До захода солнца (ЛП) - Эшли Кристен - Страница 60

— Я уже говорил тебе это раньше, ты должна доверять мне, Лия.

— В чем?

— Во всем.

Он что совсем слетел с катушек?

Он хотел, чтобы я ему доверяла? Во всем? И когда я ему надоем, он отпустит меня и уйдет к своей следующей наложнице, проделывая такое же вечно.

Он, должно быть, сошел с ума!

Конечно, он устраивал бы мне вечеринки по случаю дня рождения, возможно, по прошествии десятилетий уговорил бы меня шпионить, чтобы я помогла ему преследовать его следующую одержимость.

Боже, это было даже не смешно.

Весь этот разговор и кошмар отняли у меня много сил, все это было нехорошо, но все же чувство самосохранения заставило меня прижаться к нему поближе.

— Я тебе доверяю.

Почти незаметно, но могла поклясться, как почувствовала, что его тело слегка вздрогнуло.

— Ты думаешь, я не знаю, что такое доверие? — спросил он, и его голос больше не был мягким и веселым, а был на грани гнева.

Я непреднамеренно допустила тактическую ошибку.

И попыталась спасти ситуацию.

— Люсьен... — начала я.

Мне не удалось спасти ситуацию. Он продолжил говорить.

— Укрощение завершается, Лия, не словами или церемонией. А происходит через действия и чувства.

От его слов у меня перехватило дыхание. Я бы сказала от одного конкретного слова.

— Укрощение?!

— Укрощение, — спокойно подтвердил он. — Я приручаю тебя.

Я почувствовала, как Старая Лия возвращается на место.

— Ты приручаешь меня?!

Его тело напряглось, рука сильнее сжалась вокруг меня, как капкан.

Тем не менее его голос звучал все еще спокойно, когда он ответил:

— Да.

— Укрощение, — повторила я.

Теперь его голос звучал так, словно он улыбался, когда повторил:

— Да.

— Это именно то, о чем я думаю? — Спросила я.

— Предполагаю, что маловероятно, — ответил он.

Его ответ не заставил меня почувствовать себя лучше.

— Ты занимался этим... — Я даже не могла заставить себя произнести это слово, но все же заставила себя сказать: — укрощением много раз?

— В последнее время нет. Но я иногда делал это до Революции. Но только если моя добыча была особенной, — он прижал меня ближе, и его голос стал мягче, — как ты.

Я решила, что он думает, что это самый лучший комплимент, который он мне сказал за последнее время.

Но я так не считала.

— Я устала, — внезапно заявила я.

Я правда устала. Очень устала. От своей сумасшедшей жизни!

Особенно сумасшедшего вампира, который устроил мне такую сумасшедшую жизнь (против моей воли, можно добавить).

Несколько секунд он молчал.

Затем затрясся, мне показалось, что он смеялся. Я стиснула зубы, когда поняла, что он на самом деле смеется. Должно быть, он услышал, как я заскрежетала зубами, потому что его смех стал еще громче.

Я представила, как пинаю его в голень. Это был детский поступок, но для меня он сработал.

— Это не очень красиво, моя зверушка, — прошептал он, и я замерла.

Он не только мог со мной разговаривать мысленно, но и видел то, что я представляю у себя в голове.

Боже, я ненавидела его!

Попыталась тут же вырваться, но его рука сомкнулась тверже.

— Не мог бы ты, пожалуйста, отпустить меня?

— Зачем? — спросил он, все еще посмеиваясь.

— Чтобы я могла поудобнее лечь, — огрызнулась я.

Мирна никогда бы такого не сказала, но пошла к черту эта Мирна. Если и был переломный момент в нашем лежании на постели, то это был именно он.

Он навалился на меня всем своим весом, уложив меня на спину, его ноги переплелись с моими, рука все еще удерживала в клетке, прижимая к себе.

— Так неудобно, — заявила я, очередную порцию лжи.

— Мм, — пробормотал он у моего виска, и счастливая трель скользнула по коже (и что-то еще, но я проигнорировала), — не согласен.

Ладно, я должна была взять себя в руки. И как бы мне не было противно думать об этом, я должна была.

