Последняя девственница королевства (СИ) - Фрес Константин - Страница 13

Нова слушала этот быстрый хитрый шепоток, и понимала, что прислужница по сути спасает ее, убаюкивая сладкими обещаниями ярость госпожи, но отчего же тогда в сердце девушки заползла такая тоска?

Нова не понимала, что с ней произошло. Не понимала, отчего теперь ее злейший враг, обещавший уничтожить ее жизнь, кажется ей таким чутким, ласковым и добрым. Не понимала, отчего ей больно от одной только мысли о том, что Прекрасная — та самая, которая не захотела с ним делить тяготы, — теперь будет в избытке получать его ласки и поцелуи, и притом совсем незаслуженно?! И отчего с этой бессовестной обманщицей с беленым лицом он будет заботлив, ласков и внимателен, а с ней, с Новой — беспощаден и груб?! Почему такая несправедливость?!

Эти поцелуи, от которых со звоном проливается звездное небо, от которого истома охватывает тело, и горят губы… Нова почти застонала от муки, потому что хотела еще и еще ласковых касаний его губ, шелковых волос под своими пальцами, горячего нетерпеливого дыхания на своем лице и разгорающейся страсти, с которой Корональ обнял ее! Это было как наваждение, как приступ болезни, от которой невозможно избавиться одним лишь усилием воли, как раскрытая рана, которая тревожит и от которой хочется избавиться, но никак…

«Он не знает, что она хотела всеми силами избежать танца, что она хотела его оставить одного! — сердито думала Нова, утирая слезы. — Он будет думать, что это она ему помогала! Он ею будет восхищаться, ее будет любить за то, что дала ему я!»

Если бы Нове было спросить у кого-нибудь, что с ней происходит и почему она страдает, хотя должна была бы радоваться, то ей сказали бы, что она только что познала влюбленность и ревность одновременно. Но спросить ей было не у кого.

Прекрасную успокоили и увели во внутренние покои — умыться, привести себя в порядок и нарядиться перед предстоящим праздников в честь Равновесия.

Обессиленной Нове же помогли лишь добрести до ее лежанки, куда девушка свалилась в полном изнеможении. Сил было потрачено слишком много, Нова боялась, что теперь неделю будет болеть — как и ее отец болел когда-то после каждой церемонии, — и она не увидит Короналя слишком долго.

«Наваждение какое-то, — сердито думала Нова, почти проваливаясь в сон. — Это все не настоящее, это колдовство! Он приколдовал меня! Заставил хотеть его! Это магия, это все не настоящее!»

Но в глубине души она точно знала, что Корональ не туманил ее мысли и чувства. Не заставлял ее покориться; и все, что было между ними в те краткие минуты — все настоящее…

Девушка изо всех сил боролась со сном, будто опасалась, что стоит ей хоть на миг закрыть глаза, как коварная Прекрасная змей заползет на ложе Короналя, обовьет его белоснежными руками, заглянет в его глаза своими — лживыми, развратными, — и будет целовать его губы, наслаждаясь им, посмеиваясь над незадачливой и глупой Новой, которая старалась и выпросила внимание Короналя, но не для себя, а для нее, для трусливой и хитрой Прекрасной.

«Он тоже будет болеть, — утешала себя Нова. — Он тоже долго не сможет встать, и ее к нему не пустят, пока он не придет в себя… Так что ничего, ничего не будет…»

***

Однако, долго отдохнуть девушке не дали.

Грубыми толчками в бок ее разбудили, заставили подняться.

— Вставай, — яростно шипела прислужница, сдирая красивое платье Прекрасной с полусонной девушки. — Кому нужна неповоротливая ленивая рабыня! Отведаешь палки, если будешь целыми днями спать!

— Я долго спала? — спросила Нова, покорно отдав все вещи Прекрасной и натягивая свое платье, грубое и некрасивое.

— Сутки! — рявкнула прислужница, собирая ворох ярких пестрых тканей. — Корональ уже успел трижды спросить о тебе! Ищут по всему дворцу!

— Он спрашивал, — Нова почувствовала, как ком в горле не дает ей говорить, на глаза наворачиваются слезы, и волшебный поцелуй снова расцветает в ее памяти.

