Багровый прилив (СИ) - Сапожников Борис Владимирович - Страница 19

— Доброго дня тебе, достопочтенный, — поклонился старейшине Ортл Ларразабал.

— И тебе, — без приязни ответил тот.

— Мы пришли к тебе, — продолжил Ларразабал, — потому, что без твоего ведома и без твоего слова ни один человек не проведёт нас через Ниинские горы.

— Власть моя не столь велика, — покачал седой головой старейшина, каждое движение его было медленным, словно наполнен жидкостью, которую он боялся расплескать, — и ты легко найдёшь тех, кто ходит через горы, не прислушиваясь к словам старших и мудрых.

— Эти люди ненадёжны, и мы не можем полагаться на них. Они пообещают провести нас, а сами могут перебить всех на ночной стоянке или завести в логово своих приятелей-разбойников.

— И будут глупцами, если ты говоришь от лица тех людей стали и пороха, что пьют в наших тавернах уже вторую неделю. Нет такой банды, что могла бы остановить вас.

— И куда мы пойдём после? — встрял в разговор Эшли. — Не зная гор, не зная троп. Да и нет у нас времени искать наглецов, что не желают слушать тебя, достопочтенный. Мы собрались здесь, и нам надо уйти из города до истечения этой недели.

— Торопливость никогда не приводила ни к чему хорошему, — изрёк тоном законоучителя старейшина, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Я не стану грозить тебе, достопочтенный, не стану говорить, что если солдаты задержатся в городе ещё, то крови не избежать. — Тут Эшли ничуть не кривил душой. Об этом сообщил ему Кастельянос перед уходом. Солдаты надоели саркам, и те уже точат по домам ножи, готовясь пустить кровь пришельцам при первом удобном случае. А уж за поводом дело не станет — в этом были уверены и Кастельянос, и сам Эшли. — Дай нам проводников через горы, и мы уйдём — о большем тебя никто не просит, достопочтенный.

Он давал возможность старику сохранить лицо — он просил его, а не приказывал, как мог бы. И по лицу древнего как горы сарка, в чьих жилах, быть может, текла не только человеческая кровь, Эшли видел, что тот оценил и скрытые угрозы, и протянутую руку.

— Я дам знать, когда приму решение, — наконец после затянувшийся паузы произнёс старейшина, — а теперь оставьте меня. Я хочу поглядеть на внуков — они моя последняя отрада.

Ортл Ларразабал низко поклонился ему, прежде чем выйти из комнаты. Эшли же ограничился вежливым кивком. Не теряя времени, они покинули дом старейшины и направились к постоялому двору, где для них загодя заняты места. Конечно, о собственной комнате на постоялом дворе Эшли мог только мечтать, но после долгой дороги и ночёвок в почтовых трактирах городские удобства, даже самые скромные, были для него отрадой.

— Не стоило так с ним говорить, — покачал головой Ларразабал, пока они шагали по грязным улицам. — Он не привык к такому тону и угрозам, которые не особо скрывают.

— Не было никаких угроз — я лишь описал ему последствия слишком долгого пребывания в городе праздных солдат. И я не приказывал ему, я просил его дать нам верных людей, которые проведут нас через горы.

— Никто и никогда не разговаривал так с нашими старейшинами. Лишь из-за одного твоего тона он может отказать.

С первым утверждением Эшли мог бы поспорить — ведь он сам был свидетелем обратного. Он присутствовал в родовом замке герцога Бардорбы, куда рисколомы доставили всех старейшин сарков. Старики сидели на полу, подобрав под себя ноги, и молча слушали открытые угрозы. Дородный, одышливый, с обманчиво мягким лицом герцог Бардорба напоминал доброго отца, из которого вьют верёвки жена и повзрослевшие дети. Быть может, со своей семьёй он и был мягок, а вот старейшины сарков ощутили на себе его железную волю. Бардорба говорил тихо, заставляя прислушиваться к себе, он объявлял требования и вскользь упоминал о последствиях неповиновения. О горящих деревнях, вырезанных под корень городах, деревьях висельников и прочих излюбленных методах усмирения непокорных, которые практиковали рыцари Веры, прозванные Кровавыми клинками.

— Не откажет, — уверенно заявил Эшли. — Вряд ли ему хочется, чтобы мы и дальше торчали в его городе. Даже без кровопролитья с пьяными солдатами слишком много проблем. Хотя бы потому, что стража смотрит в основном за ними, чем пользуется местное ворьё.

