Тридцать дней до развода (СИ) - Хаан Ашира - Страница 39

Эти игры для других людей, не для меня.

Для адреналиновых наркоманов, которые работают адвокатами по уголовным делам или реаниматологами, например. Когда каждую секунду держишь весь мир на кончиках пальцев и один вдох может качнуть реальность в сторону успеха или поражения.

А во время отпуска прыгают с вертолета прямо на сноуборде, чтобы прокатиться по недоступному склону.

Меня опасность быть пойманными нисколько не возбуждает.

Разве что…

Мы перестали с Дашей обедать вместе, довольствуясь нашими уютными вечерами, и сразу как-то стало скучно ходить в ресторан одному. Куда интереснее было запарковаться недалеко от ее офиса, а потом проследить, куда она пойдет.

Не потому, что я ей не доверял — после того, как она целый вечер пересказывала в лицах свое свидание с Витькой, закатывая глаза и остро комментируя всю ту чушь, что он нес, я перестал сомневаться окончательно. К другим мужчинам я и не думал ревновать.

А потому, что так забавно дождаться, пока она примерит солнечные очки с розовыми бликами у киоска и написать сообщение: «Тебе идет, бери!» И смеяться, пока она вертит головой, разыскивая меня.

Так волнующе последовать за ней в торговый центр, прошпионить до бутика женского белья и, проскользнув за спиной бдительной продавщицы, нырнуть в кабинку для переодевания. И попасть в плен теплых объятий тонких рук и сладких губ:

— Я тебя почувствовала, коварный извращенец! — шепчет мне на ухо, пока я глажу пальцами тонкое кружево цвета топленого молока на персиковой коже.

— Да прям? Может быть, ты кого-то другого тут ждала? — щурюсь и изгибаю бровь.

— Ах так! — возмущается она и скрещивает руки на груди, отчего та становится выше и пышнее, и у меня начинают течь слюни, как у волка из мультика. — Тогда…

Но она не успевает сказать что-нибудь жестокое, я закрываю ей рот поцелуем, а потом — не только поцелуем.

Хорошо, что продавцы тут привычны и не к такому.

Так остро и горячо поймать ее на лестнице офисного центра, по которой она начинает спускаться, не дождавшись лифта и заволочь на закрытый обычно технический балкон. И там, на высоте, где апрельский ветер наших неизбежных перемен треплет ее волосы, затискать, заласкать, занежить до такой безумной одури, что мелодию мобильника в ее сумочке мы слышим далеко не сразу. Начальство интересуется, куда же пропала Дарья Денисовна, что за серьезные вопросы задержали ее аж на полтора часа.

И мы едва доживаем до конца рабочего дня, но уже не можем терпеть до дома, и я впервые в жизни занимаюсь любовью в машине — не так и плохо, кстати, не так и плохо… Хотя, наверное, тут важно — с кем.

Все шло слишком хорошо, а что чуйка вопила про подставу — так я никогда ее не слушал. Все решения я принимал только исходя из твердых фактов. Было — не было, вот виновные. Никакой этой вашей интуиции, предчувствиями по кредитам не заплатишь.

Проволочки и задержки в нашем бизнесе возникали регулярно — это часть работы, люди не роботы, хорошие поставщики любят поломаться как дебютантка на королевском балу, через границы заказы могут вообще месяцами ползти… Но в этот раз чувствовалось что-то нехорошее в упрямом нежелании посредника отдавать давно заказанные материалы.

Не было у него никаких объективных причин тормозить дела. И когда он по кругу требовал документы и счета, и когда отказывался беседовать с моими сотрудниками, и когда потребовал только личного моего присутствия, чтобы разобраться в проблеме.

Немедленного. Иначе весь груз возьмет в заложники и лучше утопит в реке все эти ящики с арматурой, чем передаст по честным, тысячу раз перепроверенным накладным нам.

Пока шли переговоры — серьезные, как будто мы Брексит обсуждали или образование Евросоюза, как минимум, — я ничего не говорил Даше. Незачем ее волновать. Еще оставалась надежда выкрутиться, а нет — так перенести встречу на несколько дней позже, чтобы я успел получить свое свидетельство о разводе, подать заявление на заключение брака и переселить свою невесту в ее будущий дом.