— Конечно, спрашивал! — нахмурясь, ответила прислужница. — Говорил, отчего не видит, как ты работаешь. Просто так никто кормить тебя не станет!

Но, несмотря на свои злые слова, прислужница все же сунула в руке Новы чашку с едой, прекрасно понимая, что после прошедшего испытания девушка вряд ли сможет работать голодной.

— Ешь скорее и за работу! — буркнула прислужница. — Маг Пустоты в гостях! А они очень прожорливы. К тому же, у них с Короналем какая-то ссора, что ли, а это очень опасно. Теперь этого беса только хорошим вином успокоить…

— А Прекрасная где? — спешно глотая куски, вдруг вспомнила Нова.

Прислужница искоса бросила взгляд на Нову.

— У Короналя, разумеется, — нехотя ответила она. — Он призвал ее с самого утра. Прекрасная довольна тобой; велела тебе в подарок оставить туфли, — прислужница кивнула на ноги Новы, все еще обутые в роскошные туфельки Прекрасной, шитые разноцветными драгоценными камнями и золотом. — Похоже, она получила от него то, что хотела. Может, даже женится на ней…

Нова почувствовала, как подступающие слезы щекочут ее нос, еда больше не казалась ей вкусной, и девушка отставила чашку прочь.

— Но как же, — прошептала Нова безотчетно. — Он же должен был восстановиться… отдохнуть…

— Отдохнуть?! — насмешливо проговорила прислужница. — Это тебе не прежний, старый и слабый, Корональ. Этот молод и полон сил. Очень сильный, правда; он поспал не больше часа, а потом велел приготовить себе еды побольше, и все съел. Молодое тело требует много энергии…

— А обо мне? — с надеждой спросила Нова. — Что обо мне он спрашивал?

— Даже не думай! — зашипела прислужница. — Даже не смей думать о Коронале! Ты сумасшедшая, если поверила ему! Это его обычная магия. Он умеет морочить головы девам так, что они сами шлепаются на спину и раздвигают ноги! В твоих интересах спрятаться и стать незаметной, если хочешь жить! И, кажется, у тебя получилось заставить его забыть о тебе! Он смотрит на госпожу влюбленными глазами, он не спрашивал больше ни об одной наложнице. Он взял ее уже трижды, и все не может насытиться ее телом, это хороший знак! Если он сильно увлечется ею, то сердце его размякнет, станет как воск, лепи голыми руками что хочешь. Тогда и попросишь у него свободы…

Нова рыдала, захлебываясь слезами.

Она совершенно не понимала, отчего слова прислужницы не радуют ее. Ведь это то, чего она так хотела — чтобы Корональ о ней забыл, чтобы не желал ее не смотрел в ее сторону. Так отчего теперь ее сердце просто разрывалось от горя?!

Магов Пустоты — Пустотников, — не любили и боялись все.

Даже Коронали.

Только Пустотники умели вылавливать из небытия магию, которую во время танцы отдавали Корональ и его партнерша. Являясь посредниками между Понтификом и Короналем, Пустотники отнимали себе часть магии, и говорят, что это была очень большая часть. Жадные и бездонные, как сама пустота, как черное небытие, они хотели пожрать и завладеть всей магией мира. Проверить и посчитать, сколько Пустотники берут себе, никто не решался; это означало бы вступить в конфликт с ними, и кто знает, чем отплатили бы мстительные Пустотники на следующем танце…

Сайруса, Его Пустейшество, ненавидели втройне.

Это был очень самовлюбленный молодой человек, столько же красивый, сколь и отталкивающий, Пустой, как самый бездонный колодец. У него были золотые роскошные локоны, которым позавидовала бы любая прелестница, и водянистые блеклые глаза, такие жуткие, словно у утопленника. Его аппетит было непросто удовлетворить, и даже вся магия, отобранная у мира, наверное, плескалась бы в нем, как кружка воды. Жадность — вот что читалось в остром взгляде его блеклых неживых глаз. Жадностью болело его сердце; жадность — казалось, это слово шепчут его прихотливо, капризно изогнутые губы. Высокомерие глядело его глазами из-под опущенных ресниц, брезгливо вздрагивали причудливо вырезанные ноздри его тонкого носа.

Сайрус думал, что он великолепен, знал, что его ненавидят, и гордился этим.