Когда король губит Францию - Дрюон Морис - Страница 66
- Предыдущая
- 66/67
- Следующая
Принц Уэльский делал вид, что привстает с места, самолично угощая короля Франции, и то и дело подливал ему вина.
– Кушайте, дорогой сир, прошу вас. Не жалейте о том, что произошло. Ибо, ежели Бог не выполнил вашего желания, ежели дело худо обернулось для вас, вы завоевали нынче высокую славу храбреца, и высокие ваши деяния превзошли все, что было великого до сей поры. Нет сомнения, что его величество, мой отец, выкажет вам полагающийся по вашему сану почет и договорится с вами на столь разумных условиях, что вы станете добрыми друзьями. Ведь и впрямь каждый здесь отдает должное вашему мужеству, ибо мужеством вы превзошли всех.
Тон беседы был задан. Король Иоанн свободно вздохнул. Сверкая правым ярко-голубым глазом, потому что левый закрывала повязка, обхватывающая низкий его лоб, он отвечал на любезные речи хозяина. Король-рыцарь – вот каким важно было ему показать себя в час поражения. Голоса за соседними столами становились громче. После ожесточенных ударов копий или секир сеньоры двух враждующих лагерей старались превзойти один другого в преувеличенных похвалах.
Вслух обсуждались все перипетии боя. Без устали возносили хвалы отваге юного принца Филиппа, а он, отяжелев от еды, после столь многотрудного дня сонно покачивался на сиденье и уже задремывал.
Тут начали подводить счеты. Кроме знатных вельмож, герцогов, графов и виконтов, коих насчитывалось двадцать, теперь уже можно было с уверенностью сказать, что среди пленников находится более шестидесяти баронов и дворян, имеющих право распускать свое знамя; а простых рыцарей, оруженосцев и пажей, ждущих посвящения в рыцари, и не счесть. Одно верно – взято в плен более двух тысяч человек; точное их количество узнаем лишь завтра...
А погибшие? Надо считать, что столько же. Принц приказал, чтобы тела тех, которых успели подобрать, были бы на рассвете отнесены во францисканский монастырь Пуатье и чтобы во главе несли тела герцога Афинского, герцога Бурбонского, графа-епископа Шалонского, дабы предать их земле со всей подобающей им пышностью и церемониями. Ну и процессия! Никогда еще святая обитель не видела столько знатных людей и никогда еще всего за один только день не собрала столько богатств. Какая удача выпадет на долю францисканцев, служащих мессу, какие дары! И столько же на долю доминиканцев!
Я вам уже говорил: пришлось разобрать неф и крытые внутренние галереи в обоих монастырях, дабы и на верхнем, и на нижнем этажах захоронить прах всех этих Жоффруа де Шарни, Рошешуаров, Эсташ де Рибмонов, Данс де Мелонов, Жан де Монморийонов, Сегэнов де Клу, Лафайетов, Ларошдрагонов, Ларошфуко, Ларош Пьер до Бра, Оливье де Сен-Жоржей, Эмберов де Сен-Сатурненов... Я мог бы вам еще человек двадцать назвать.
– А никто не знает, что с Протоиереем? – спросил король.
Раненого Протоиерея взял в плен какой-то английский рыцарь. Какой выкуп положить за этого Протоиерея? Есть ли у него большой замок, земельные угодья? Без всякого стыда задавал эти вопросы победитель Протоиерея. Нет! У него в Велине маленький замок. Но раз король вспомнил о нем, значит, цена ему будет выше.
– Я его выкуплю,– заявил Иоанн II, не зная еще, во сколько он сам обойдется Франции, но уже с прежними замашками государя, не ведающего счет деньгам.
На что принц Эдуард ответил:
– Из любви к вам, сир, кузен мой, я сам выкуплю Протоиерея и, если вы того желаете, верну ему свободу.
Шум голосов становился все громче. Вино и мясо ударили в головы этим уставшим людям, у которых с утра ни крошки не было во рту и которые поэтому жадно навалились на еду. Сборище это напоминало одновременно и ужин при дворе после многочасового турнира, и сборище ярмарочных барышников.
Морбек и Бертран де Труа все еще спорили, кто из них первый пленил короля:
– Я, говорят же вам, я!
– А вот и нет, я уже схватил его, а вы меня оттолкнули...
– А кому он вручил свою латную рукавицу?
