12-й Псалом сестры Литиции (СИ) - Рудианова Анна - Страница 5

Все происходящее, бесспорно напоминает психбольницу. И мысли о безумии я смакую все чаще с особенным мазохистским трепетом. С другой стороны, лучше сойти с ума в окружении юных девственниц и не очень юных, не очень девственниц. Чем познать ужасы кругов ада, как у того же Данте. Каждый, как говорится, сходит с ума в меру своей испорченности.

На седьмой день моего заключения завтрак мне приносит Кристина. Моя вторая жена-фотомодель. На подносе лежит в основном ее грудь, но меня это вполне устраивает. Как раз в момент дегустации основного блюда над ухом раздается голос вездесущей Лукреции. И я понимаю, что совсем не рад ее ежедневным визитам.

Доброе утро, последний герой. Не вставший герой. Где ты, последний герой?

Оказывается, вместе с Лукрецией, ко мне пришел Константин. Тот самый упырь в красном плаще, что отправил меня в монастырь отмаливать убийство паучихи и священника.

Так себе сюрприз с утра пораньше, если честно.

– Вы знаете, зачем меня вызвали? – спрашивает сюрприз, замерев на пороге моей тюрьмы. С такой пафосной и надменной рожей, будто собрался баллотироваться в Президенты Соединенных Штатов Америки и Конституцию им поменять.

– И вам добрый день, уважаемый Константин, – высокий, синеглазый, даже можно сказать приятной наружности мужик. И зачем его понесло в вероисповедание?

– Преподобный отец Константин, – поправляет меня гость.

– Дмитрий, просто Дмитрий Геннадиевич Черкесов, – тоже мне Джеймс Бонд, нашелся. И ведь даже не поздоровался! А ведь я ему почти обрадовался. Единственный мужик как никак за неделю.

– Вы уже и имя себе выдумали новое? – интересуется Константин, погладив крест на шее.

– От чего же? Не новое и не выдумал.

– Сестра Лукреция рассказала о ваших проблемах.

– О каких таких проблемах? – еще один психолог на мою голову! Невольно кидаю взгляд на девушку. Милашка гипнотизирует пол и кусает губки. Сдала меня, предательница?

– В вас вселился бес. И я должен его изгнать.

Очень хочется послать его подальше. Я только недавно встал, умылся, жду себе подружку Лукрецию, а тут явно нехорошие новости. Но если покрутить извилинами, резон в его словах есть.

Я никогда не задумывался о жизни после смерти. Будни были настолько насыщены, что времени просто не оставалось. Может быть виной темп прошлой жизни, или мой лентяйский пофигизм. К чему забивать голову подобными вопросами, если и так неплохо живется? А, выходит, зря. Если душа – это осознание моего собственно «я», и он меня изгонит из лысой монашки, я же вернусь в свое тело! Логично? Не совсем, конечно. Но попытаться стоит!

Верно же?

– Святой отец, вы совершенно правы. Кажется, я одержим…а, – признаюсь печально, пытаюсь пустить слезу, но больше тянет выпить. Для храбрости. Как изгоняют демонов, я уже видел.

– Я сделаю все, что смогу, – тут же берется за дело Преподобный. Прогоняет мою Лукрецию. Скидывает плащ и закручивает рукава до локтей. – Раздевайтесь!

Чё?!

Чет я не догоняю.

–А вы уверены в этом методе? – уточняю, отползая в дальний угол комнаты. На всякий случай.

– Я – лучший! – гордо выпячивает грудь Константин. Даже крест сверкает.

Как бы ему объяснить?

– Моя ситуация несколько отличается от обычной… – усаживаю, замершего Преподобного на кровать, и доверию, мучавший меня секрет:

– Я мужик. Из России. Из будущего.

Гость молчит, таращит округлившееся глаза. Потом резко встает и читает молитвы на латинском.

Ну да ладно. Работа у него такая. Может быть у него каждый день одержимые из России? Может демоны в Лондон именно с нашей родины приползают, мне-то откуда знать?

Устраиваюсь поудобнее и жду.

Но никаких порывов улететь, выйти из себя или покинуть тело не наблюдается. Через двадцать минут я сдаюсь:

– Харе! Не помогает твое мяуканье! – и дёргаю Константина за рясу. Тот икает, отлетает к стене и лепечет, что придется-таки обнажиться.

Обнажиться?!

