Обещанная демону (СИ) - Фрес Константин - Страница 11

– Тройка бубей, – машинально ответила Элиза. Незнакомец мазком руки по блестящему столу веером растянул колоду и неспешно, даже не глядя, взял одну из карт. Это была загаданная Элизой карта.

– Играть можно на что угодно, на какие угодно сокровища, – продолжал незнакомец, собрав карты со стола и тасуя их. – Хоть с Императором на все богатства мира. Но нельзя играть на человеческую жизнь, на человеческую плоть и на человеческие желания. К примеру, – синие глаза незнакомца сощурились, глядя на Элизу так, что ее начинала бить неуемная дрожь, – представьте, что вы проиграли мне все. Все, до последней нитки. Если я возьму ваши богатства и просто уйду,  вы смиритесь с проигрышем. Не станете преследовать меня. Не захотите мстить, – незнакомец словно угадывал вопросы, мучавшие Элизу, и отвечал на них. – Это тоже часть магии этого наперстка. Он усмиряет преследователей.  Но если я вдруг пожелаю, чтобы вы играли дальше, и поставили на кон свое тело, потому что больше у вас нет ничего, – голос незнакомца стал хищным, зазвучал страстно, так сладко и волнующе, что Элиза охнула и отшатнулась от надвигающейся на нее тени. – Или просто пожелаю поцелуя… Просто поцелуя против вашей воли… тогда я проиграю. Назовите карту.

– Семерка червей, – заплетающимся языком произнесла Элиза, и незнакомец не глядя взял карту.

Он ошибся.

Это был валет, или король – Элиза не успела разглядеть. И как оказалась в объятьях незнакомца – тоже не поняла. Однако, его руки, словно угадывая ее желания, зарылись в ее волосы, распуская прическу, сколотую шпильками. Элиза вскрикнула, ощутив на своих губах свежее, как запах первого мороза, дыхание, и горячий, как раскаленное солнце, поцелуй.

Будто сотни тончайших струек холодного, обжигающего воздуха скользнули разом по теплой коже Элизы и она вскрикнула и забилась в руках странного незнакомца. Лед и пламя в ее крови пролились в самое сердце и разлились по венам странным, нечеловеческим блаженством.

– Пустите, – выдохнула Элиза, изо всех сил упираясь в плечи мужчины. Но вместо того, чтобы оттолкнуть странного незнакомца, она вдруг приникла к нему  и ответила на его поцелуй неумело и пылко, сгорая от страсти.

Каждое касание, каждый самый легкий поцелуй топили сознание девушки вспышками наслаждения, она вскрикивала и едва не плакала, когда бессовестный незнакомец жадно, словно хищник свою поверженную жертву, покусывал ее шею и вылизывал горячим языком белоснежный бархат ее кожи. Страсть, неведомая Элизе ранее, овладела ею. Безумная, неконтролируемая, дикая и иссушающая. Словно в беспамятстве Элиза обвивала шею мужчины руками, привлекая его к себе, позволила усадить себя на стол и послушно развела перед ним подрагивающие колени.

Его ладони, страстно обласкав ее затылок, шею, плечи, спустились на талию девушки. Незнакомец крепко прижал Элизу к себе, целуя ее до головокружения, сладко и невыносимо интимно, лаская ее мягкие губы языком, а его рука бессовестно скользнула по ее животу,  ниже, ниже, пока сквозь тонкое домашнее платье не нащупала горячее местечко меж разведенных ног девушки.

Прикосновение было таким нежным и таким желанным, что Элиза искусала губы, чтоб не закричать от наслаждения. Мужчина поглаживал ее, и Элиза извивалась под его рукой, развратно и откровенно расставляя пошире ноги и прижимаясь к его пальцам сильнее. В какой-то момент, не соображая, что творит, она ухватила его за руку и направила сама – туда, где от желания было почти больно, где пульсировало и ныло, – и вжала его пальцы во влажную горячую впадинку так крепко, что все ее тело вздрогнуло от острейшего наслаждения. Она откинулась назад так далеко, что волосы ее коснулись блестящей столешни, и застонала, долго, жалобно, умоляюще. Ей хотелось, чтобы эти поглаживающие ее пальцы скользнули в ее тело и уняли пожирающее ее желание.

