Право на одиночество (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 40

Дальнейшее меня очень удивило. Громов тихо рассмеялся, при этом его глаза опять почти почернели, а затем наклонился и поцеловал меня в шею. Лучше бы он меня ударил, право слово! Может, хоть это привело бы меня в чувство, а вот после поцелуя я совершенно расклеилась. А он выпрямился, как ни в чём не бывало, и отодвинулся от меня чуть дальше, выпустив из объятий.

– Давай переключим наше внимание на меню, Наташа. Тебе надо поесть, – и Громов почти силой вложил в мою руку меню.

Когда я подняла глаза, оставив на столе только чистую тарелку, то увидела, что Громов смотрит на меня и улыбается.

– Что-то случилось? – спросила я.

– Нет, просто ты действительно проголодалась. И кушала с большим аппетитом.

– А-а-а! Ну да, я в процессе поняла, что и вправду хотела есть… Всё-таки у меня во рту маковой росинки не было со вчерашнего утра.

Я немного помялась, подбирая слова.

– Максим Петрович, я… хотела бы извиниться. За своё поведение и телефонные звонки, на которые не отвечала.

– Ты ещё очень молода, Наташа, – по глазам Громова я видела, что он больше не сердится, – поэтому постарайся запомнить одну вещь. Когда ты на кого-то обижаешься, помни, что другие люди, которые тебя любят, не имеют к этой обиде никакого отношения. А ты сейчас поступила так, как будто мы со Светой тоже участвовали в том споре.

Я чувствовала себя паршиво, что и говорить. Но…

– Я даже не думала, что вы за меня так беспокоиться будете …

Максим Петрович вздохнул, покачав головой.

– Ладно, давай оставим эту тему.

– Да, хорошо, только у меня последний вопрос… Вы, случайно, не знаете, какую сумму проиграл Молотов?

Неожиданно Громов весело заулыбался. Я даже слегка удивилась этой его реакции на мой вопрос.

– Триста тысяч.

Я подавилась чаем.

– Сколько?!

– Повторяю – триста тысяч, – Максим Петрович хмыкнул. – Понимаю твоё удивление, тем более, что в споре участвовали примерно двадцать человек. Причём заметь – никто из этих людей не верил, что Молотову удастся тебя соблазнить, поэтому он заранее готовился забрать крупный куш.

– Бедняга, – на один краткий миг я даже ему посочувствовала.

– Не переживай, Алексей Молотов не бедный человек.

– Максим Петрович… – я слегка смутилась, решив задать этот вопрос. – А… вы ему ничего не сделали? Ну, за спор на меня?

Казалось, что лицо Громова окаменело. Он, видимо, вспомнил какой-то неприятный разговор, потому что на миг отвёл глаза, вздохнул и только затем продолжил:

– Признаюсь честно – я его ударил. Не сильно, не волнуйся. Но достаточно, чтобы он больше к тебе не приставал. Да, и ещё… в издательстве о споре известно немногим. Но Королёв как-то умудрился всё выведать.

Я тихо застонала.

– Не волнуйся, Наташ. О тебе Сергей уж точно ничего дурного не думает, а вот с Алексеем имел долгую и неприятную беседу. Как и с менеджерами отдела продаж. В ближайшие два месяца все, кто участвовал в споре, будут получать зарплату, как у уборщицы, ну или на худой конец, у младшего редактора.

– Они же уволятся!

– Вряд ли. В любом случае – это проблема Королёва, не наша с тобой.

Я кивнула, размышляя о случившемся. И ещё мне было интересно, будет ли Алексей пытаться встретиться со мной и просить прощения. Хотя… вряд ли такой человек, как Молотов, снизойдёт до извинений.

– Наташа, – вырвал меня из раздумий голос Громова. Я улыбнулась, увидев его ласковую улыбку и внимательный взгляд, – я бы хотел кое-куда пригласить тебя. Мне кажется, что сейчас это будет самым правильным… Заранее предупреждаю, что спать сегодня ночью тебе не придётся.

Ого! А вот это уже интересно.

– Куда вы хотите меня пригласить?

– Сюрприз, – Громов положил деньги в только что принесённый счёт. – Но я хочу тебя попросить – просто верь мне.

