогорцев покровительственно наблюдал за пикировкой двух товарищей. Власов имел характер нордический и стоически принимал подколки и ёрничание непоседливого Гоши.

— Ну а где без этого? Но хотя бы я за свою тяжелую работу неплохо получаю.

— Да не вопрос! Просто она у тебя временами больно опасная и зачастую нервная.

— Как будто у тебя самого не такая? — Степан с ехидцей глянул на Игоря. Бадаев как-то подозрительно быстро безо всякого блата устроился в столичный Трест общепита, обслуживающего лучшие рестораны города. Должность его Холмогорцев не помнил, что-то связанное с деликатесами. Поездивший в свое время по миру Гоша нынче разбирался в них, наверное, лучше всех в Москве.

— Зря ты так! Если не лезть на рожон и делиться с уважаемыми людьми, то очень даже непыльная работенка. Командировки, новые встречи, новые люди…

— Новые женщины! — подначил его Власов, успевший удачно ожениться на аборигенке.

— Хм, а зачем отказываться от жизненных удовольствий! Женщины одни из самых приятных их составляющих. Тем более такие непуганые создания, каковые присутствуют в здешнем обществе.

— Допрыгаешься ты как-нибудь…

— Не, — Гога покачал пальцем, — Уголовный кодекс я свято и благочестиво соблюдаю. Просто он здесь не так совершенен, как наши будущие законы. Не испорчены местные товарищи коммерсанты оскалом звериного капитализма!

Степан великодушно усмехнулся. Он-то точно знал, что органы на некоторые проступки попаданцев смотрели сквозь пальцы, но на заметку обязательно брали. Прижмут как-нибудь Гоше павлиний хвост и закончится его «свободная жизнь» навсегда. Или ему придется здорово напрячься, чтобы угодить товарищам «в штатском».

После второго захода к их компании нежданно присоединился Анатолий Мерзликин. Он деловито выставил перед камрадами четыре бутылки «Пражского» и кусок сыровяленой прибалтийской колбасы с Бородинским хлебушком в придачу.

— По какому поводу банкет? — не преминул съязвить Гога. Недолюбливал он маститого в том мире журналиста. В Союзе Толик также нисколько не потерялся и относительно быстро смог подняться вверх по карьерной лестнице. Ходили слухи, что и здесь не обошлось без компетентных органов, решивших разыграть даром доставшуюся им козырную карту. Мерзликин слыл большим спецом в области пиара и пропаганды. Видимо, и местных профессионалов пера он успел впечатлить, предложив весьма нетривиальные методы контрпропаганды. Вещь, которую коммунисты в этом времени делать не умели совершенно. Но ходили смутные слухи, что Мерзликин частый гость в здании на Старой площади.

— По случаю окончания чрезвычайно важного проекта. Как видите, Родина и партия не оставила это дело безнаказанным, — Мерзликин выглядел несколько усталым, но довольным, как кот, в одиночку вылакавший крынку сметаны. Он даже не стал отвечать на колкость старого визави. — Так что, братцы, угощайтесь!

— Мы и не возражаем! — Степан сегодня никуда не торопился. Надежда уже привыкла к его банным посиделкам. Она отлично понимала, что мужику необходимо поле «для маневра». Тем более что Холмогорцев никогда не злоупотребил оказанным доверием, как, впрочем, и его супруга.

Внезапно в этот момент Степана охватило полузабытое с далекой юности ощущение пятничного вечера. Когда тебе, наконец, совершенно некуда спешить и можно смело потратить остатки дня на ничегонеделание и пустопорожнюю болтовню с друзьями. Как же — у тебя же еще вся жизнь впереди! Теплая дружеская компания, перченые мужские разговоры, полная расслабуха и улёт головой куда-то туда, в далекое будущее. Туда, где всем будет хорошо и прекрасно.

Ну а если только добавить к пройденным удовольствиям танцы и девчонок… Танцы у него уже были и даже довольно много. Холмогорцеву в его молодости не раз пришлось побывать настоящим Диджеем. Был такой факт в его недолгой комсомольской биографии. Когда комсомол весь вышел, всего-то ему было семнадцать лет. Многое в тот проклятый год закончилось навсегда, только гораздо позже они все смогли осознать масштаб той трагедии.

Продолжили сидеть в уютном и пока не самом раскрученном кафе. Это уже Гоша постарался. Он всегда знал в каком месте определенного района города можно было нескучно и не очень дорого провести время. Цены в общепите зависели от выданной данному заведению категории, а совсем не от качества обслуживания. Очередной парадокс советского народного хозяйства. Несмотря на декларации, экономика в стране была зачастую жутко непрактичной и главное несправедливой.

Мерзликин был по жизни человеком нежадным, даже можно сказать, хлебосольным. Вдобавок, ощущая себя в ближайшем будущем на волне успеха, зубр журналистики и пиара торопился поделиться этим чувством с окружающими. Он не очень любил местную публику, та плохо понимала его шутки из будущего, по его мнению, была слишком скучна и скованна. Поэтому Анатолий был искренне рад посидеть с приятелями из своего времени-пространства.

Власов еще в бане организовал им по телефону машину, и они дружной гурьбой устремились к приключениям. Такое временами случается и с вполне взрослыми и состоявшимися мужчинами. Как будто некая шлея под хвост попадает и хочется удариться в яростный загул. Относительно моложавый вид их компании никак не поменял их внутреннюю сущность. Человек ведь чаще стареет душой, а не физическим телом, и не всегда внезапное возвращение в молодцеватый образ приводит к омолаживанию всего человека.

— Да что там Димка! — Мерзликин вальяжно развалился на удобном стуле. — Рабочий класс везде востребован, да и общее отношение пролетариата к бытию проще. Поэтому и устроился он в совковой жизни быстро и просто. Ему звезд с неба не хватать!

— Ты, значит, у нас соль земная? — колко ответил на откровенно недружеский выпад журналиста Гоша.

— Да, Толян? — поддержал товарища Холмогорцев. — Ты-то сам что-то подозрительно быстро воспринял нормы социалистической действительности. Не претит тебе навязывать миру советскую, или как там в узком кругу любите называть — «совковую» идеологию?

— Вот ведь, привязались, черти! — Анатолия сегодня было сложно уязвить, от времен существования среди отъявленных волчар двадцать первого века у него осталась весьма задублёная кожа. — Давайте еще по одной. Что не отнять у этого времени, так неиспорченный заморскими спиртами хороший коньяк. Здесь даже грузинский трехлетний можно смело пить! Ну а как чудесен молдавский…

— Хорош, в самом деле! Мы не так богаты, что опробовать все описанное тобой великолепие, — Степан поставил на стол опростанную рюмку и потянулся вилкой к Столичному салату. Так обозвали в общепите ресторанный вариант знаменитого Оливье, пережившего уже не один режим власти. Кулинария была намного мудрее политиканства, постоянно впитывая в себя наиболее полезное и популярное в среде народа. Например, появившийся у римлян свекольный суп в итоге получил совершенно славянское прозвище «Борщ» и совсем новое наполнение. Несколько стран претендовали на посконность этого вкуснейшего блюда, но везде в мире его считали русским. Традиции оказались сильнее политических склок.