Контракт на молчание (СИ) - Гейл Александра - Страница 22

— Эм… я уверена, что со мной не все так плохо, сэр.

— Конечно нет. Намного хуже. Правда в том, что для такого проекта у вас кишка тонка, что бы вы о себе ни думали.

— Это вы из-за нападок Сибил? — оскорбляюсь я.

— Ясно, — помолчав секунду, выдает Эперхарт. — Значит, собрались доказывать свою самостоятельность в ущерб всему и вся? Тогда постарайтесь хотя бы не накосячить так, чтобы это нельзя было исправить.

Он отключается. А я обнаруживаю, что стою посреди коридора с коробкой и степлером у ног и ловлю на себе многочисленные удивленные взгляды проходящих мимо.

Наверное, мне стоило догадаться, что «поселят» меня на недавно опустевшее место Гонзалеса, а значит, прямо по соседству с Сибил, но я не догадалась. И потому, когда меня подвели к уже знакомому компьютеру, у меня задергался глаз. Спасибо хоть противной соседки на месте не оказалось. Я оглядела помещение, выискивая глазами Коннора, но его стол пребывал преступно далеко. Внезапно очень захотелось вернуться в офис личных помощников, под крылышко к Элейн. Радовало лишь то, что Сибил должна была улететь в Гонконг вместе с Эперхартом, то есть ей будет не до меня. Какое-то время.

К счастью, это коснулось не только Сибил, а значит, мне выпал шанс более-менее освоиться. Впрочем, не могу сказать, что это сильно помогло: поменялось все. В первую очередь окружение. Личные помощники, еще недавно казавшиеся мне крутыми, вдруг превратились в одногруппников по детскому саду. А вот менеджеры — самая что ни на есть старшая школа со всей ее иерархией и жестоким прессингом.

С отъездом Сибил в Гонконг, проекты, которые она вела на постоянной основе, распределили по другим менеджерам — и началась «гонка вооружений». Никто не хотел ударить в грязь лицом, особенно после увольнения Гонзалеса, это же такой шанс проявить себя — и еще подвинуть королеву. Открыто ей не перечат, чтобы не нарваться на неприятности, но сделать гадость никто не откажется. Даже Коннор, казавшийся мне добродушным и самодостаточным парнем, поддался общей лихорадке. Так я не без удивления обнаружила, что он считается одним из лучших в своем деле. О да, менеджеры совсем не похожи на неуверенных в себе личных помощников.

К концу второго дня в таком окружении мне настолько не по себе, что я возвращаюсь домой разбитая и малодушно залезаю на диван, утыкаясь носом в плечо Клинта. Прошу его посмотреть со мной фильм и ни о чем не спрашивать. Он обнимает меня, и становится намного легче. Он последний родной мне человек на всем белом свете, и значит это очень многое. Больше не к кому идти в поисках тепла, и ссора теперь кажется ужасно глупой. Надо просто все обсудить и оставить это в прошлом.

— О том, что было в пятницу, Клинт…

— Не надо, Вэл, я был неправ, приревновав тебя к друзьям. Мне стыдно. Забудем об этом.

Я удивленно моргаю. Такой поворот мне не нравится. Он признал свою вину, но как будто чтобы от меня побыстрее отделаться. Я тоже не против забыть, но разве не нужно все обсудить и взвесить? Найти способ сделать его жизнь на острове менее однообразной, в конце концов.

— Они правда хорошие ребята… — пытаюсь я продолжить.

— Да, они мне понравились, — легко соглашается Клинт.

Вел себя он с моими друзьями сдержанно, но ведь был расстроен. У меня нет причин не верить Клинту. Должно быть, я все себе придумала.

— Ладно, — приходится пойти на уступки.

— Вэл, — зовет меня Клинт. — Пойми, просто я слишком сильно тебя люблю, чтобы потерять. Эта работа нас отдаляет.

— Но мы знали, что так будет.

— И знали, что будет непросто.

Я всеми силами стараюсь смолчать о том, что из нас именно Клинт был настроен оптимистично по поводу предстоящих трудностей. Уже заглядываю ему в лицо, хмуря брови, но потом он вдруг улыбается и говорит:

— Я был на взводе, потому что не все получается, как мне хочется. Но разве должно? Да, здесь одному скучновато, да, меня напрягает, что у тебя появилась отдельная жизнь. Но, еще раз, этот год твой, мы посвящаем его тебе. Это меньшее, что ты заслуживаешь после всего пережитого. И мы можем себе его позволить. Иди ко мне.