И в самом деле, на следующее утро к ним на постоялый двор пришли несколько сарков, одетых в дорожное платье. Они несли с собой крепкие посохи, а на поясах их висели не то длинные ножи, не то короткие мечи. Одежда их была хотя и не новой, но добротной и крепкой, лица они брили и волосы стригли коротко, отчего создавали впечатление вполне опрятных людей, с какими стоит иметь дело. Вот только всё рушилось, если посмотреть им в глаза — тяжёлые взгляды горцев говорили куда больше, нежели их одежда и внешний вид. Это были глаза людей, не чурающихся насилия и убийства, если надо. Тех, кто готов без раздумий пустить в дело посох или нож, чтобы изничтожить врага, и неважно, кто это: дикая собака, каких немало живёт близ дорог, питаясь объедками с постоялых дворов и телами разрезанных бандитами путников, или сами бандиты. Именно такие люди и нужны были Эшли, чтобы провести отряд через Ниинские горы в Виисту, минуя запирающие перевалы крепости.

— Ортл Ларразабал, — заявил предводитель сарков, — ты звал родичей на помощь — и мы пришли.

Он шагнул к Ларразабалу и заключил того в медвежьи объятья. У человека с не столь крепким костяком, наверное, сейчас бы все кости затрещали, но Ларразабал ответил предводителю сарков столь же могучими объятьями и даже треснул разок по спине ладонью. Эшли знал этот незатейливый ритуал горцев, с его помощью сарки определяли, достоин ли человек доверия или нет. Слабаки в горах не выживают, а потому и доверия им нет.

Ларразабал представил Эшли своему якобы родичу, и тот протянул рисколому руку, назвавшись Анэйа Алькорта. Рукопожатие у него было под стать объятьям и кому другому могло бы стоить нескольких сломанных костей в кисти. Однако Эшли в ответ жал столь же крепко, что вызвало уважение у горца.

— Ты прочный для жителя низин, человек меча, — заявил Анэйа Алькорта, отпустив руку Эшли. Рисколом успел почувствовать, что сарк ощупал его ладонь и обнаружил на ней характерные мозоли от рукоятки шпаги. — Если другие под стать тебе, у нас не будет проблем в пути.

Ещё до полудня солдаты, которым было запрещено в тот день прикасаться к вину, покинули таверны, а после и Вега-де-Валькарсе. Длинная колонна пеших гидальго шагала по непросохшей после ночного дождя дорожной грязи. Сарки шли впереди, ведя с собой упитанных мулов, нагруженных припасами и всем необходимым для лагеря. Кое-что привычные к такому гидальго тащили с собой. Они разбились на небольшие компании, возглавляемые бывшими сержантами, которые командовали ими с тех пор, как солдаты сидели в тавернах, пропивая аванс.

Дни сменяли дни, холодные ночи не становились теплее, хотя лето и было близко. Отряд гидальго стойко шагал к Ниинским горам. Они занимали постоялые дворы, расстилая походные одеяла в общей зале и платя вскладчину, чтобы всю ночь жарко горел камин. Но чем ближе к предгорьям, тем реже попадались такие постоялые дворы, и даже таверны, представляющие собой не более чем жалкие хижины, состоящие, казалось, из одних щелей, куда задувал ветер, и откуда капала в сырую погоду вода, встречались всё реже. Всё чаще гидальго ночевали на земле, завернувшись в плащи, и дежуря у общих костров, чтобы иметь хоть какое-то тепло. Начались болезни, но все были людьми опытными и легко справлялись с ними при помощи подогретого вина.

Каменистая почва предгорий и самих горных троп была холодна, её не согревало солнце днём, и ночью гидальго жались к кострам, стремясь урвать хотя бы жалкие крохи тепла, даруемые огнём. Болеть стали чаще, без особой приязни поглядывая на проводников, которым всё нипочём. Сарки же втихую посмеивались над жителями низин, которые в тёплой одежде и, укутавшись в плащи, умудряются замёрзнуть — да ещё и почти летом.

На третий день дороги через горы, когда отряд укладывался на очередную ночёвку, к костру, у которого сидели Эшли, Ларразабал и Кастельянос, подошёл предводитель сарков.