Незнакомец подчинялся направляющей его руке Элизы.  В этой бесстыдной ласке он не мог не почувствовать, как она хочет его. Не мог не понять, что она мокрая. Не мог не услышать ее влекущего невинного запаха молодой самки. Его ладонь лишь на миг оставила ее тело, а затем снова скользнула по бедру Элизы, но уже под платьем, по голой коже, полыхающей от страсти, вверх, вверх, неторопливо и жадно, до самого мокрого и ароматного местечка. Когда его пальцы скользнули в ее трусики и коснулись ее девственного, не знавшего ласки раскрытого лона, Элиза вскрикнула. Над нею словно солнце взорвалось, она ухватила его руку, не понимая, почему ее тело охватили сладкие глубокие спазмы и почему его губы ласкают ее разгоряченный рот так мягко и нежно.

Однако, это вдруг отрезвило ее.

Стоило удовольствию развеяться, как стыд навалился на девушку удушливой волной.

– Сейчас же отойдите от меня, – простонала она, стыдливо сжав колени и изо всех сил оттолкнув от себя мужчину. Неведомая ей ранее иссушающая жажда была удовлетворена и вернулась способность соображать. А вместе с ней и понимание того, что сейчас произошло. – Не смейте меня касаться! Не то я закричу! Я не знаю, что вы за друг такой моему отцу, но вы… вы!.. Вы подлый соблазнитель!

Неуемная дрожь била девушку, мороз тысячами иголок колол ее кожу, будто она провалилась в зимнюю реку, под лед. Незнакомец, отступив, лишь усмехнулся. В темноте блестели его неземные синие глаза, глубокие и темные, как небо над пустыней. На его губы, раскрасневшиеся от поцелуя, Элиза смотреть не могла. Ей казалось, что они не просто улыбаются. Казалось, что с ним слетают волшебные слова, и Элиза с трудом удерживала себя от того, чтобы еще раз глянуть на хищную улыбку незнакомца – и снова припасть к этим губам поцелуем, обреченным и покорным, забыв стыд и долг.

«И это перед свадьбой! – ужасалась Элиза, воскрешая в памяти полный щенячьей преданности взгляд Артура. – Магия великая, что я творю! Что!»

Стыдливо сжавшись, она спрыгнула со стола и рванула прочь со всей прытью, на какую была способна. А странный незнакомец остался в темноте и тишине один, все так же странно и страшно ухмыляясь, прижав к пылающим губам пальцы, все еще пахнущие Элизой.

Легко сказать – получи кровь Элизы! А как это сделать?! Пырнуть ее вилкой за обедом? Но и на обед Ветту не пустили…

Ветта злилась, ужасно злилась. Расцарапанная в лесу лодыжка болела и чесалась, а еще Ветту не позвали на помолвочный ужин Элизы. Этот гадкий маркиз Ладингтон, ее дядюшка, отказал своим ближайшим родственникам с мерзкой ухмылочкой, словно они были прокаженные или того хуже – нищие безвестные голодранцы!

– «Соберутся только важные господа и мэр!» – свернув язык трубочкой и вытаращив глаза, прошепелявила Ветта, непочтительно передразнивая дядюшку. – «Бя-бя-бя-бя, бу-бу-бу!»

А там наверняка был торт. В животе Ветты, скучно бурча, переваривались надоевшие бобы, а перед глазами стояла красочная картина – залитый сладким кремом огромный торт с розами. Ну ничего-о-о… впереди бал, и туда-то Ветта приглашена наверняка. Если б ее  и туда не позвали, то поползли бы слухи, что маркиз боится упустить выгодную партию для дочери, а слухи ему не нужны. Ветта облизнулась, громко рыгнула бобами, покрепче сжав веревочную ручку деревянной бадьи и, стуча деревянными башмаками по камешкам, решительно полезла в темные заросли, в плети огромных оранжевых тыкв, зреющих на влажных грядках.

Там она устроилась под особо развесистыми лопущащимися плетьми, уселась прямо в рыхлую землю и достала из бадьи красивый фонарик. Волшебной палочкой она указывала на мечущихся над травой светляков и запирала их в фонаре, пока их не набралось достаточно, чтоб тот осветил приличное пространство. Выбрав самую спелую тыкву, Ветта установила на него фонарик и немного отошла, дожидаясь результата.

– Идите сюда, мерзкие твари, – злобно шептала она, глядя, как в волшебном мерцающем свете фонарика по оранжевой тыкве карабкаются противные белые личинки.

Это были личинки богинь, очаровательных ночных бабочек с самыми прекрасными крыльями на свете. Но то, что было красиво с крыльями, на стадии гусеницы было просто омерзительно. Жирные рыхлые белые тела, зубастые пасти. Личинки были плотоядны, их нарочно селили в огородах, чтобы они пожирали насекомых, мышей и кротов. Ветта радостно потирали ручки, слушая их противный злобный писк, когда они карабкались на фонарик, в котором в кучку испуганно сбились светляки.