Обещанная демону (СИ) - Фрес Константин - Страница 22

Незнакомец не ответил на эти издевательские слова. Вторая синяя вспышка, обдав ведьму морозным дыханием, ударила ей прямо в грудь и вышвырнула из дома, вслед за Веттой, во мрак и дождь.

Ведьма, все еще сыпля проклятьями, кое-как поднялась на колени. Ее одежда моментально промокла насквозь и стала тяжела, старуха трясущимися руками с трудом нащупала свою волшебную палочку в складках мокрого платья, чтобы защититься от того, кого назвала нечистью.

Но не успела она навести на темный проем двери свое оружие, свою волшебную палочку, как неизвестный звонко щелкнул пальцами, и этот щелчок слился с грохотом синих молний в небе.

Отовсюду из темноты, окружая старуху, выходили псы, черные доберманы с синими колдовскими глазами. Они яростно рычали, пригибая головы к земле, вода стекала с их гладких черных спин, и старуха рухнула в лужу, по которой неистово колотил дождь, глядя, как из алых горячих глоток собак вырывается пар.

– Ночные охотники, – прошептала она в ужасе. – Спаси меня магия, это же ночные охотники!

С криком она подскочила на ноги, обведя вокруг себя волшебной палочкой, отгораживаясь от псов светом, но тот слишком быстро растворился в чернильной темноте зла, которая десятилетиями завоевывала это пространство.

– Прочь, прочь! – вопила ведьма, отмахиваясь от остроухих псов, все сужающих круг, отпугивая их светом.

Еще щелчок пальцев, слившийся с грохотом грома – и синяя молния слизнула самую крохотную искру света с волшебной палочки ведьмы. Все погрузилось во мрак, и синие яростные глаза неизвестного жестоко сузились, услышав страшную грызню и предсмертный крик ведьмы в темноте.

Когда ведьма стихла, Эрвин – а это был именно он, – скинул с головы капюшон и шагнул к Элизе, мечущейся в беспамятстве. Он изо всех сил старался выглядеть спокойным, но руки его, бережно обнявшие и поднявшие девушку, вздрагивали.

Элиза стонала, будто что-то причиняло ей страшную боль, и Эрвин, проведя ладонью над ее лицом, почувствовал, что ее дыхание холодно, как пламя, которым он повелевал.

– Девочка моя, – хрипло произнес он, вслушиваясь в ее больные стоны. – Что тебя мучает? Что?

В раскрытые двери вбежал один из ночных охотников, черный доберман. Пасть его была окровавлена, глаза страшно сверкали. Пачкая стол грязными лапами, он свалил банку с трепещущими внутри осколками душ, и мордой подкатил ее Эрвину, а затем уселся рядом с хозяином.

Эрвин открыл плотно притертую крышку и так же, как над лицом Элизы, провел над ней ладонью. На пальцах его, трепеща неаккуратно порванными крыльями, осталась призрачная бабочка, огромная, с ладонь Эрвина. И магическая  рана на теле девушки тотчас обнаружилась. Из груди Элизы все еще сочилась тонкая струйка ее души, опутывая бабочку и медленно превращаясь в чешуйки на ее крыльях. Любовь проросла в душе Элизы глубоко, так глубоко, что девушка рисковала лишиться ее полностью и превратиться навсегда в безмолвное бесчувственное тело.

Эрвин осторожно поднес ладонь к груди Элизы и прижал бабочку к магической ране. Он что-то шептал хриплым голосом, склонив голову, то ли слова любви, то ли заклятье, и душа вместе с жизнью перестала утекать из тела девушки.

Через некоторое время Элиза перестала стонать, ее дыхание выровнялось и она раскрыла глаза.

– Эрвин, – потрясенная, произнесла она, увидев, в чьих объятьях лежит, – и тотчас залилась краской стыда, поняв, что ее ухищрение не удалось, и она по-прежнему влюблена в него. И Эрвин, вернувший ей часть души каким-то непостижимым образом, кажется, понял это. – Как ты нашел меня? Что ты тут делаешь?..

– Спасаю тебя, – произнес он, пытливо всматриваясь в ее лицо. – Я теперь всегда буду знать, где ты. Зачем ты сделала это? Ты не боишься греха? Не боишься смерти? Не боишься нечистой магии? Ты слишком мало знаешь о них, и о том, что они способны сделать с человеком, иначе бы никогда не решилась на такой шаг.

Элиза опустила глаза и стыдливо покраснела.

– Эрвин, – тихо произнесла она, прижавшись к его груди крепко-крепко, не скрывая своего желания быть с ним рядом. – Больше всего я боюсь того, что ты можешь сделать с моим сердцем. Эта рана самая больная. Это намного страшнее безумия и беспамятства, Эрвин. Я не знаю, откуда ты явился, и не знаю, зачем ты выбрал именно меня для своих странных игр, но я боюсь тебя.

