Ветер и мошки (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич - Страница 34

Семнадцатый дом без непонятных приставных литер проявился, как ему и положено, следующим и вырос перед Камилом на девять жилых этажей. Замечательно. Серо-желтый фасад. Застекленные балконы. В цоколе — аптека и парикмахерская. Полоска газона совсем символическая. Пять или шесть подъездов. Он был прекрасен, этот дом. Он знаменовал собой близость исполнения миссии.

А Рябцев пусть развлекается с Эльвирой.

Камил невольно ускорил шаг.

Пятна…

Шестиэтажка, отнесенная дальше от улицы и поставленная торцом, неожиданно обладала тринадцатым номером. Камил даже вернулся метров на тридцать назад, чтобы убедиться в том, что дом, который он только что миновал, действительно семнадцатый. Табличка на стене говорила об этом однозначно.

Итак, семнадцатый. А после него — тринадцатый. Где же пятнадцатый? Очень интересно.

После тринадцатого дома имелась поликлиника. Улица Свиридова, одиннадцать — а. Логика, в сущности, была. После тринадцатого по убыванию и должен следовать номер одиннадцатый. Подумаешь, буковку присобачили. Но пятнадцатого-то нет!

Камил почувствовал беспокойство. Нет, земля еще не ускользала из-под ног и сердце не отстукивало тревожные позывные, но некоторое неудобство в груди обозначилось. И в горле пересохло.

За поликлиникой с пугающе длинным ограждением стояла девятиэтажка, отмеченная двумя соседствующими единичками. Номер одиннадцать. Без букв. У дверей продуктового магазина на первом этаже теснилась очередь, завиваясь к торцу. Давали колбасу, сервелат, по две палки в одни руки, и счастливые обладатели с боем прорывались наружу. Очередь пухла, двигалась медленно, и Камил ощутил, как тяжело, густо завариваются в людях недовольство, злость и отчаяние. Но делать было нечего — подошел.

— Извините… — сказал Камил.

— Не пустим! — тут же крикнула какая-то старуха. — Иди в конец, ханыга!

— Нет-нет, я не в очередь, — сказал Камил. — Я пятнадцатый дом ищу.

Женщина, к которой он обратился, посмотрела на него, как на идиота.

— Так идите по улице, — махнула она сумкой. — Этот — одиннадцатый, дальше — тринадцатый…

Камил кивнул.

— А потом — семнадцатый. А пятнадцатого — нет.

— Что ты глупости-то говоришь! — опять встряла старуха. Глаза у нее были злые, а рот согнут в подковку. — Такого никогда не бывало, чтобы дома не было! Ты ври, ври да не завирайся! После тринадцатого пятнадцатый по любому должен быть!

— Он, скорее всего, дальше, — сказала женщина. — Вы, наверное, невнимательно смотрели.

— Так он же похмельный! — хохотнул кто-то.

Очередь злорадно зафыркала.

— С такого похмела и дом-то не разглядишь, не то, что номер! — крикнул кто-то насмешливый и острый на язык. — Слегонца и городом можно ошибиться!

— Ищи, мужик, ищи, — добавил мужчина с усталыми глазами. — Есть там пятнадцатый дом.

— Где? — спросил Камил.

— Между тринадцатым и семнадцатым! — отозвался весельчак. — Не ошибешься!

Больше никто Камила ответом не удостоил. Колбаса была гораздо важнее. Честно, мог бы, Камил всех бы этих «колбасников» убил.

И не расстроился, не засомневался, не пожалел бы. Нет, потом, возможно, и пожалел, чего уж.

Ненависть заставила торопливо отвернуться. Кожу на лице стянуло. Губы раздвинуло в оскал. Это не он, это Василий, носитель. Или все же он? Вокруг все узнаваемо потемнело, душу скрутило, внутренности запекло с корочкой.

Всех бы, всех…

Вот знали бы эти, стоящие за колбасой люди, что такие же люди, как они, сейчас в другом мире сходят с ума от прорыва, случившегося по вине их соседей, знакомых, соплеменников, то уж, наверное, не позволяли бы себе не то, что шутить, улыбаться не смогли бы. Выстроились они!

Камил поймал себя на том, что, уже отойдя от очереди, развернулся обратно с намерением хотя бы одному-двум набить морду, и с усилием, буквально с болью — не время, не время! — заставил себя снова отправиться на поиски злосчастного дома номер пятнадцать. Специально его, что ли, спрятали от него?

— Суки, — прошептал Камил.

