Александр Великий или Книга о Боге - Дрюон Морис - Страница 66
- Предыдущая
- 66/77
- Следующая
Позже, на берегу Персидского залива, Александр основал новую Александрию, двадцать четвертую, и последний из созданных им городов. А через несколько недель он поднялся вверх по течению Тигра, отдавая распоряжения о перестройке стоящих на его пути крепостей.
Он уводил своих ворчащих греков, разгневанных македонян, которые роптали, недовольные слишком длинными переходами, и жаловались, что их заставляли заниматься строительными работами. «Пусть царь берет персов, раз уж он их так любит», – говорили воины.
И многие военчальники разделяли чувства простых воинов потому, что видели вокруг Александра азиатских сановников, занимавших все больше должностей в управлении и командовании.
Армия была собрана в Описе, где перекрещивались четыре великих пути Малой Азии: в Сузы, Экбатан, Вавилон и Тир. И там от имени Александра было объявлено, что он распускает десять тысяч из числа ветеранов: тех, кто имел белых коней, чьи спины согнул возраст, чья походка стала тяжелой от ран и тех, кто начал брюзжать уже с берегов Инда.
Тут вспыхнул настоящий мятеж. Те же самые воины, которые столько раз требовали возвращения в Грецию, со странной непоследовательностью взбунтовались в тот момент, когда им была дарована свобода; они отказывались быть распущенными по частям, они хотели быть отпущенными все вместе или же чтобы не был отослан никто. Александр, говорили они, отделывается от них сейчас, когда они ему больше не нужны, чтобы заменить их персами, ибо теперь все говорило за то, что он больше любил персов, чем своих соратников. Таким образом, побежденные получат больше от своего поражения, чем они, победители, от своих тяжких побед. Еще они кричали, что царь предал их, отказался от них так же, как отказался от своей страны; они отказывались уехать, если Александр не вернется с ними, или они тут же разбегутся и оставят его одного с персами.
Поистине, они сами не знали, чего хотели. Отставка, которая только что выпала на долю десяти тысяч из них (и впредь будет настигать их по очереди), показалась им невыносимой, тогда как они так часто желали ее. Они не могли смириться с тем, что постарели, устали и что приключение кончилось; и их гнев, который вспыхивал по любому поводу, был в действительности направлен против царя, который более десяти лет обеспечивал их судьбу. Поднялся сильный шум, и ветераны начали бряцать оружием.
Услышав крики, раздававшиеся из лагеря македонян, и осведомленный о том, что там происходит, Александр приказал собрать во дворе перед дворцом военачальников и представителей простых воинов.
Он оказался перед вопящей сворой, среди которых узнал множество гетайров и своих лучших воинов. Он хотел обратиться к ним, но в первый раз не смог заставить их слушать себя. От гнева он побледнел. Сгрудившиеся вокруг него Гефестион, Евмен, Пердикка, Птолемей и Кратер умоляли его быть осторожным, потому что эта толпа действительно была готова забросать его камнями. Но он, спустившись со ступенек, пошел на бунтарей, в то время как встревоженная охрана сгруппировалась для его защиты. Сопровождаемый криками и угрожающими жестами, он направился прямо к главарям, которых схватил за волосы и яростно столкнул их головами по двое так, что у них чуть не раскололись черепа. Так он швырнул дюжину тел на руки страже. «Смерть им!» – завопил Александр. И он отдал команду немедленно исполнить приговор на крыше дворца. Остальные в ужасе отпрянули, и наступила тишина.
Тогда Александр поднялся на ступени. «Теперь вы выслушаете меня!» – воскликнул он. Звенящим от гнева голосом он напомнил им, чем они обязаны ему и, прежде всего, в каком положении их нашел Филипп. «В большенстве своем вы были жалкими мужланами, одетыми в шкуры животных. Вы пасли баранов, без большого успеха боролись в горными племенами для их защиты. Филипп повел вас в города и деревни; он заменил вам шкуры на форму воинов; он дал вам законы и ввел нравы цивилизованного народа. Избыток жизненных благ, несомненно, погубил вас; вы больше не вспоминаете, в каких условиях вы жили раньше – И не потому вы начали вопить, как безумные, что я уволил большее количество воинов, чем оставил; зло гнездится выше, и есть нечто другое, что подстерекает вас к дезертирству. Быть может, блеск золота и серебра ослепил вас; вам нужно вернуться к деревянной посуде, к ивовым щитам и жалким ржавым мечам, которыми вы пользовались в начале вашей жизни. Ибо Филипп сделал вас хозяевами варваров, которые окружали вас; он завоевал для вас пангийские золотые копи, он научил вас торговать; он открыл моря для ваших кораблей; он распространил ваше господство на Фракию, Фесалию, Фивы, Афины, Пелопонес и на всю Грецию. Но все это, хотя и кажется само по себе великим, ничто по сравнению с тем, что вы получили благодаря мне! Вы часто говорите, что сожалеете о Филиппе; вы забываете, что перед смертью он столкнулся с невозможностью дальше кормить вас. Что я нашел в казне после его смерти, кроме нескольких золотых кубков? Шестьдесят талантов. И пятьсот талантов долга. Мне пришлось еще одолжить восемьсот, и с этим я победил для вас мир».