Что бы сделала Мирна в этой ситуации?

Я ломала голову, чтобы она сделала. И нашла ответ.

— Как пожелаешь, Люсьен, — послушно пробормотала я.

Он снова тихо усмехнулся, поцеловал меня в висок, затем приказал:

— Спи, Лия.

Я не ответила, потому что сон пропал.

Я злилась.

И моя злость продолжалась около пяти минут.

Затем тепло его тела, его мягкое дыхание, шевелящее мне волосы, его большое, сильное тело, покоящееся рядом с моим, тело, которое, вероятно, могло защитить меня практически от всего на свете, проникло в мое подсознание, и секунду спустя я провалилась в сон, пропав для всего мира.

— Что случилось с Лией?

Даже услышав вопрос Стефани, заданный шепотом, Люсьен не отвел глаз от Лии, которая сейчас двигалась через переполненный зал.

Он слышал, как Лия снова и снова тихо повторяла: «Извините», пробираясь сквозь толпу посетителей оперы по пути в туалет. Иногда она одаривала их легкой вежливой улыбкой.

Пока она пробиралась к выходу из зала, на нее смотрели и поворачивались в ее сторону.

Мужчины продолжали смотреть. Женщины либо отворачивались, либо смотрели зло.

Она исчезла из виду, глаза Люсьена остались на том месте, где он видел ее в последний раз.

Три недели.

Прошло три недели с их совместного воскресенья, дня, который начался невероятно хорошо и закончился невероятно плохо.

А потом ей приснился кошмар.

— Люсьен? — Позвала Стефани, но Люсьен, погруженный в свои мысли, не ответил. Он продолжал наблюдать за входом в зал, где в последний раз видел Лию.

Он боялся, что сломил ее. Не так, как хотел, не так, как себе представлял, а так, как никогда бы не хотел.

В течение первой недели он видел, как она время от времени проявляла свой взрывной характер. Часто ее глаза вспыхивали. В других случаях она выглядела удручающей и забавно нерешительной, словно с трудом подавляла свои истинные эмоции, заставляя себя быть более сдержанной. Она потеряла терпение, пытаясь приготовить ему какое-то сложное суфле, которое в итоге не получилось, однако ее матерная тирада, когда она выкинула это суфле, ему показалась чрезвычайно занимательной.

Ужасное суфле вселило в него надежду.

Так же, как и сны.

Ей снились еще четыре раза кошмары. Все они начинались одинаково, она стучала ногами, почти извиваясь напротив него, как будто в экстазе, затем внезапно все заканчивалось леденящим кровь криком.

А через несколько секунд он слышал ее шепот у себя в голове.

«Я люблю тебя».

Вскоре после этого раздавались сдавленные рыдания, она просыпалась и пыталась убежать. Он ловил ее, прижимал к себе, пока она не переставала дрожать и плакать.

После второго сна он перестал спрашивать, о чем был сон. Она хваталась за него так, будто была в отчаянье. Он гладил ее по спине или волосам, пока ее тело не расслаблялось, и она снова не засыпала в его объятиях.

Люсьен крепко зажмурился, когда слова тихо прозвучали у него в голове.

«Я люблю тебя».

Эти слова, эти три гребаных слова, прошептала она у него в голове.

Дело было даже не в словах, а в том, как она их произнесла. Как будто она вытащила их из глубин своей души и предложила ему в качестве подарка.

И он знал, что она разговаривает с ним в тех снах. Она не смогла бы из тех снов передать ему эти слова. Он не слышал бы ее.

Он также знал, что она не лгала, когда говорила, что не помнит, что ей снилось. Что-то блокировало ее память, вероятно, сила, стоявшая за эмоциями этих кошмаров, которые заставляли ее кричать и рыдать, быть полностью убитой горем, ему было трудно за этим наблюдать.

Люсьен не знал, что делать с интенсивностью ее снов и их последствиями, не знал, что они значили для него или Лии, за исключением того, было совершенно ясно, ее прежняя враждебность по отношению к нему, а теперь и ее повышенное уважение к нему, были ее защитным механизмом. Ему удалось с ней установить связь, но она не позволяла себе признаться в этом.