– Я тоже не знаю, почему я выбрал тебя, – ответил Эрвин странно. Его голос дрожал, он порывисто прижал Элизу к себе. Несмотря на присущее ему хладнокровие, он выдал свои чувства, свой страх от того, что могло произойти, и Элиза поняла – сейчас он не играет и не притворяется.

Его ладони легли на ее спину и Элиза вскрикнула, будто Эрвин невзначай задел скрытый от его глаз ожог.

– Что там такое? – в страхе спрашивала Элиза, дотрагиваясь до своего плеча. – Она что, клеймила меня?! Вырезала кусок кожи?! Что это?!

Эрвин порывисто поднялся на ноги, поставил Элизу и развернул ее к себе спиной. Одним рывком он разодрал на ней платье, с треском порвав красивую шнуровку на корсаже, обнажил спину девушки и охнул, изумленный. В скудном свете на белоснежной коже раскаленными символами проступали пентаграмма, пара кругов, ограничивающих ее, и вписанное в звезду имя, его, Эрвина, имя. Девушка была помечена его знаком, его именем, его силой. Ее боль и жжение унимались под его ладонью, а символы проступали изящным тонким узором.

– Там, – срывающимся от волнения голосом произнес Эрвин, – начертано то, что пожелала написать сама судьба. Так решила магия. Ты моя, Элиза. Ты рождения для меня, ты мне предназначена. И этого не изменит ничто и никто.

Эрвин осторожно обнял девушку за плечи и заставил ее обернуться к нему. Глаза их встретились, и в ее взгляде он увидел величайшее изумление и страх.

В ночном скудном свете в старом, покосившемся доме старой ведьмы, Элиза рассматривала склонившееся над ней лицо Эрвина. Огонь, танцующий в очаге, освещал его, и  отсветах пламени  Эрвин казался Элизе то невероятно юным и невинным, то пугающе-темным, порочным и страшным, как маска древнейшего зла. И на этом лице стылым льдом светились глаза опасного и безжалостного человека, для которого человеческая жизнь не стоила так уж много.

Об этом же говорил и тот факт, что рядом не было ведьмы, а остроухий пес, сидящий подле Эрвина, облизывался, весь перепачканный кровью.

И тем трогательнее была ласка от него; Эрвин чуть склонился над Элизой и носом коснулся ее носа, так странно беззащитно, словно выпрашивая внимания и нежности у перепуганной девушки.

– А где же Ветта?! – в ужасе произнесла Элиза.

– Ветта? – удивился Эрвин. – С тобой была лишь старуха. Но если хочешь, я пошлю Ночных Охотников разыскать ее. Эта мерзавка тоже заслужила наказания.

– Нет! – в ужасе вскричала Элиза, бросившись ему на шею и прижавшись крепко. – Не надо! Я не перенесу, если стану причиной ее гибели! Не надо!

– Некоторых людей, – резонно заметил Эрвин, чуть поглаживая плечи девушки, – нужно уничтожать сразу. Ты просто не знаешь, какая она. Не видишь, на какую подлость способна. Но хорошо; если ты не позволяешь мне ее трогать, я прослежу за тем, чтобы она не приближалась к тебе.

Прозвучало это очень зловеще.

«Как могла я не заметить этого, – почти в панике подумала Элиза, – как могла не понять, что Эрвин не просто человек?! Он величайший маг, если так просто может следить за мной и видеть, что я попала в беду…»

– Кто ты? – выдохнула Элиза, обнимая Эрвина, прижимаясь к нему, словно боясь, что его ответ оттолкнет ее.

– Не все ли тебе равно?– мягко произнес он. – Или ты хочешь попробовать сказать «нет» магии?

– Нет! – с силой выдохнула Элиза, увидев его глаза близко-близко, ощутив себя в его руках и поняв, что Эрвин идет куда-то, подхватив ее на руки, идет в кромешной темноте, в чернильной пустоте, тайной магической тропой.

– Отчего нет? Сейчас или потом, мы все равно будем вместе и будем принадлежать друг другу. Это зависит не от нас.

Только верные Ночные Охотники сопровождают его, охраняя его путь в ночи, ведут его, отпугивая зло лаем, до тех пор, пока впереди не забрезжил огонек, второй. Свечи и разожженный  камин разгоняли мрак, огромная кровать в спальне Эрвина белела свежим бельем, и Элиза испуганно и стыдливо спрятала лицо на груди мужчины, мгновенно поняв, зачем он перенес ее сюда, в свой дом, в свою спальню.