Современные будзюцу и будо - Дрэгер Донн - Страница 7

• Предыдущая
• 7/51
• Следующая

Подобные реформаторские меры вызвали гнев у экс-самураев. Ряд мятежей, поднятых обиженными самураями, похоронил надежды правительства на сохранение гражданского мира, однако все эти мятежи были быстро подавлены правительственными войсками, созданными на основе закона о всеобщей воинской повинности. Кровопролитие достигло своего пика в 1877 году в сацумском мятеже, поднятом Сайго Такамори. В последний раз японские военные, отстаивающие старый порядок — средневековые рыцарские традиции — оказали вооруженное сопротивление правительству. Победа армии Мэйдзи над непреклонными консерваторами Сайго убедила даже самых несговорчивых провинциальных экс-самураев, что мобилизационная крестьянская армия, оснащенная современным стрелковым оружием и имеющая иные технические новшества, в состоянии диктовать свою волю любому воинскому соединению, вооруженному по образцу средневековых рыцарей.

Наблюдая за самонадеянной уверенностью Запада в своем культурном превосходстве над Японией, правительство Мэйдзи свою первоочередную задачу усматривало в том, чтобы добиться уважения со стороны западных держав. В соответствии с этим в своих внутренних преобразованиях правительство делало упор на достижение экономической мощи, национального единства и военного могущества. Ито Хиробуми (1841-1909), простолюдин из удела Тёсю, который воспитывался в самурайской семье, явился ведущим архитектором социальных реформ в правительстве Мэйдзи. Внешне он выделялся массивным подбородком и широкими ступнями, что якобы было следствием его привычки ходить босиком, чтобы тем самым подготовить себя к трудной роли самурая. Ёсида Сёин, один из учителей Ито, оказал на него огромное влияние; казнь последнего токугавскими властями, как утверждают, заставила его презирать смерть. После безуспешной попытки захватить британскую миссию в Эдо в 1861 году, Ито с двумя мечами на поясе отправился на учебу в Англию; после возвращения на родину он стал играть важную роль в делах своего удела Тёсю. Он еще больше выдвинулся в роли командира смешанного стрелкового соединения. А в период Мэйдзи, будучи премьер-министром и главой Тайного совета, стал личным представителем императора.

Ито стремился укрепить основу авторитета правительственной власти — имя императора, а для этого необходимо было завоевать общественное мнение. Большинство экс-самураев Мэйдзи воспитывалось в духе конфуцианства Чжу Си, и не важно, чем они руководствовались при этом; собственно их религиозный интерес носил сугубо светский характер, когда религия рассматривалась в качестве инструмента, поставленного на службу государственным интересам. Но одно конфуцианство не очень подходило в качестве ведущей государственной идеологии. Синтоизм же, хотя и переживал свое бурное возрождение в первые годы Мэйдзи, не мог предложить что-нибудь существенное подрастающему поколению. А буддизм подвергся жестоким преследованиям в период правления токугавского бакуфу; но такие потрясения пробудили дремавшие в нем силы, и хотя буддизм еще не был готов стать национальной религией, он доказал свою жизнеспособность. Отсюда Ито заключил, что необходимо создать нечто новое, что было бы созвучно японскому национальному духу. А подобное больше свойственно государственной идеологии, чем религии. Ито надеялся, что это нечто новое сблизит воспитание, этику и власть.

Он начал с важных изменений в синтоизме, лишив его религиозного характера, когда в 1875 году ликвидировал Дайкёин, институт проповедников. В 1882 году синтоизм был определен не как религия, существующая наряду с другими, а как нечто другое, что по природе своей больше походило на преданность [императору], которая была превыше всех религий. В этой новой роли синтоизм превратился в «инструмент политики правительства». Ожидалось, что народ будет руководствоваться патриотическими, а не религиозными чувствами. А последующая децентрализация синтоизма привела к тому, что за нравственное воспитание народных масс стала отвечать образовательная система.

