Король Восточной долины (СИ) - Бердникова Татьяна Борисовна - Страница 4

— Оставим комплименты, — Диктор, немного склонив голову набок, внимательно всмотрелся в собеседника, — Полагаю, тебе не терпится рассказать мне о событиях, приведших тебя к моему порогу… Что ж, давай, я готов внимать. Итак, что случилось в пещере, где хранилась Перчатка Соломона, после того, как мы покинули ее?

— После того? — Кев облизнулся и, хмыкнув, с глубоким вздохом откинулся на спинку стула, — А ты не думаешь, что это могло случиться, еще когда вы там были? Просто вы не заметили этого, были увлечены чем-то другим, чем-то более важным… Когда Пол Галейн коснулся моей руки, желая, чтобы мы с братом освободились, чтобы мы перестали мучить друг друга… Перчатка это исполнила. Но исполнила так, как никто из нас не мог даже представить, — он вновь подался вперед и, облокотившись на стол, вгляделся во внимательные голубые глаза напротив, — Она освободила Кевина от меня, а меня от него, Шон. Она дала мне жизнь, потерянную при рождении, вернула мне мое собственное тело! И, как можно заметить, вернула выросшим, соответствующим, если так можно сказать, возрасту моей души, моему фактическому возрасту! Но я был слаб… — парень встал и прошелся по кухне, постепенно увлекаясь своим рассказом, — Был слишком слаб, я был без сознания, а когда очнулся, в пещере вас уже не было. Помнишь вспышку, что сопроводила исполнение желания Галейна?

Шон кивнул, не говоря ни слова. Трес глубоко вздохнул и, отойдя к окну, принялся созерцать темную улицу.

— Вспышкой меня, видимо, выбросило из тела Кевина, отбросило за гряду камней, где вы не заметили меня. Заметили меня дикари, заявившиеся туда вскоре после вашего ухода… явившиеся, чтобы найти меня. Они сказали, что уже очень давно им было известно — однажды придет за Великою Перчаткою тот, кому она предназначена, что будет он приведен не кем-нибудь, а самим стражем… И будут они не одни, явится с ними человек, несущий на плечах великое бремя, тот, в чьем теле обитает две души. И сотворит Перчатка чудо, ибо даст она одной душе тело, утраченное ею еще при рождении, а другую наделит даром нести исцеление… Они называли меня «чудеснейшим», — парень, резко сменяя тон, рывком обернулся к собеседнику, — Говорили, что я — чудо, сотворенное Великой Перчаткой, что она исправила ту страшную несправедливость, что постигла меня при рождении, и что великая моя жажда жизни привела меня сюда, а это заслуживает уважения. Я был счастлив, — он мрачно улыбнулся и внезапно умолк.

Блондин немного склонил голову набок. На его взгляд, прошедшее время было здесь несколько неуместно — то, что произошло с его экс-патроном, вполне заслуживало непрерывного счастья.

— В прошедшем времени? — он приподнял бровь, пытаясь угадать ответ по лицу собеседника. Тот в очередной раз глубоко вздохнул и, закусив губу, одновременно с этим ухмыльнулся. Ухмылка вышла жутковатой.

— Да, я был… был счастлив целых несколько минут, как раз до того мига, когда мне сообщили, что Перчатка все-таки не всемогуща. Что, вернув мне тело, дав возможность жить, существовать на этом свете, полной жизнью одарить она меня не смогла… — он приподнял подбородок, взирая на собеседника несколько свысока, с выражением какой-то горделивой обреченности, — Мне дана лишь половина жизни, Шон. Я не знаю, в какой миг, в какую секунду закончится отведенное мне время, я могу умереть в любой момент!.. А они хотели, чтобы я оставался с ними, на острове, они лгали, что сумеют продлить мою жизнь!

Шон, который пока что предпочитал просто воспринимать поступающую информацию, накапливать ее, не задерживаясь на изумлении, ею вызываемом, на сей раз все-таки не удержался.

— Почему ты думаешь, что они лгали?

Кев хмыкнул и горько улыбнулся.

— Потому что это невозможно, Шон, — просто ответил он, — Потому что, сбежав, я перепробовал невероятное количество способов, я изо всех сил пытался узнать, каким образом мне продлить свою жизнь!.. А они продлевали мне ее правильным питанием и спортом. Что ж, я приобрел бесценный опыт — знаю, что такое йога (хотя и не думал, что они ею занимаются), знаю, какое мучение жить среди вегетарианцев, но не знаю…

— Подожди-подожди, — Рэдзеро, уже совсем не в силах сдерживать изумление, недоверчиво сузил глаза, — Вегетарианцев?.. Насколько я помню, на том маленьком островке обитали каннибалы.