Ну, надо, так надо. Что я малолетка что ли, долго упираться?

Тяжело дыша (от долгого чтения молитв, не иначе), отец Константин рисует на моем временно женском теле кресты маслом: на запястьях, лодыжках, солнечном сплетении, бедрах и закончил лбом.

Видя, как краснеет шея у главного борца с нечестью, я задумываюсь:

«А ведь первый священник, который Джонатан, девушку не раздевал. Может, поэтому окочурился? Интересно, а Костик всегда был монахом? А вдруг, он девственник? Не может быть! В тридцатник с хвостиком!?»

Черт! Такие мысли! Да еще в такое время!

Не отвлекаемся!

– Силен демон! Силен! – в это время шепчет Преподобный, пылая ушами и осипнув от очередной молитвы.

– Может, помочь чем? – интересуюсь для приличия. Лежать перед мужиком в голом виде неприятно. Пусть тело и не мое. Кстати, тело оказывается с жирком и маленькой грудью. Подкачать ей задницу, что-ли?

Святоша грустит. Зовет на помощь монашек. В том числе и Лукрецию. Несколько часов они проводят мозговой штурм и поют хором. Отлично поют, только б еще не при мне.

– Три дня будем молиться! И еще ванну с ладаном приготовим! – выдает мастер по борьбе со злом, когда его энтузиазм, наконец, угасает. Голос его охрип, а помощницы разбрелись отдыхать.

Я киваю.

Хоть в супе купай, только исправь ситуацию, брат.

Я к этому времени успел поспать и подумать обо всем, кроме сложившейся ситуации. Отрицание происходящего кажется мне самым адекватным методом выживания.

ОКЕЙ, Алиса, в чем свариться, чтобы возвратиться?

Я стопроцентно свихнулся. Лежу где-нибудь в Корсакова, пускаю слюни, а санитары любезно меняют мне пеленки. Да, это точно больше похоже на правду, чем то, что я оказался в теле тридцатилетней монашки.

Почему-то то, что она оказалась лысой, внушало особую горечь.

Несмотря на подобные уговоры, пролежав двенадцать часов в ванне с ладаном, я понимаю, что все это не сон. Или сон, но тот, что уже не закончится. Никогда. А значит, надо собирать мозги в охапку и валить.

На исходе семьдесят четвертого часа молитв Преподобный Константин начинает собираться. Он целует две цепочки с крестами на стене, забирает молитвенники с прикроватного столика. Я книг этих не читаю, мужика опасаюсь, но в комнате становится пусто.

– Вы же не бросите меня? – успеваю схватить Святошу за подол рясы.

Тот печально вздыхает и отвечает с хрипотцой:

– Мне пора, сестра Литиция, – и так грустно это звучит, будто он меня похоронил уже.

Не выйдет, брат!

– Называй меня Дмитрий…

– Сестра, – непреклонно возражает Костик. Он тоже не верит в трансгендеров, как и я раньше. Чёрт, заройте и залейте бетоном мысли про трансгендеров! – Двенадцать писем с просьбой спасти людей от демонов. Мой долг…

– Ты мне помочь должен! Раз обещал! Что ты за мужик то такой? Бросаешь дело на полпути! Я буду жаловаться! В комитет по… главному самому!

– Вы не понимаете. Я бессилен. Вероятно, отклонения в вашем мышлении связаны с травмой, полученной на последнем задании, – Преподобный берет обе мои женские ладони в одну свою и несколько раз тычет вокруг пальцами – крестит.

– Да какая разница! Лечи, давай!

В бешенстве выдергиваю руки. Это мы тут три дня просто так, выходит, извращались?!

– Как? Мы все перепробовали. Остается только молиться. Вы в порядке.

Брат, не надо так. Я Живой пока! Ты же обещал!

– В порядке?! Да я ОДЕРЖИМЫЙ!

– Нет.

– Еще какой!

Ты просто размеров моей неадекватности пока не знаешь! Но это поправимо. На что только не пойдешь ради счастливого светлого прошлого.

– Сестра Литиция, вы не совсем здоровы, – с каменным лицом говорит Святоша. – Но точно одержимы не демоном.

– Да что ты, Костик! Я сейчас тебе докажу кем и как одержим! – прижимаю главного мракоборца к стене и беспощадно засасываю. Как последнюю в своей жизни шлюху. Пусть только попробует сказать, что во мне нет демонов после этого!