Анклав (СИ) - Ермошин Андрей Федорович - Страница 36

Тимур был уже рядом, щупал у девушки пульс:

— Успокойся, Алекс, ты ни при чём. Она в порядке, в порядке! Сейчас найдём только, чем перевязать.

— Нет, я. Это всё я, — в порыве отчаянья бормотал Алекс. — Если бы не я, ничего бы не…

— Оставь свои причитания, сейчас есть заботы поважнее пустой рефлексии, — инженер переложил голову Ивы себе на колени, откинул волосы с её бледного лица. Та была без сознания. — Лучше помоги отыскать тут аптечку, должна быть.

Но Алекс не двинулся с места.

— Эй вы, кто-нибудь! — крикнул Тимур мечущимся вокруг. — Принесите аптечку!

Из оружейного хранилища слышались громыхание и возня, стук прикладов. Взад-вперёд по тамбуру сновали люди: внутрь — с пустыми руками, а назад — уже с карабинами наперевес. И было похоже, что ни для кого из них не существовало двух мужчин, склонившихся в углу над худенькой девчушкой. Аптечку хоть и добыли, но бинтовать голову вынуждены были самостоятельно: отыскать медика так и не получилось. Боковым зрением Алекс заметил, как один из рабочих влез на подножку грузовика и, рявкнув что-то Агате, вытряхнул её из-за руля.

Затем последовали крики:

— Всё, хватит, не лезьте!

— Давайте сами, встречаемся у управы!

Грузовик тронулся и, развернувшись, пропал из виду. Наступило затишье: почти все, кто обзавёлся карабином, ушли, а новых желающих пока не объявилось. Иву перенесли в жилую комнату, положили на постель. Не истекло, по ощущениям, и нескольких минут, как с восточной, дальней части города, затрещала чудовищная канонада. Длилась она без перерыва секунд двадцать, затем так же внезапно смолкла.

Не сразу до Алекса дошло осознание, что учебные карабины стреляли бы беззвучно.

Сидя в углу безлюдного зала столовой, они ковыряли ложками почти остывшую кашу, которую повара выдали без лишних вопросов, несмотря на опоздание.

Едва ли кому-то вспомнилось бы утро, похожее на это. Часы показывали одиннадцать, и небо над восточными пиками уже слепило, как луч прожектора. Между делом Тимур упомянул, что третий и четвёртый комбинаты по обыкновению приступили к работе. Но в домнах пятого не клокотал огонь, без движения застыли шахтные подъёмники, а корпуса не вибрировали от гула станков и конвейеров. Кто-то из руководства распорядился остановить производство до выяснения обстоятельств случившегося накануне.

Алекс подумал о том, что не отдай этот кто-то такого распоряжения, рабочие места, вполне вероятно, сегодня пустовали бы в любом случае.

Люди заперлись в своих домах, словно ждали чего-то. Те, кто был посмелее, даже выходили увидеть хотя бы краем глаза изрешеченный пулями остов грузовика, который торчал напротив управы, ближе к западной стороне главной площади. Точно хотели убедиться, что случившееся — реальность. Глядели украдкой, из-за угла школы, стараясь не задерживаться в виду управы дольше нескольких секунд. А вернувшись, исступлённо бродили вокруг да около комбината, сбивались в кучки недалеко от места, где из-под свежего снега проступало напоминание об ещё одной трагедии. Люди были скорее подавлены, чем испуганы — во взглядах читалась кромешная растерянность. Схожее чувство не обошло стороной и тех, кто в этот предполуденный час собрался за столом.

— Я пробыл там довольно долго, — говорил Пётр. — Сначала просто ждал вас, потом вдруг в посёлке начало грохотать. Понял: налёт. Спустился в шахту, прождал ещё несколько часов до вечера. Там Алекс меня и нашёл.

— И люди Энцеля всё это время не показывались? — спросила Агата.

— Нет.

Алекс отодвинул тарелку. Есть не хотелось совершенно, да и каша давно утратила аппетитный вид.

— Думаю, он просто не успел выслать людей, чтобы перехватить нас. Был уверен, что мы вернёмся в шахту и потратим на это уйму времени.

— Энцель — планировщик до мозга костей, — сказала Мари. — День свой по часам расписывает, от приближённых тоже требует строгого порядка во всём. Любое нарушение планов выводит его из себя. Пожалуй, это вообще единственное, что способно его из себя вывести.

