Ты здесь? (СИ) - "skillful lips" - Страница 51

Нужным. Потому что без принятия сложнее. Без принятия границы все еще расплывчаты, все еще покрыты наивной верой в благоразумие судьбы.

— Знаешь, я впервые живу у моря, — признается Айви. — Ну, если не считать отели, в которых я останавливалась, когда была за границей. Но жить вблизи моря — иное чувство. Здесь умиротворенно, спокойно, нет спешки, беготни от дома до работы. Я чувствую себя иначе, когда просыпаюсь. Словно действительно живая, а не подобие той, кем была раньше. Нет ощущения пустоты, которое преследовало меня очень много лет, не грызет одиночество, я не чувствую себя виноватой и… неправильной. Здесь, рядом с тобой, я наконец понимаю, что все те мысли были лишь чужим мнением, которое я принимала за чистую монету. Иногда нужно уехать, чтобы собрать себя воедино. Есть множество вещей, способных поставить под сомнение все, что было важным и нужным. Я много лет считала, что будет правильней делать вид, будто мой дар — ошибка, как и я сама. Но сейчас, оценивая всю ситуацию на трезвую голову, наконец разобравшись в себе и приняв многие свои недостатки, могу с уверенностью сказать, что я достойна всего того, что сейчас имею. Благодаря всему, что произошло, я сумела полюбить себя, понять, разобраться во всех страхах, от которых раньше убегала.

— Ты переехала именно поэтому? — задаю вопрос, который волнует меня уже долгое время. Айви медлит, а затем усмехается — горько, словно не хочет вспоминать об этом.

— Скорее, хотела сбежать как можно дальше от мамы. Рядом с ней я была той самой Иви, что старалась казаться нормальной, чтобы получить или заслужить — уже и не знаю, если честно — её любовь. После окончания обучения я вернулась обратно, но меня хватило ровно на три дня, ведь мама с тех пор так и не изменилась. Она по-прежнему смотрела на меня так, словно я бракованный товар, который она хранит где-то в подсобке — жалко выбросить. Но это больше не важно. Теперь каждый из нас живет той самой жизнью, которую сам выбрал. Не думаю, что она сожалеет, да и я, будучи честной перед тобой и самой собой, не скажу, что тоже жалею обо всем этом. Я наконец собрала себя воедино, — она улыбается — тепло настолько, что у меня внутри все дрожит. — Так что я ни о чем не жалею.

— Я рад этому. До переезда ты была… другой. Сейчас в тебе будто больше жизни. Я бы так никогда не смог, зная, что у меня за плечами остался кто-то из близких. Из-за потери родителей я стал ценить то самое беззаботное время, проведенное рядом с ними. А после смерти бабушки вдруг понял, что остался один. Хотя ощущение одиночества преследовало меня на протяжении всей моей жизни, сколько бы я не пытался переубедить себя в обратном. У отца с матерью всегда был их собственный мир, в котором мне не нашлось должного места. Бабуля пыталась компенсировать отнятое детство, любовь, заботу, но надолго её все равно не хватило, и я жалею, что все время сбегал в себя, не пытаясь дарить ей в ответ то же самое. А после смерти, то, чего я боялся больше всего, настигло меня, как снежный ком. Я задыхался под тяжестью этого бремени, хотел уйти, но никак не находил в себе смелости. Было много переломных моментов. Много того, чего я делал неправильно. Знаешь, сожаление до сих пор заставляет меня чувствовать себя жалким, ведь что бы не происходило я все равно оставался тем же самым маленьким мальчиком, который боялся не только перемен, но и самого себя в частности.

— Иногда жизнь ставит нас в те условия, из-за которых многое может измениться. Она несправедлива, жестока, беспощадна к тем, кто по сути ни в чем не провинился. Но по-другому никак. Ты тоже изменился, Лео. Не думай, что я одна сумела многое принять и обдумать. Я уверена, что будь твоя воля, ты бы тоже уехал. Судя по тому, как ты каждый раз смотришь в окно, мечты о том, чтобы оказаться подальше от этого дома, сильнее, чем может показаться. Они всегда в тебе были. И дело далеко не в смелости, ведь чтобы остаться там, где было больно, тоже нужны силы. Ты не слабый. Не считай себя тем, кем на самом деле не являешься.