Он был взвинчен, и это было неправильно. Нет здесь стабилизаторов. А вот возможностей вывернуться наизнанку — тысячи. От каждого человека можешь получить привет. И все вокруг подначивает тебя к тому, чтобы окунуться в угар негативных эмоций. Все словно для этого и предназначено.

Скотский мир!

Камил выдохнул, успокаиваясь. Итак. Одиннадцатый-а, поликлиника. Здание в глубине слегка за одиннадцатым. Хорошо. Тринадцатый. Через пятьдесят метров от поликлиники. Небольшой скверик еще…

Он прошел сквериком и обогнул дом с тыльной стороны. Пространство за домом вмещало в себя узкий песчаный участок, приспособленный под футбольное поле, и покатый земляной взгорок. Дальше, насколько понял Камил, теснились дома противоположной улицы. К ним у него не было претензий, прослеживался в них строгий порядок, по крайней мере, никаких пустот, отстоящих зданий и странных конструкций видно не было. Дом фасадом, дом торцом, дом фасадом…

Семнадцатый.

Асфальтовая дорожка, изгибаясь, уходила к детскому саду. К семнадцатому-а. Во внутреннем дворе соседствовали друг с другом кирпичная выгородка для мусорного контейнера, несколько деревьев и площадка с качелями и «шведской стенкой». Еще одна дорожка устремлялась к домам за взгорком. Все, никаких намеков на пятнадцатый дом. Даже фундамента не было.

Словно сомневаясь в своем зрении, Камил на всякий случай дошагал до детского сада, но, разумеется, никаких невидимых зданий не обнаружил. Ну как так? — подумалось ему. Он, оглядываясь, потоптался на месте. Адрес он запомнил намертво. Кривова Татьяна Михайловна, улица Свиридова, пятнадцать.

Может, конечно, статься, что пятнадцатый дом поставили в конце улицы. Вполне в здешнем стиле.

Камил скривился и снова направился к девятиэтажке номер семнадцать. На коротком пути его едва не стошнило, и он с минуту стоял, опираясь ладонью на тополь, пока ком, подступивший к горлу, не провалился обратно в желудок. За это время он вспотел, а затем покрылся мурашками. И тут же заломило висок.

Нет, побыстрее отсюда.

И, вообще, обойдемся без конфет. Хватит с Кривовой и шоколадки. Камил видел несколько разных плиток в ларьке на углу. Значит, он представится школьным приятелем, напросится в квартиру, а там…

Слабый протест носителя Камил отмел. Молчи, Василий. Ни черта ты не знаешь о том, зачем и почему. Молчи.

— Извините.

Камил остановился у скамейки перед подъездом. Две старушки, дремавшие на ней, встрепенулись от его слов и повернули к нему свои морщинистые физиономии.

— Что? — спросила одна.

Она была в бежевом, заштопанном на рукаве плаще.

— Водки нет, — сказала другая, кутаясь в истрепанный пуховый платок.

— Я… — мотнул головой Камил. — Мне дом найти. Может, вы знаете?

Старушки переглянулись.

— А какой дом?

— Пятнадцатый. Свиридова, пятнадцать.

— Так вон он, — показала на шестиэтажку обладательница плаща.

— Это тринадцатый, — сказал Камил.

— Как тринадцатый?

— Там номер.

Одна из старушек даже привстала, близоруко всматриваясь в здание.

— Не может быть!

— Он самый. А пятнадцатого я найти не могу, — сказал Камил.

— Наш — семнадцатый, — принялись рассуждать старушки, — где сберкасса, то девятнадцатый, поликлиника…

— Одиннадцатый-а, — подсказал Камил.

— Ну да, — закивали старушки.

— А пятнадцатый?

— Так где-то здесь, — сказали Камилу.

Он кивнул.

— Я знаю, что где-то здесь. Мне бы конкретно. Понастроили, понумеровали, дома не найдешь.

— А ты походи, походи, — посоветовали старушки. — Не мог же дом пропасть!

— Да я уж понял.

Камил вышел со двора, в ларьке за девятнадцать рублей (в бутылку водки! — ахнул у себя в отнорке Василий) купил плитку иностранного шоколада в блескучей обертке и, сунув ее в карман пиджака, зашагал по разбитому тротуару в сторону домов за взгорком.

По логике: если с лицевой стороны улицы здание с пятнадцатым номером найти не удалось, значит, оно должно хорониться в глубине микрорайона. По извращенной логике оно может затесаться и среди домов на четной стороне улицы. Но это соображение Камил оставил на тот случай, если его поход к домам за взгорком постигнет неудача.