Он тянет меня ближе к себе, глубоко целует. Несмотря на то, что, по-моему, нам еще многое нужно понять и обсудить, я позволяю себе расслабиться и не думать. Целую его в ответ, старательно изгоняя из головы фантом пятничного поцелуя Эперхарта. Если бы не это, я могла бы, наверное, воспротивиться темпу примирения, который взял Клинт, но чувство вины точно так же гонит меня вперед.

Поцелуй становится все более жадным, напористым. И мое тело тотчас откликается на этот зов, оно будто соскучилось по ласкам. Клинт усаживает меня к себе на колени, обхватывает бедра и поднимает выше, прижимаясь губами к груди. Даже сквозь одежду чувствуется жар его эрекции. Неожиданно я понимаю, что сегодня не нужны никакие долгие прелюдии, стягиваю с нас обоих одежду. Сама инициирую эту близость. Клинт дергается, задыхается и шепчет мне в плечо какие-то ругательства, прикусывая кожу. Мне нравится, когда он так делает, мне нравится чувствовать над ним свою власть.

Мы начинаем двигаться вместе, и я мысленно умоляю Клинта на этот раз сделать все правильно для нас обоих. Я уверена, что все получится. И это необходимо нашим отношениям, как никогда раньше. Я чувствую, как он становится больше и горячее, и закусываю губу, напрягаюсь каждой мышцей, стараясь почувствовать ту самую сладкую, запретную дрожь… На мгновение паника захлестывает меня с головой, лишь отдаляя тот самый момент. Становится страшно не успеть. Лоб прорезает вертикальная морщинка, приходится закусить губу, задержать дыхание. И это портит впечатление. Накатывающие сладкие волны оказываются слишком недолгими — хоть умоляй о повторении. Я и обрадована, что успела, и разочарована, что все закончилось слишком быстро. Но ведь на этот раз виноват не Клинт, а мой собственный страх. Немного грустно, но что поделать.

Дождавшись ответа, я утыкаюсь лицом в шею любимого человека, шепчу ему какие-то нежности, глупости, слова благодарности. Я ведь почти всегда с ним счастлива. Не считая мелких неурядиц, у нас идеальные отношения. Мама часто говорила мне, что совершенства не существует, что искать его бессмысленно. Нельзя получить все сразу. Главное — определить, чего нам достаточно для счастья. До приезда на этот остров я совершенно точно была счастлива с Клинтом. Нужно просто больше времени, чтобы приспособиться к новым условиям.

И еще Клинт прав в том, что мы стали мало времени проводить вместе. Что ж, на этой неделе у меня есть прекрасный шанс это исправить.

Как и собиралась, оставшуюся часть недели до прилета нашей гонконгской группы я трачу в первую очередь на укрепление отношений с Клинтом. Я не задерживаюсь на работе и даже отказываюсь от приглашения ребят посидеть где-нибудь в среду и отметить экватор тяжелой трудовой недели. Как итог, мы с Клинтом много болтаем, ужинаем на берегу океана вкусной едой навынос — кто-то из соседей подсказал ему недорогое и приличное местечко, — пьем местное пиво и пересматриваем любимые фильмы. В четверг вечером вооружаемся фонариками и идем на крабовую охоту. Если вы не в курсе, это довольно стремная штука: под ногами полно крабов, и если на них не светить, то они «смыкают» ряды вокруг ног. Такой ужас! Кстати, Клинт собирался сварить выловленных животных, но я подняла страшный крик и потребовала отпустить всех до единого. Любимый надо мной подтрунивал всю обратную дорогу и еще ночью, прямо перед сном, пока перебирал мои волосы.

С работой все тоже неплохо. Мы всю неделю активно переписывались с помощником Кайеда — Мухаммедом Саджаном, не стесняясь пользоваться арабским и оставлять Эперхарта, которому шли копии писем, в неведении. Установку, на которой нам замеряли параметры турбулентности, частично разобрали, но араб клялся и божился вернуть снятую с установки линзу к середине следующей недели. Я подключила к расспросам Гаррисона, чтобы понять, кто именно нам может понадобиться у арабов, и он заверил меня, что должен присутствовать лично. Я даже обрадовалась: этот человек произвел на меня положительное впечатление. Лучше него мог быть только Челси, которому я искренне симпатизировала после сумасшедшего дня, в течение которого он мне очень помог. Но Гаррисон так Гаррисон — прекрасно.