Внутри меня начинает что-то тянуть, отзываясь горчащим на языке принятием. Айви видит куда больше, чем я сам, и мне сложно подобрать слова, равно как и собраться с мыслями. Навеянные разговором воспоминания кружатся перед глазами, подобно карусели, что с каждым кругом убыстряет ход. Родители с их улыбками, бабуля с трубкой в руках, Сид и Фиби, смотрящие вместе со мной на звезды, Арчи и привкус солода на корне языка — они все словно образы вырастают вокруг кровати, неотрывно смотря мне в глаза. Я чувствую их взгляды, чувствую, как тело на миг пронизывает фантомное чувство тепла и некого покоя. О чем я думал тогда, при жизни?

Была ли у меня на самом деле мечта, помимо желания не казаться действительно одиноким?

— Париж, — выдаю я, спустя некоторое время обоюдного молчания. — Я всегда хотел увидеть Париж. И не из-за Эйфелевой башни, отнюдь. Просто надеялся погулять по улочкам, поесть выпечки, посетить знаменитые места, вроде Лувра или Люксембургского сада — там действительно волшебно, судя по фото, — улыбка очерчивает губы. Мне хочется похрустеть пальцами, но проблема в том, что их я не чувствую и не могу даже зацепиться ими друг за друга.

Айви ловит мой взгляд. Под радужкой темнеет сожаление, и я хочу отругать её за это, но не могу и слова сказать — язык не слушается, а мысли перебивают друг друга, оглушая.

— Несмотря на то, что имею французские корни, я ни разу не была во Франции и тем более в Париже, но… — она пытается накрыть мою руку своей небольшой ладонью, — думаю, там волшебно. Ты отлично смотрелся бы на фоне кустарников и зеленой травы. Настолько, что я бы не переставая рисовала твое счастливое лицо. Впрочем, во сне я уже это сделала.

Я прикасаюсь к её скулам, что блестят на солнце, пытаюсь убрать прядку, которая прилипла к щеке, но понимая, что снова не выйдет, отдергиваю руку.

— Посмотри на Париж за меня, — произношу я. Айви мрачнеет и недовольно заглядывает в мои глаза. — Однажды придется, ты же знаешь.

— Не говори так, — кусает губу, покачивая головой. — Мы что-нибудь придумаем. Ну или я пошлю к черту этот Париж вместе со всем миром, если понадобиться.

Я пропускаю смешок.

— Знаю. Но Париж это хорошая мысль. Жизнь слишком ценный подарок, чтобы вот так просто растрачивать его на бесполезные вещи вроде злободневной рефлексии и поиска ответа на извечный вопрос: «А что будет дальше?». Я никогда не говорил этого, но… после смерти начинаешь ценить каждое мгновение. Это неплохой урок для тех, кто слишком безалаберно относится ко всему, что его окружает. Думаю, в этом мое предназначение — дать тебе наставление и показать, что твое существование в этом мире действительно ценно. У тебя все получится, Айви. Ты упорно добиваешься поставленной цели, несмотря на неудачи. Так что пообещай мне, что начнешь любить жизнь, начнешь смотреть на мир под другим углом. Начнешь жить, а не делать вид, что тебя все устраивает.

Айви растеряно хлопает глазами. По моим губам расплывается улыбка, и я тянусь ближе, оставляя невесомый поцелуй в районе её щеки. Шум волн за окном усиливается; ветер неуклюже врезается в стекло.

— Пока ты здесь, мой мир продолжает жить в гармонии, — рука осторожно поглаживает немного спутанные после сна волосы, словно через это прикосновение все тепло, что обжигает меня изнутри, способно выразить мои чувства. Айви прикрывает глаза, шепча тихое «Мой тоже».

А затем наступает момент, от которого идиллия утренней картины разбивается вдребезги. Потому что как только взор Айви снова пытается сфокусироваться на мне, лицо её вмиг становится бледным, и страх — явственный, вытесняющий все, что заполняет внутри — начинает кружится в глазах.

— Лео? Лео!

Она приподнимается на подушках, оглядываясь вокруг. Солнечные зайчики продолжают мазать по коже, волосы отливают все тем же золотом, а привычная сердцу теплота резко сменяется пробирающим до костей холодом — Айви закусывает нижнюю губу так, что в уголке рта образовывается тоненькая струйка крови.