Образовательная система Мэйдзи в середине восьмидесятых превратилась из разрозненно существовавших отдельных программ обучения, направленных на воспитание всесторонне образованных граждан, в стандартную национальную систему, поставляющую умелых работников для нужд армии, флота, промышленности и сельского хозяйства. Особое внимание уделялось нравственному воспитанию, что, как ожидалось, должно оградить японских граждан от влияния западной культуры и заменить ее тлетворное влияние благотворно воздействующей на них собственной, японской культурой. Эти изменения свое высшее выражение нашли в императорском рескрипте по образованию, изданном в 1890 году, где особо говорится о социальной гармонии, а преданность императору преподносится как добродетель. Министром образования становится бывший сацумский самурай Мори Аринори (1847-1889), провозгласивший, что «японские школы созданы на благо нации, а не учащихся». Физическое воспитание являлось важной составной частью учебного процесса. Сумо, вид единоборства, совместно с современными будо, такими, как кэндо и дзюдо, стал предметом обучения для всех ребят; девочки учились искусству владения алебардой, иначе нагината-дзюцу, относящемуся к классическому будо.

Сознавая жизненную необходимость прививать собственному народу высокую нравственность, правительство Мэйдзи пыталось разъяснить, на чем она должна основываться. Национальную нравственность необходимо строить на идеальных ценностях человеческого поведения. Каждый гражданин должен добиваться благоденствия для японского государства, частью которого он сам является; под «благоденствием» здесь подразумевается «совершенство». Такое совершенство государства будет достигнуто, когда каждый гражданин добродетельное поведение будет рассматривать как свой национальный долг. Правительство Мэйдзи выбрало бусидо в качестве средства внедрения в умы собственных граждан идеи их морального обязательства выполнять свой долг перед государством. Прежде Кидо не усматривал какой-либо нужды государства в бусидо, считая его принципы по существу ограниченными и косными. Он заклеймил его как останки «закосневшей цивилизации». Никто не отрицал, что дисциплины бусидо, занятия которыми вменялись в обязанность средневековому рыцарю, были исключительно наследием привилегированного общественного класса. Но для лидеров Мэйдзи бусидо во многом являлся выражением национального характера и был не таким уж частным делом определенного социального слоя населения, как виделось Кидо.

Бусидо в своей изначальной форме во времена правления царской династии Ямато (ок.400-645гг. н.э.) — самой ранней формы японской государственности — представлял собой неписанный тайный кодекс норм поведения, запечатленный в умах и сердцах людей. На исходе эпохи Хэйан (794-1185) он стал выражением нравственности и духа средневекового рыцаря, отличных от национальной нравственности. В трактате «Кокон Тёмонсю» (1254), касающемся деяний хэйанского периода, упоминаются так называемые «семь основополагающих добродетелей» рыцаря, ряд довольно безыскусных нравственных норм, выработанных в среде воинов тех далеких времен. Эти семь добродетелей требуют от рыцаря воздерживаться от насилия, не обнажать свой меч и жить в мире и согласии со своими товарищами.

Во времена бакуфу Минамото Ёритому с резиденцией в Камакуре (1189-1199) этические нормы его буси претерпели дальнейшие изменения в вопросе отношений между повелителями и их подданными, и высшей добродетелью стала личная преданность каждого рыцаря Ёримото как сёгуну. Затем, после возвышения влиятельного рода Ходзё в XIII веке, чьи представители стали регентами, и до их окончательного оттеснения от власти другим влиятельным родом, Асикага, на исходе XIV века, само представление о преданности оказалось превратно истолкованным. Преданность имела двоякий смысл: рыцарь, поддерживающий бакуфу, должен быть предан и сёгуну и бакуфу, тогда как преданность стоящего за императора рыцаря распространялась только на самого императора. Во времена военных бедствий, охвативших период Муромати (1336-1568), рыцарь, долгом которого было сражаться, явственно ощутил всю зыбкость самой жизни, ибо подобное умонастроение диктовалось этическими нормами его привилегированного класса, который теперь еще находился во власти представлений дзэн-буддизма. Явное несоответствие между теорией и практикой рыцарской этики обуславливалось тем, что сама преданность определялась прежде всего экономическим положением и сохранялась до тех пор, пока обе стороны имели общие и взаимозависимые экономические интересы. Так что в те времена безвестное и идеалистическое бусидо оставалось настоящим моральным кодексом средневекового рыцаря, трактовка и практическое воплощение которого находились целиком в руках самих рыцарей.

• Предыдущая
• 7/51
• Следующая