Обещанная демону (СИ) - Фрес Константин - Страница 18

– Да! – бесстрашно и пылко выдохнула Элиза. – Да!  Заинтересована! Еще бы! Никто и никогда не осмелился бы вести себя так, как вы ведете себя со мною. Это пугает меня, и влечет к вам, но… Я для вас всего лишь игрушка, вы привыкли вести себя дерзко и бессовестно, но я не позволю!..

Она сама не поняла, как призналась не только Эрвину, но и себе в том, что странный незнакомец нравится ей. Нет, даже не так. Не просто нравится – что она испытывает к нему больше, чем влечение. Что-то необъяснимое, магическое. И он – тоже.  Элиза видела в его глазах эгоистичное желание поиграть с нею, так же как с прочими. Подразнить, вскружить голову и оставить с разбитым сердцем. Эрвин наверняка делал это бесчисленное количество раз. Но за этими жестокими желаниями было видно еще кое-что – ревность. Неподдельная, жгучая, необъяснимая и иррациональная. Она мучила его, и заставляла наслаждаться ожившим в сердце чувством. И чувство это было столь сильно, что Эрвин  не мог его скрыть.

«Что происходит? - в панике думала Элиза. - Что происходит с нами?!»

- Не бойтесь за свою добродетель, - зло и насмешливо произнес Эрвин. - Я не беру женщин силой. Я и пальцем не касаюсь тех, что не хотят меня… А вы, кажется, решительно настроены до свадьбы сохранить верность этому павлину?

Эрвин вдруг оказался близко-близко, так, что Элиза в который раз почуяла его свежий холодный аромат и жар его дыхания на своей щеке.

- Что же, - прошептал Эрвин так страстно, будто сию минуту готов был накинуться на девушку и овладеть ею. Видно было, что он держит себя в руках с трудом. - Пожалуй, я сделаю вам последний подарок и удалюсь… не стану вас смущать. И вы спокойно вернетесь к своим гостям.

- Подарок, - пробормотала перепуганная Элиза. Она почти лежала на руках у Эрвина, и он склонялся над нею так жадно. - Какой же еще?..

- Я сыграю для вас, - прошептал Эрвин. - Я давно ни для кого не играл. Желания не было; а сейчас мне хочется это сделать… сам не знаю, почему.

В темноте беседки Элиза почти не видела его. Пылающие в ночи бабочки улетели, забрались в цветы, чтобы скоротать ночь, и стало совсем темно. В ночном скудном свете были видны лишь поблескивающие драгоценности и вспыхивающие синим огнем глаза Эрвина. Элиза устроилась на мягких подушках, подальше от своего странного поклонника, явившегося так некстати, и отвернулась, чтобы не видеть его и лишний раз не тревожить сердце. 

Гитара в его руках очутилась как по волшебству,  и едва он коснулся струн чуткими пальцами, как сердце Элизы окончательно растаяло. Ведь Эрвин без слов говорил ей о любви.

Элиза крепко зажмурилась, чтобы не позволить ни единой слезе выдать ее. Беспощадная и нежная гитара пела прекрасную песню, тревожа сердце девушки, рассказывала о далеких странах и о небе над ними. О дворцах со смальтовой мозаикой на полу. О горячем солнце, о воздухе, напитанном ароматом экзотических сладких фруктов, и о горячем дивом сердце, которое страдает без любви.

Все это - далекие страны и дивные дворцы, - Эрвин мог бы не только показать Элизе, но и подарить, швырнуть все к ее ногам. Она слышала это в мелодии. Она слышала звон золота и видела блеск дорогих тканей. Воображение рисовало ей горсти алмазов, рубинов и сапфиров, которыми Эрвин украсил бы ее, но…

- Достаточно! - прокричала Элиза, подскочив на ноги. - Достаточно соблазнять меня! Вы поете о прекрасных вещах, но это всего лишь попытка купить меня! Нет! Даже за все сокровища мира - нет! Я дала слово… и я стану женой Артура!

- Слово - это еще не клятва, - прошептал Эрвин. Он появился перед Элизой из темноты как призрак, его руки снова обняли Элизу, и она даже не воспротивилась, когда Эрвин поцеловал ее - сладко, так сладко, что даже волшебный голос гитары не смог описать всей прелести этой ласки.

