Маски сбежавшей невесты (СИ) - Волжская Анастасия - Страница 38

На правой руке на месте магической татуировки красовался бурый отпечаток ладони.

Нить оборвалась.

Магия исчезла.

«Сейчас».

Я сорвала с головы маску служанки и, размахнувшись, швырнула в бурлящую пену. А потом, шатаясь от шока, боли и магического истощения, спряталась за скальным уступом, невидимым с другой стороны реки. Прижала к груди поврежденную руку, зажала в зубах кончик косы, чтобы не сорваться и не выдать себя хриплыми стонами — и стала ждать.

— Сюда, сюда! — раздалось совсем близко. — Кажется, я что-то слышал!

Первыми на плато вырвались собаки. Залаяли, чувствуя мой запах, но сунуться в воду не решились. Неудивительно — животные всегда были умнее людей.

— Скорее!

Топот ног, голоса. Мне показалось, преследователей было не меньше десятка — и, на мое счастье, все оказались на противоположной стороне.

— Где девчонка?

— Она точно была здесь. Артефакт его сиятельства не мог ошибиться. Но магия пропала…

— И что, по-твоему, это значит?

— Да мне-то откуда знать? Я что, ученый?

— Смотрите, смотрите!

Голоса затихли. Молчание затянулось на добрую минуту — слышно было лишь лай собак, грохот водопада да беспокойные крики чаек. Пятки висели над пустотой, внизу бушевали темные волны залива. Я вжалась в скалу, молясь всем богам, чтобы преследователи ушли, пока у меня еще были силы держаться.

— Маска! — наконец донеслось снаружи. — Глядите, вон, на воде плавает. Прыгнула она, девчонка-то. Тюрьмы испугалась — и вот.

Я с облегчением выдохнула.

Кажется, получилось.

— Проклятье, — выругался кто-то. — Его сиятельство велел привести девчонку живой. Украла вроде что-то — не знаю.

— Да что теперь говорить. Если что и было при ней, так теперь только на корм рыбам. Ну или само всплывет… через неделю-другую.

— Вот милорду герцогу и объясняй, — огрызнулся первый. — Всплывет, мол. Обязуюсь дождаться. Засохну — не хороните.

— Да ни за что! Я мертвых девок… того… боюсь.

— А живых, значит, не боишься? — хохотнул третий страж. — Ну-ну, ври да не завирайся. Живые такому рохле, как ты, и промеж ног могут дать. А мертвые посговорчивее. Бери куда хочешь, сопротивляться не станет.

— Богов побойся, Берни! Говорить такое…

— А что?

— Заткнитесь! — рявкнул на разошедшихся напарников первый. — Вернемся, доложим, как было. Артефакт подтвердит. А там пусть его сиятельство решает, что делать дальше. Вперед, блохастые! — раздался обиженный визг, лай прекратился. Похоже, страж выместил раздражение на ни в чем не повинных гончих. — И так полночи пробегали. Спать хочется, сил нет.

Я дождалась, пока чайки вернулись в гнезда и не осталось ничего, кроме шума ветра и грохота водопада. И лишь тогда, окрыленная нежданной удачей, рискнула шагнуть из укрытия.

Зря.

Ноги, затекшие от напряженного балансирования на самом краю скального уступа, подкосились. Я нелепо всплеснула руками, но пальцы схватили лишь пустоту. Перед глазами мелькнуло опустевшее плато и темная кромка леса, сменившиеся бескрайней серостью предрассветного неба.

Кристалла на груди вспыхнул серебром — воздушная магия вырвалась на волю, обнимая тело. Но этого оказалось слишком мало, чтобы удержать меня на краю скалы.

Слишком тяжелая, слишком неопытная, слишком уставшая.

Нога соскользнула с уступа, выбив носком туфли каменную крошку. И…

Вниз.

Страшно не было — на чувства не осталось сил.

Только обреченное смирение и ветер в ушах.

Я закрыла глаза.

Удар.

Ш-шур-рх.

Жгучая соленая вода хлынула через нос и рот в пересохшее горло.

И это вернуло меня к жизни.

Вынырнув из забытья, я закашлялась, отплевываясь от заполнившей рот едкой горечи. Перевернулась на живот — и почувствовала под ладонями и коленями мелкий песок. Берег был совсем близко.