Парень фыркнул и, вновь сев на оставленный стул, с вызовом закинул ногу на ногу.

— За те полгода, что я там прожил, я сам едва не стал каннибалом — так мне хотелось мяса! Они кормили меня фруктами, овощами и морской рыбой, и то последней лишь по каким-то особенным праздникам, я с ума там сходил! Делать было совершенно нечего, все, что мне позволяли — это гулять по островку, предоставили полную свободу в стенах этой райской темницы! Ты не представляешь, как мне опротивела вся эта чудесная природа, все это милое сердцу туриста великолепие! Но мне повезло, — он выдохнул и, положив руки на стол, улыбнулся странной улыбкой, — Повезло просто невероятно, я сам не поверил себе! Я шлялся без дела по островку и случайно опять вышел к скале, по которой мы карабкались тогда. Скале, возле подножия которой был ров, канал, через который пришлось перебираться на резиновой лодке Галейна… и лодка была там! — изумрудно-зеленые глаза сверкнули восторгом, как если бы все описываемое происходило прямо сейчас, — Я не верил своим глазам, я был в восторге! Дикари не тронули ее, должно быть, считая священной — человека с сапфировым взглядом и стража Перчатки они превозносили как богов! Они знали, что мы добрались на этой лодке, и решили оставить ее как памятник великому пришествию на остров, питали к ней глубочайшее уважение. А вот я не питал, — он ухмыльнулся, — Я выгадал время, и под покровом одной из ночей выбрался из своего чахлого жилища, этого шалаша, прокрался к каналу, вплавь добрался до лодки — благо, канал, если помнишь, не был широк. И отвязал ее. Сейчас, когда рассказываю, кажется, что мне далось это очень просто и легко, однако, на деле все было не так. Мой план был очень рискован, я не знал, как могут отреагировать мои тюремщики на попытку побега, но все-таки находиться среди них и дольше я уже не мог. Я добрался до берега, вытащил на него лодку и, радуясь, что весла в ней сохранились, с трудом поволок ее к берегу океана. Джунгли на том острове действительно непроходимы… Я каждую секунду думал, что упаду, что сдамся и, бросив все, останусь на веки вечные на проклятых Соломоновых островах… Я шел долго, очень долго, я устал почти до потери сознания. Но забрезжил рассвет… и я с удивлением и радостью понял, что путь мой почти завершен — сквозь ветви деревьев синел океан. У меня словно крылья выросли, я прибавил ходу и через некоторое время оказался на берегу. Оставалось самое забавное, и самое трудное — совершить то, что в шутку предложил Галейн, когда мы думали, как добраться до островка. Переправиться на большой остров на надувной лодке… — Трес умолк, переводя дыхание, и быстро глянул на собеседника, силясь угадать его реакцию.

Последний, пораженный совершенно искренне, изумленный и ошеломленный сверх всякой меры, пользуясь паузой, медленно повел подбородком из стороны в сторону.

— И ты в самом деле решился на это… Черт возьми, Трес! — не в силах сдержаться, молодой человек сам вскочил на ноги и быстро прошелся по кухне, взъерошивая светлые волосы, — И это меня когда-то называли безрассудным! Ты же мог погибнуть!

— Но не погиб, — последовал совершенно невозмутимый ответ, и Кев махнул рукой, призывая собеседника вновь сесть, — Молчи и слушай, Диктор. Да, я был напуган, да, я не хотел умереть, утонув в океане. Не хотел умереть, будучи уверен, что мой брат, мои друзья (или те, кого я считал друзьями), да и вообще все люди, кто знал меня, пока я был лишь отражением Кевина, так и не узнают, что я наконец стал самим собой. Не хотел умереть, не пройдясь по земле Чикаго своими ногами, а не ногами брата… Это все мелькало у меня в голове, пока я стоял и смотрел на водную стихию. Мне было страшно до чертиков, затея казалась безрассудной и заранее обреченной, но, с другой стороны… Знаешь, я тогда понял, что выбор у меня невелик — или я рискну всем и переберусь на резиновой лодке через клочок океана, или я останусь на острове и буду мирно прозябать, сходя с ума от скуки, вплоть до самой смерти, которая придет довольно скоро. Я выбрал первое и об этом не жалею. Конечно, резиновая лодка — это не моторка, путь у меня занял много времени. Не единожды я был вынужден прекращать грести, давая себе отдохнуть. Помимо этого, будучи человеком, как оказалось, невероятно предусмотрительным, в путь я отправился без капли воды и без крошки еды, поэтому к концу его был совершенно изможден.