Но не сложилось.

— Даш, мне надо уехать.

С этих слов пришлось начать наше свидание за три дня до часа Х.

И сразу в теплых карих глазах плеснуло страхом. Таким застарелым и беспомощным, что я, не думая, шагнул к ней и заключил в объятия. Мы встретились недалеко от офиса, на полпути к квартире, улица была полупустая, но даже если бы мы стояли у фонтана на главной площади, я не смог бы ее не обнять сейчас.

— Тише, моя хорошая, тише… — я погладил ее по волосам, поцеловал в светлую макушку. — Ты чего. Это всего лишь командировка.

— Разве я что-то сказала?.. — попыталась храбриться она, но тонкие пальцы подрагивали, цепляясь за мою футболку. — Надо — значит, надо.

— Я вернусь быстрее, чем ты успеешь соскучиться, — пообещал я.

— Я уже соскучилась… — прошептала Даша, становясь на цыпочки и обнимая меня за шею так крепко, что на мгновение даже перехватило дыхание.

— Ну… значит, успеешь. Но я привезу тебе гостинцев всяких, сувениров, — я улыбался изо всех сил и говорил какую-то хрень. Гостинцы? Сувениры? Кусочек прокатной арматуры, да?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Придумаю что-нибудь.

— Пожалуйста… — она ничего не добавляла, только целовала и целовала меня солеными губами. — Пожалуйста…

Я придирчиво всмотрелся в ее лицо, но глаза были сухими — она не плакала. Но все равно чувствовалась соль на языке.

— В самом худшем случае я все брошу и вернусь в день развода. Обещаю. Ты ведь мне веришь?

— Верю… — и на этот раз в ее объятиях было куда меньше отчаяния.

— Вот и все. — Чмокнул ее в кончик носа и сел в машину. — Все, я помчался, Даш. Раньше сядешь — раньше выйдешь. Может быть, к завтрашнему дню обернусь, если все будет в порядке.

Но это было неправдой. Даже в самом лучшем раскладе я не успевал. И она покачала головой, показывая, что услышала мою ложь.

Снова поднялась на цыпочки — и я поцеловал ее напоследок как положено: долго, жарко, забыв о времени, так, чтобы огня этого поцелуя нам хватило на время разлуки.

Уже поворачивая за угол, я кинул последний взгляд назад и увидел, как Даша оборачивается, как будто ее кто-то окликнул.

Так она и запечатлелась в моем сердце — тоненькая, светлая, с широко распахнутыми глазами.

— Дарья!

Окрик не дал мне последний раз встретиться глазами с Богданом. Я обернулась — на углу стоял Виктор, и на лице его блуждала нехорошая, мрачная улыбка.

— Привет! — Я попыталась незаметно вытереть слезы и принять самый невинный вид.

Вдруг он не успел нас увидеть?

— Очень трогательная сцена прощания, я чуть не прослезился. — Он отлип от стены дома и подошел поближе.

Успел.

Я промолчала, не зная, что ему на это ответить.

— Теперь понятно, почему ты перестала отвечать на мои сообщения. Узнала о разводе Богдана, и твоя подружка напела, что он более выгодный вариант?

— Нет!

Я дернула плечом раньше, чем его пальцы успели коснуться кожи.

Ядовитая улыбка стерлась с жесткого лица, как будто кто-то по нему провел ластиком.

Виктор был похож на Богдана, только когда пытался изображать из себя славного малого, душу компании. Сейчас, когда нужды в этом не было, ничто в нем не напоминало младшего брата.

— Знаешь, как больно снова быть отвергнутым женщиной, которой спустя много лет одиночества доверил свое сердце, — и вновь из-за моего брата?

— В смысле — доверил свое сердце? Мы всего один раз поужинали! — возмутилась я.

— Неужели ты не заметила, что понравилась мне по-настоящему?

Трагический излом бровей добавил его словам дополнительного пафоса, но я никак не могла понять: он всерьез несет эту чушь про сердце или тонко издевается, играет, как кошка с мышью, ждет, пока я начну умолять его никому не говорить про нас с Богданом.