Призраки долины папоротников (СИ) - Бергер Евгения Александровна - Страница 39

К счастью, удалось образумить и эту упрямицу... Ни к чему мнимой пленнице разгуливать по округе, вдруг отец ее или дядя подослали шпионов. Эта мысль неожиданно показалась ей здравой, и девушка согласилась остаться. Либо же вознамерилась отправиться в Конуэй с Кэтрин...

Лабрадор, между тем, присмирел, заняв место у стула хозяйки, и она, распорядившись о чае, осведомилась, обращаясь к мужчинам:

– Что ж, теперь можем поговорить. Что именно привело вас в мой дом, господа? – Взгляд ее потеплел, задержавшись на Джексоне, она кивнула как будто самой себе. – Я, признаться, и не надеялась увидеть вас когда-либо снова, – добавила с легким вздохом. – После смерти Августы от вашего дома мне было отказано... Ваш отец – пусть Господь простит его грешную душу! – считал, что я дурно на бедняжку влияла, и запретил мне общение с вами, ее детьми. Я очень из-за этого переживала, но сделать ничего не могла... – Она снова вздохнула: – Жаль, Блевина больше нет. Он был таким славным ребенком...

Джексон подумал, что «славные дети» подчас вырастают в отвратительных взрослых и поспешил произнести:

– Миссис Фостер, вы были ближайшей и самой верной подругой моей матери, насколько я помню.

Та кивнула.

– Да, именно так. Мы дружили с самого детства!

– В таком случае, вам, конечно, известны все ее тайны... даже самые сокровенные.

– Полагаю, что так... – неуверенно, не совсем понимая, куда клонит гость, подтвердила его собеседница.

– Миссис Фостер, мы нашли письмо моей матери, адресованное некой Манон. Может ли это быть так, что писала она его вам?

Женщина выглядела по-настоящему удивленной и явно заинтригованной.

– Полагаю, что так, молодой человек, – сказала она. – Ваша мать всегда звала меня этим именем в письмах, что-то вроде детского прозвища, нашей маленькой тайны. – И спросила: – Что за письмо вы нашли? Могу я увидеть его?

Джексон извлек из кармана томик стихов. Между страниц, наполненных лирическим содержанием, был заложен пожелтевший листок эпистолярного жанра: письмо, обнаруженное в шкатулке с письменными принадлежностями.

Еще только прочитав его в кабинете, где Кэтрин и остальные собрались после раскопок в катакомбах под домом, Джексон сразу предположил, что адресовано оно миссис Фостер, старой подруге его матери. Он помнил детским умом, как к матери приезжала какая-то леди, которая заставляла ее улыбаться и, уложив в корзинку еды, ехать на пикник к морю, где Гарри и Блевин носились босиком по песку, гоняя прожорливых чаек. Это были одни из лучших воспоминаний из его детства...

А письмо нуждалось в основательном разъяснении, и дать его могла только та, что знала, о чем идет речь.

– Вот, бумага совсем изветшала, будьте с ней осторожней. – И Джексон подал миссис Фостер пожелтевший от времени лист.

Та прикоснулась к нему, как к святыне, и, едва увидев первые строчки, выдохнула в волнении:

– Это точно почерк Августы. Столько лет уж прошло – и снова письмо от нее! Я могу его прочитать? – Посмотрела на Джексона.

– Именно потому мы и здесь, – ответил мужчина. – Мы хотели бы знать, о чем писала в нем моя мать. Только вы могли бы нам разъяснить его смысл...

Она молча кивнула и забегала глазами по строчкам. Джексон и сам прочитал его много раз кряду и почти наизусть помнил каждую строчку...

«Дорогая Манон, хочу рассказать тебе, что случилось со мной этим днем. Случилось такое, что... Поделиться могу только с тобой, и если не сделаю этого, у меня случится удар... Я и сейчас еще сама не своя, даже руки дрожат.