Впервые Элизу целовали так ласково, умело и страстно, что она заплакала от нежности, родившейся в ее душе. Ей казалось, что все вокруг растворяется и она падает, падает в небытие, в вечное блаженство, и только руки Эрвина удерживали ее на этой земле. Его пальцы осторожно расшнуровывали ее корсаж, добираясь до груди, и Элиза не сопротивлялась, покорно позволяя мужчине стянуть с ее плеч распущенное платье и припасть губами к соскам.

- Ай, ай, - только и оставалось ей ахать, когда его зубы чувствительно прихватывали кожу на ее груди, накусывали острые от ночного холода и откровенной ласки соски. Блаженство прохладным дуновением ветра обласкивало ее шею, проливалось в грудь. Эрвин становился все смелее, все жаднее в ласках. Элиза вскрикнула, ощутив на своих бедрах его ладони, и почти тотчас забилась от сбывшегося наслаждения, когда его пальцы проникли меж сжатых ног, с силой развели их, и прижались к самому горячему, самому чувствительному местечку, пульсирующему желанием.

Упавшая навзничь на подушки, Элиза расширенными глазами видела только бабочек, бьющихся под крышей беседки, а все ее чувства сосредоточились там, где поглаживали ее пальцы Эрвина.

- Нет, - выдохнула она, краснея от стыда, но Эрвин даже зарычал от нетерпения.

- Да! - почти выкрикнул он с такой силой, что Элиза поняла, что не может противиться его напору и желанию.

С той же силой, чуть грубо, нетерпеливо, он задрал ее пышные юбки, добираясь до ее трепещущего обнаженного тела. С силой заставил ее развести колени - бесстыдно, широко, - и со страстью припал горячими голодными губами к ее влажному лону, к припухшим мягким губкам, к горящей от возбуждения точке. Одного его поцелуя было достаточно, чтоб Элиза вскрикнула и забилась в его руках, прижимая его голову к себе крепче. Быстрые движения его горячего языка, нежные поглаживания пальцами заставляли девушку стонать. Элиза металась, выгибалась дугой и опадала без сил в подушки, дрожа как раненная лань. Она уже не могла думать о том, как бесстыдно выглядит, не могла думать об Артуре и данном слове. Ласка Эрвина поработила ее. Тело Элизы  пылало, и разум вопил - еще! Еще! Еще наслаждения, до краев, до пресыщения, до неуемной дрожи, до огненного жжения, и до лавины блаженства, которая стирает все - чувства, память, стыд… все.

Элиза, крича от наслаждения, ощутила лишь жадный, ненасытный укус на внутренней стороне бедра, словно Эрвин не насытился ее беспомощными криками и откровенными стонами, словно трепет ее беспомощного тела разбудил в нем хищника.

- Маленькая девчонка, - хрипло выдохнул он, прижимая пылающее лицо к ее вздрагивающему животу. - Раздери тебя магия, я бы поставил тебя на колени и брал бы бессчетное количество раз! Почему же ты так влечешь меня? Почему?..

В зале поднялся какой-то переполох, и Элиза, дрожащая, едва переводящая дух после наслаждения, испуганно вскрикнула, услышав голос Артура, и еще хуже – его отца, который, кажется, был очень недоволен тем, что не видит невесту.

– Мне конец! – простонала Элиза, неловко стягивая на груди распущенное платье и кое-как прикрывая коленки юбками. Чулки ее вовсе были спущены до самых лодыжек, туфельки потерялись где-то на темном полу, волосы растрепаны. В голове Элизы промелькнуло, что хуже расторжения помолвки может быть только позор, который обрушится на нее, когда жених увидит ее в компании с мужчиной в таком вот виде…

«Распутница! – со слезами подумала Элиза, отыскивая в подушках свой измятый розовый венок. – Какая же я глупая и бессовестная распутница! Теперь весь город будет показывать на меня пальцами… о-о-о, это мне наказание за то, что я отбила жениха у Ветты! Сейчас хотела бы я оказаться на ее месте!»

Голоса были все ближе; Артур в тревоге звал ее, пробираясь по темному саду, отец его брюзжал и ругался – вот кому на глаза Элиза совершенно точно е хотела попадаться!

Однако, Эрвин был совершенно спокоен.

– У вас же есть сандаловая палочка, – напомнил он мягко, и новая волшебная палочка сама собой  оказалась в руках Элизы. – Раз – и все исправлено!

Элиза, разумеется, знала множество заклинаний, как привести в порядок одежду. Одно – чтобы подтянуть чулки, другое – чтобы завязать шнурки… Но это все полагалось делать по очереди, и такая магия отнимала много времени, не говоря уже о том, что не спасала испорченные и  порванные вещи.