— А мы, стало быть, дважды заставили его играть по своим правилам, — добавил Тимур.

— А толку? Следующий ход всё равно за ним, — сказал Алекс. — Не понимаю я… почему, ну почему он молчит?

На ум пришёл тот единственный случай, который имел хоть что-то общее с происходящим теперь. Много лет назад, когда Алекс, ещё совсем молодой, только знакомился с шахтёрским ремеслом, первое время было очень непросто — он ловил любую возможность передохнуть от изматывающей работы. И вот однажды замыкание в одном из штреков оставило всю шахту без света на двое суток. Работа встала, но каждый знал, что как только электросеть наладят, всё вернётся на круги своя. Сейчас же единственное, в чём Алекс был совершенно уверен: что бы ни случилось, возврата к прошлой жизни уже не видать.

— А если Энцель сбежал? Может же такое быть, — предположила Агата.

— Я в этом очень сомневаюсь, — сказала Мари.

Поддержал её и Алекс:

— Бежать ему некуда. С нами придётся так или иначе договариваться. Уже почти сутки прошли с тех пор…

Фраза оборвалась, но по лицам окружающих легко было догадаться, что в сознании каждого предстала одна и та же картина.

Сумерки склонялись над стрельбищем, когда они вместе с остальными добровольцами закончили рыть последние несколько могил. Всего их было тридцать девять, по общему числу жертв пальбы на предзаводской площадке и расстрела грузовика. От страшной усталости валились с ног даже бывалые шахтёры. Пот струился с людей ручьями. Многие ещё долго приходили в чувство; стояли без верхней одежды, хотя холод уже давал о себе знать. Дышали хрипло, отрывисто.

Самым тяжелым в той работе был не мороз и даже не смёрзшаяся ледяными комьями почва, с которой кирка справлялась немногим лучше, чем со скалой. Куда сильней давило нечто жуткое, свойственное этому моменту. Нечто ранее невиданное.

Смерть, которая всегда была горем близких и друзей, коснулась одновременно многих. Обыкновенно тиха и не заметна большинству, она прогремела громче весенних лавин; но если от любой лавины защищала стена, то что могло защитить от пули, летящей в десятки раз быстрее?

Тридцать девять могил, прямоугольных ям с рваными краями, чернели на расчищенном участке неподалёку от дороги. Сороковую, размером побольше, выкопали в стороне, отдельно: она предназначалась для десантников, трупы которых Тимур вместе с группой шахтёров принесли с первого комбината. Приготовления заняли несколько часов, а кончилось всё быстро. Последним, будто бы из-за стыда от содеянного, похоронили Николу.

Люди знали, что делается всё именно так, а не иначе, но знали понаслышке. Хоронить родных, товарищей своими руками никому прежде не приходилось: умерших обычно вывозили из посёлка на поезде.

Детали ритуала выпадали из рамок привычного. Где стоять, какие слова произносить, как держаться — всё это было загадкой, и потому большинство просто молчали. Кто-то всхлипывал, местами сквозь толпу проносился тихий плач. Бригада Агаты почти в полном составе собралась у могилы Бориса. Его жена, Елена, стояла ближе всех к свежему холмику, положив руки на плечи сыну. Она казалась совсем спокойной, едва ли не апатичной, но только на первый взгляд. Наблюдая за её дрожащим силуэтом, Алекс понимал, как близка эта женщина к истерике, и что сдерживает её лишь присутствие сына. А тот беспокойно ёрзал на месте: чувства взрослых передавались ему, но он явно не осознавал пока, какая скрыта в них глубина. И едва ли успел ещё постигнуть, как изменил его жизнь уходящий день.

Тишина, от которой будто загустевал сам воздух, сливалась с вакуумом неизвестности: динамики интеркома безмолвствовали. Энцель не вышел на связь ни поздним вечером, ни ночью.

И вот теперь минутная стрелка на стенных часах рвалась довершить полный оборот, а часовая застыла почти вровень с одиннадцатью. Было похоже, что за каждым её движением прячется вечность.

— Почему он молчит? — повторил Алекс. — Ему как будто на всё плевать, будто он вообще не придаёт значения… Да не верю я в это!