Известно было красноречие, которое вдохновляло его перед сражением; но никогда его голос не был таким сильным, речь более мощной, чем в эту минуту, когда противником его были его же солдаты.
«Я заставил вас пересечь Геллеспонт, – продолжал он, – в то время, когда персы безраздельно владели морями. Я разбил сатрапов Дария при Гранике; я присоединил к вашим владениям все провинции Малой Азии; множество городов я взял штурмом, другие покорились мне сами; все, что там было, я раздал вам. Богатства Египта и Кирены, которые мне достались без боя, пошли вам; Сирия, Палестина, Месопотамия – ваша собственность; Вавилон, Бактрия и Сузы принадлежат вам; состояние мидийцев, роскошь персов, драгоценности индийцев – ваши; вам принадлежит внешний океан! Вы стали младшими и старшими военачальниками, вы стали наместниками! А что я оставил себе в награду за всю накопившуюся усталость, кроме корфиры и вот этой диадемы? Я ничего не взял себе в собственность; никто не может указать на богатство, которое принадлежало бы мне, кроме тех богатств, которые я храню для вас всех и которые являются общим достоянием. А, впрочем, для чего послужило бы мне накопление ценностей? Я ем ту же пищу, что и вы, стол моих военачальников более изобилен, чем мой, я так же сплю в палатках, как и вы, и не позволяю себе больше отдыха. Мне даже случается бодрствовать ночью, заботясь о ваших интересах, о вашем благе, в то время, как вы спокойно спите. Есть ли среди вас хоть один, кто может подумать, что пострадал за меня больше, чем я за него. Бросьте! Пусть любой из вас, кто был ранен, разденется и покажет свои шрамы; а я покажу свои!»
Двумя руками он разорвал ворот своей пурпурной туники и обнажил грудь, испещренную рубцами, полученными от ударов копья при Иссе, дротика в Газе, от стрелы маллийцев.
«На моем теле, по крайней мере, спереди, нет места, где бы не было ранений! Меч, копье, снаряды, выпущенные из катапульты, камни – из пращи – нет такого оружия, от которого я не принял бы ударов во имя любви к вам, вашей славе, в целях вашего обогащения. Несмотря на это, я продолжаю вести вас с победами по земле и по морю, через реки, горы и долины. Я праздновал ваши свадьбы одновременно со своими, ваши дети будут породнены с моими. Я оплатил все ваши долги, не слишком тщательно выясняя, как вы могли их наделать, получая такое высокое денежное содержание и захватывая столько трофеев. Большинство из вас награждены венком почета. Погибшие в бою были пышно похоронены. Бронзовые статуи многих из вас были воздвигнуты на родине; их близкие освобождены от всякой службы и от всех налогов. Под моим началом никто не познал позора смерти при отступлении. И теперь я предполагал отправить по домам тех, кто стал неспособен нести службу, дав им столько благ, что они вызвали бы зависть соседей. Но раз вы желаете уехать все, убирайтесь все! Вовсе не для того, чтобы помешать вам уехать, я обращаюсь к вам в последний раз! Вы можете отправиться куда хотите – мне это безразлично. Возвращайтесь же домой и объявите родным, друзьям, как вы обошлись с Александром, победителем персов, мидийцев, бактрийцев и скифов, который перешел горы Кавказа и прошел Каспийские ворота, переправился еще через Гидасп, Акесин, Гидраот и поступил бы так же с Гифасисом, если бы вы в страхе не отступили; который вышел к внешнему океану по двум устьям Инда, углубился в пустыню Гедросии, откуда никогда не возвращалась ни одна армия, и через Карманию вывел вас к Персиде. Убирайтесь и расскажите, как, вернувшись в Сузию, вы бросили своего царя, оставив его под защитой одних только побежденных иноземцев. Какую славу вы обретете в глазах людей, какую заслугу – в глазах богов! Уезжайте! Я не хочу больше видеть вас, ни одного из вас».
- Предыдущая
- 66/77
- Следующая