Манон, этим утром я видела Джервиса! Он явился к нам на порог, и это после всех этих лет... Я как раз занималась в саду, когда наш дворецкий доложил о прибывшем госте. Назваться тот якобы не пожелал, но говорить хотел только с хозяйкой. Со мной! К нам почти никто не приходит, а тут этот мужчина... Признаться, я оробела и, как оказалось, не зря. Джервис, препровожденный дворецким в гостиную, встретил меня у дивана... Он, кажется, не садился, – и сам был взволнован, как я потом поняла. Он назвал мое имя, и мы долго молчали... У меня отнялся язык от внезапности этой встречи, от удивления... и немного от радости снова видеть его. Ах, Манон, мне казалось, это глупое чувство давно миновало, но стоило только увидеть его... Не могу передать, как неистово билось мое сердце в груди! Как залило румянцем вспыхнувшие пламенем щеки... Как... Да ты и сама понимаешь: такая любовь, как у нас, не проходит бесследно. Зачем он только пришел? Зачем взбудоражил мое глупое сердце?

«Августа, я должен сказать тебе нечто важное», сказал он так просто, словно не было шести лет разлуки, словно мы виделись только вчера, и он пришел рассказать о погоде. У меня звенело в ушах, но я, кажется, шумно сглотнула и ответила, что мой муж может явиться в любую минуту, что он не должен был приходить и говорить нам, собственно, не о чем. Но Джервис настаивал: «Нам нужно поговорить. Я узнал нечто важное о ТОМ деле... Я хочу тебе рассказать, оправдаться...». Я сказала, что время прошло, что смерть Стаффорда более нас не касается, а в виновность его я не верила ни тогда, ни сейчас... «Отпусти, – велела ему, – и живи счастливо дальше». А он усмехнулся: «Счастливо без тебя? Думаешь, это возможно? Из-за Стаффордов я лишился всего в этой жизни: друзей, доброго имени, планов на будущее и самое главное, я лишился тебя». Манон, если только б ты знала, чего стоило мне не разрыдаться навзрыд! Вместо этого я попросила его уходить... Обещала встретиться вечером в роще, где мы смогли бы поговорить. Если бы Деррек увидел нас, понимаешь сама, хорошим это вряд ли б закончилось. А потому ему нужно было уйти...

Манон, я...»

На этом письмо обрывалось, и Джексон, мысленно тоже зачитывавший его, встретился с миссис Форестер взглядом. Та как раз опустила руки с письмом на колени...

– Я никогда не получала его, – сказала она, как бы оправдываясь, хотя это было вполне очевидно. Нельзя получить погребенное под землей в катакомбах под домом. – Боже мой!

Джексон молчал, давая женщине время прийти в себя, но Андервуд не стерпел.

– Мэм, прошу вас, скажите нам правду: этот Джервис, о котором говорится в письме, кто он? Не Джервис ли Андервуд, так его звали? – спросил и даже подался вперед.

Миссис Форестер прошептала вместо ответа:

– Вы его сын... Теперь я вижу фамильное сходство. – И кивнула: – Да, ваш отец и Августа любили друг друга. Скрывать это больше нет смысла, да и тогда не было... Ваш отец, – теперь она поглядела на Джексона, – знал, что женится на невесте другого. Что его выбрали лишь потому, что он первый попросил ее руку после разрыва помолвки с Андервудом, а родители очень страшились, что дочь совершит безумство вроде побега, вот и сбыли ее быстренько с рук. Августа была безутешна, они с Джекрвисом очень любили друг друга – по-настоящему, понимаете? – но обвинения Стаффорда... – Она замолчала, глядя на обоих мужчин. – Вы ведь знаете, о чем идет речь? – спросила чуть настороженно и вздохнула, когда мужчины кивнули. Синхронно. Как по сговоренному. – Те обвинения разлучили их... Репутация Андервудов была испорчена и породниться с ними – значило бы самим сделаться париями. Родители Августы не могли этого допустить...

Джексон спросил:

– Вы знали, об исчезновении Джервиса Андервуда?

– Об этом все говорили. Конечно, я знала, но... – Женщина вдруг умолкла, пораженная новой мыслью. – Это письмо... где вы нашли его? – спросила она.

И тогда Джексон рассказал ей о страшной находке, сделанной этим утром. И о письме, прикопанном там же, над костями Джервиса Андервуда...

Миссис Форестер помолчала, обдумывая услышанное, и сказала:

– Я так понимаю, письмо предваряло исчезновение вашего отца, – обратилась она к Андервуду. Тот молчал, и она поглядела на Джексона: – И как бы мне ни хотелось остаться бесстрастной в этой истории, но ваш отец, Гарри... он был непростым человеком. Очень властным, ревнивым и даже жестоким... Ваша мать никогда не была счастлива с ним. И боялась его. Если только он мог увидеть это письмо...