Максим Петрович встал и протянул мне руку, помогая подняться. И когда я встала перед ним, почувствовав кожей его близость, с моих губ сорвался едва слышный вздох. Сомневаюсь, что Громов мог его услышать. Но, так или иначе, он вдруг очень тихо сказал:

– Ты действительно необычная девушка, Наташа. После всего, что я сегодня наговорил о том, что ты искушение даже для меня, у тебя должна быть одна из двух возможных реакций. Но ты в эти рамки не вписываешься…

– Почему? – мне даже любопытно стало.

– Любая девушка после таких слов либо поспешила бы прочь из этого кафе, а в дальнейшем и с работы уволилась, либо решила бы активно меня соблазнять. А ты ведёшь себя так, будто ничего особенного не случилось.

– Максим Петрович… но ведь ничего особенного действительно не случилось. Поверьте, я не сомневаюсь в ваших моральных качествах даже на сотую долю процента.

Громов ничего не ответил, только улыбнулся, а затем мы вышли из кафе.

Максим Петрович привёл меня в ночной клуб. Не могу сказать, что я была очень счастлива по этому поводу. В ночных клубах я была только несколько раз, когда Аня почти силой меня туда затаскивала. Честно говоря, никогда не понимала смысла подобных сборищ. Дрыгаться под ритмичное нечто, которое у меня язык не поворачивается называть музыкой, я всегда не любила, пить полночи и наутро просыпаться с диким похмельем – тоже. А больше всего меня смущал тот факт, что в таких заведениях большинство людей отправлялось лишь с одной целью – найти себе партнера на ночь, плюс комплект венерических болезней как бесплатное приложение.

Обо всём этом я и доложила Громову, как только стало понятно, куда он меня ведёт.

– Наташа, – он ухмыльнулся, созерцая мою недовольную мордашку, – я же просил – просто верь мне. Хорошо? Давай ты на сегодня оставишь все свои рассуждения и проведёшь эту ночь со мной.

Я вздрогнула от двусмысленности фразы, но, взглянув в лукавые глаза своего начальника, поняла, что он просто подтрунивает надо мной.

– Договорились, – я кивнула.

– Тогда пошли.

Для начала Громов заказал мне коктейль. Какой – не знаю. Я в этих вопросах не слишком искушённая, потому что, находясь рядом с Аней во время таких вот попоек, обычно либо не пила, либо употребляла исключительно мохито.

Оглушительно звенела музыка, отдаваясь в моих ушах болью. Где-то в груди пульсировал ритм, и мне всё время хотелось сглотнуть, чтобы прогнать наваждение. В клубе было немного накурено, и от этого подташнивало.

Несколько раз ко мне пытались подвалить незнакомые парни, но Громов тут же с видом собственника клал руку мне на плечо, и почему-то никто не рискнул с ним связаться.

Когда я допила второй коктейль, почувствовала странную лёгкость. Перестало тошнить, боль в ушах унялась, захотелось тоже начать дрыгаться под это подобие музыки. И каким-то шестым чувством Максим Петрович понял моё состояние.

Он взял мою руку и спросил:

– Потанцуем?

– Я не умею, – призналась я, усмехнувшись. – Я всегда двигалась как корова, которой кто-то по ошибке нацепил на ноги коньки и выпустил на лёд.

– Посмотри вокруг, – шепнул Громов, наклонившись над самым моим ухом. – Здесь больше половины присутствующих не умеют танцевать в принципе, просто дрыгаются. Ты думаешь, это кого-то волнует? Мы пришли сюда расслабиться, поэтому перестань смущаться. Я ведь не заставляю тебя вальсировать.

– При всём моём желании, – я хихикнула, – я бы никогда в жизни не смогла протанцевать вальс дольше пяти секунд.

Громов понимающе хмыкнул и за руку потащил меня на танцпол.

Я не помню, какая была музыка. Помню только, как Максим Петрович начал смешно дрыгаться, и я согнулась пополам от неудержимого хохота. Но, увидев его взгляд, выпрямилась и сама начала танцевать. И через несколько секунд с некоторой обидой заметила, что мой начальник смеётся, закрывая рот ладонью.

Заметив моё возмущение, Громов подошёл ближе и, положив свои руки мне на талию, сказал:

– Не обижайся, пожалуйста. Не скрою, весьма странно видеть столь необычные телодвижения своего заместителя, но и ты ведь смеялась над старым начальником, – его глаза лукаво блеснули.