Небо, ещё недавно затянутое предрассветной мглой, полыхало огнями заката. Похоже, море целый день мотало меня по мутным скалистым бухтам, чтобы, наигравшись, выбросить на заброшенном песчаном пляже. Я должна была погибнуть — умереть, разбившись о скалы, захлебнуться, насмерть замерзнуть в холодной воде. Но почему-то не разбилась, не утонула и не замерзла.

Хотя с последним… можно было поспорить.

Но главное, я все ещё была жива.

Я дернулась, терзая измученное неподвижностью тело. Наконец одеревеневшие мышцы поддались — и вместе с движением пришла боль. Спина ныла, голова раскалывалась, запястье распухло и горело. Я застонала, но вместо звука вышел какой-то надсадный хрип.

И все равно я упрямо поползла дальше, стиснув стучавшие от холода зубы.

Дальше, выше.

Пляж — тонкая полоска берега, огражденная скальными уступами — не был пуст. Первым, что я увидела, поднявшись на ноги, оказалась полузасыпанная песком накренившаяся лодка. И что-то потянуло туда — то ли чутье, то ли надежда, то ли едва слышный призрачный зов. Пусть я не умела грести и ходить под парусом — все равно.

Прочь, прочь, прочь отсюда. А потом…

Лорд Хенсли. Лорри. Спасение.

Не помня себя от радости, я бросилась к лодке, но, приблизившись, с разочарованием обнаружила, что днище раздроблено в щепки. На палубе, больше похожей на гору досок, валялось бесполезное весло. Парус, вырванный вместе с мачтой, украшал ближайший скальный выступ, точно снежная шапка. А в прибое спиной вверх покачивался… покачивался…

Меня вывернуло на песок водой и желчью. Я сжала губы в надежде сдержать новый спазм, но не вышло. И забыть увиденное тоже… не получалось. Даже сквозь зажмуренные веки я видела жуткое вздувшееся тело мужчины с серой, как рыбья чешуя, кожей. И запах, совсем не похожий на запах моря…

Я вновь согнулась пополам, сплевывая горькую слюну.

Нужно было уходить. Бежать прочь от утопленника и разбитого судна. Но что-то держало, мешало отвернуться. Тянуло, почти против воли — ближе, ближе…

Волна, коснувшись носка грязной туфли, послушно отхлынула прочь, открывая взгляду то, что до этого пряталось между скал.

Белое платье, идеально сидящее по фигуре.

Волосы… я так любила расчесывать их, выплетая подсмотренные у городских модниц красивые прически. А теперь косы расплелись, окутав тело каштановым облаком…

Пряди качнулись, открывая лицо.

Нетронутое тленом, будто замершее в прозрачной глыбе льда. Тихое. Неподвижное.

Мертвое.

Мэрион, моя Мэрион.

Мертвая.

Мертвая.

Бум.

Мертвая.

Бум-бум.

Мертвая.

Бум-бум-бум.

Мое сердце билось все чаще и чаще, будто вдруг решило, что может делать это за двоих. Как будто верило, что могло вдохнуть жизнь в холодное тело Мэрион, которое вода, родная стихия сестры, словно нарочно сохранила нетронутым в ожидании моего прихода.

Нет.

Нет.

Разумом я понимала — все кончено, кончено, кончено — но сердце упрямо отказывалось верить. Οно, казалось, стремилось вырваться из груди и растопить лед, сковавший юное прекрасное тело. Зажечь румянец на бескровных щеках, заставить глаза распахнуться и засиять глубокой, насыщенной синевой, а губы — растянуться в привычной саркастичной улыбке. Вернуть мне сестру. Воссоединить нас.

Но прозрачная холодная гладь воды разделила нас окончательно и бесповоротно. Лицо Мэрион, неподвижное и застывшее, стало восковой маской.

Последней маской сбежавшей невесты.

Неправильной, лживой и фальшивой — как и все на этом проклятом богами Дворцовом острове.

Нет.

Нет.

Нет.

В это мгновение мир перед глазами перестал быть цельным. Все раскололось на разрозненные фрагменты. Белая морская пена. Белые кружева на дорогом платье, не тронутые песком и морем. Белая кожа, будто навсегда застывшая под тонкой коркой льда. Белый, мертвый камень силы с трещиной посередине.

Я не могла заставить себя сделать шаг, приблизиться, протянуть к сестре дрожащую руку. Проникнуть сквозь толщу воды и дотронуться до холодной шеи, окончательно и бесповоротно признавая — все кончено.