Кто бы ни взял в плен короля, все равно выкуп, и выкуп, понятно, огромный, достанется не этим сеньорам, а королю Англии. Пленный король – добыча короля. А если те двое и продолжали спорить, то лишь ради того, чтобы заручиться пенсионом, который король Эдуард не преминет назначить победителю. Так что оба уже подумывали: не выгоднее ли было бы, конечно если не говорить о чести, захватить в плен какого-нибудь барона побогаче и мирно поделить между собой добычу? Ибо дележка уже началась: делили между собой ризы пленного разом два-три рыцаря. И обмен уже начался: «Отдайте мне сира де Ла Тур, я его хорошо знаю, он родственник доброй моей супруги. А я вам уступлю Мовине, которого взял в плен. Вы на этом только выиграете – он сенешаль Турени...»
И тут король Иоанн вдруг прихлопнул ладонью по столешнице:
– Мои сиры, добрые мои сеньоры, я слышу все, что вы говорите между собой и что говорят те, которые пленили нас в честном рыцарском бою. Господь пожелал, чтобы мы были разбиты, но вы сами видите, с каким уважением принимают нас здесь. Поэтому мы не должны забывать о рыцарстве. Пусть ни один из вас не подумает бежать или нарушить данное слово, ибо я выставлю такого на общий позор.
Со стороны могло показаться, что он, этот незадачливый воин, распоряжается здесь как хозяин и наказывает своим баронам свято соблюдать все условия честного пленения.
Принц Уэльский, подлив королю сент-эмильонского вина, поблагодарил его за эти слова. А Иоанну II положительно нравился этот любезный молодой человек, такой внимательный, с такими прекрасными манерами. Королю Иоанну даже захотелось, чтобы собственные его сыновья походили на английского престолонаследника! И, не удержавшись, что, впрочем, было вполне естественно после обильных возлияний и целодневной усталости, он спросил:
– А вы не знали Карла Испанского?
– Нет, дорогой сир, я только сражался с ним на море...
Он был действительно человек учтивый, этот принц, и не добавил: «Я тогда его разбил».
– Карл был моим лучшим другом, и вы напоминаете мне его и лицом и статью.– И вдруг в голосе его зазвучали злобные нотки.– Только не просите меня, чтобы я освободил моего зятя Наваррского. Никогда я этого не сделаю, пусть меня даже лишат жизни.
Тогда, на поле боя, перед своим пленением король Иоанн был действительно велик, пусть всего на несколько коротких мгновений. Велик величием предельного бедствия. И вот он уже стал таким, каким был всегда: преувеличенное мнение о самом себе и соответственно этому царственные манеры и тон, отсутствие здравого смысла, пустяковые заботы, постыдные страсти, нелепые побуждения и упорная ненависть.
В какой-то мере пленение, пленение в золоченой клетке, ему было даже по душе, разумеется, пленение по королевскому рангу. Пути этого лжепобедительного владыки сошлись с путями его судьбы, а судьба уготовила ему одни поражения. Кончились, пусть даже на время, все докуки правления, борьба против враждующих сил, раздиравших его королевство; не нужно томиться от скуки, отдавая приказы, которые все равно никто не исполняет. Теперь он в мирной заводи и может брать в свидетели Небеса, столь к нему неблагоприятные, рядиться в тогу своей незадачи и с притворно-скорбной миной достойно терпеть горькую судьбину, которая написана ему на роду. Пусть другие несут бремя управления этим строптивым народом! Посмотрим, удастся ли это им лучше, чем ему...
– Куда вы отвезете меня, мой кузен? – спросил он.
– В Бордо, дорогой сир, я предоставлю вам прекрасный отель, вы там не будете ни в чем терпеть нужды и можете устраивать празднества, чтобы развлечься, пока не договоритесь с моим отцом.
– А будет он рад пленному королю? – осведомился Иоанн II, боясь, как бы не пострадало его величие.
Ах, почему на рассвете нынешнего дня в Пуатье он не принял те условия, которые привез ему я от принца Уэльского? Ну где же видано, чтобы король, который поутру мог получить все, не обнажив меча, мог установить свой закон на четвертой части своего государства, просто поставив свою подпись и скрепив своей печатью договор, который предлагал ему обложенный со всех сторон неприятель и подписать который он отказался... к вечеру попал в плен!
- Предыдущая
- 66/67
- Следующая
